Ты для меня?
Ой, что тут началось!
Давыдов-старший, пребывая уже на взводе, завелся с пол-оборота, совершенно не приемля подобного ответа. Всячески отвергая. Лера и не подозревала о его столь бурном темпераменте. Теперь же собственными глазами лицезрела, чей характер унаследовал Герман. Во всей красе. Господи, как же он… орал! Ему бы взводом командовать. Серьезно. Трехэтажные матерные обороты в адрес твердолобого сына так и фонтанировали из него нескончаемым потоком. К слову, и сынок в долгу не оставался – порой так отца затыкал, что Маргарита Алексеевна в ужасе за сердце хваталась, досадливо сетуя на собственные упущения в воспитании ребенка. Сама же Лера пребывала в некой прострации, мечтая лишь об одном – плотнее прикрыть уши. Риск оглохнуть был вполне реальным.
Мозг работал заторможенно, словно в коматозе. Поэтому, и только поэтому, смысл сказанных Германом слов дошел до нее не сразу. А как осознала, едва не захлебнулась от острейшей обиды. И стыда.
Валерия чувствовала себя использованной. Обманутой. И до ужаса грязной.
Умыться захотелось. Хорошенько. С мылом!
Конечно, Америку он ей своим признанием не открыл. Давыдов и ранее намекал, что семья не входит в его ближайшие жизненные планы. Практически открытым текстом говорил. Но не при родителях же озвучивать свою позицию, выставляя ее в том еще веселеньком свете! Мог бы и соврать ради приличия, отмахнувшись чем-то абстрактным. Чем-то вроде – пока не планируем. Хотим друг друга лучше узнать. Торопиться некуда.
Ну что за придурок?
Его «НЕ МОГУ» прозвучало подобно приговору, не подлежащему обжалованию. Безжалостно полоснуло по оголенным нервам.
Не щадя. Не жалея.
Дыхание перехватило внезапно, да перед глазами поплыло.
Вопреки здравому смыслу и жалким попыткам самоконтроля, расслабиться и взять себя в руки не получалось. Веки нещадно жгло от подступивших слез, а сердце боязливо трепыхалось в груди, точно опасаясь очередной порции боли. Лера едва сдерживалась, пребывая на грани.
Самой настоящей грани между раем и адом. Куда шагнуть?
Где станет легче? Почему? Почему такое чувство, словно ее только что переехал грузовик, разом превратив в пыль каждую косточку?
Спокойно! Дыши. Вот так. Глубже. Да твою ж…
Не действовало. В данный конкретный момент ни черта не помогало, хоть и старательно втягивала воздух, надрывая легкие. Сжала ладони в кулаки, всеми фибрами души мечтая заехать Герману в челюсть. Или наоборот… в очередной раз наплевав на собственную гордость, крепко прижаться к широкой мужской груди. Делая вид, будто ничего не произошло, найти успокоение в звуке мощных ударов за его ребрами. От противоречий и множества вариантов, роившихся в подкорке, голова шла кругом.
Разумеется, приличная девушка после подобного… кхм, пренебрежения – закатила бы небывалую истерику, отвергая нерадивого ухажера.
Лера же таковой не являлась. Безумной. Одержимой. Влюбленной. Зависимой. Кем угодно, только не приличной!
Так что все права на грандиозный скандал вроде как аннулированы! Мужчины и без нее справлялись. Зато появилась возможность выдохнуть и хорошенько все взвесить. Данное решение показалось куда более разумным, нежели демонстративное хлопанье дверьми. Вновь и вновь прокручивая в памяти брошенную Германом фразу, отыскала в ней двойной смысл. Скрытый. Вопрос напрашивался сам по себе: не могу – значит, ХОЧУ… но есть препятствия? Или его «не могу» – конкретное НЕ ХОЧУ?
Этот момент показался девушке очень важным. До чертиков влюбленное в Давыдова сердце неоспоримо голосовало за первый вариант, игнорируя все тревожные звоночки. Определенно что-то сдерживало его! И никак иначе.
Ведь уже не в первый раз мужчина пытался поведать ей о чем-то.
Только вот… о чем?
«Расслабься, — сквозь легкий морок сознания прорывался внутренний голос. — Если бы действительно не хотел совместного будущего, стал бы при родителях признаваться в… любви?»
Только сейчас Лера в полной мере и осознала произошедшее.
Шок! Самый настоящий. С разинутым ртом и выпученными глазами.
К такому повороту жизнь ее не готовила. Нечто подобное девушка могла представить… разве что в лихорадочном бреду. Ноги стали ватными в ту же секунду. Предотвращая собственное падение, мертвой хваткой вцепилась в ближайшего к ней человека. Им оказался Станислав Юрьевич.
— Он… он сказал, что любит меня? — не совсем здоровым, скорее одичалым взглядом таращилась на мужчину, непрестанно дергая его за рукав пиджака. — Серьезно, он так сказал? Вы это… тоже слышали? Или только… я?
Мужчина замер на мгновение, наверняка оценивая степень ее адекватности. А после осторожно заметил:
— Я тебе больше скажу, ЭТО признание наверняка и соседи слышали!
Откуда в ней силы взялись, одному Богу известно, да только Станислава Юрьевича со своего пути Лера фактически смела. И тут же попала в плен потемневших до состояния бездонных дыр глаз Германа. Действуя точно под гипнозом, медленно приблизилась вплотную к объекту своей грешной страсти. Своей погибели. Удерживая взгляд, нежно приложила ладонь к его щеке, уплывая уже от того, как Давыдов зажмурился. Как тяжело задышал. Словно смаковал момент, пытаясь насладиться обычным касанием.
— Правда, — поинтересовалась вполголоса, — правда… любишь?
Ответом был поцелуй. Столь нежный, что душу наизнанку выворачивало и на слезу прошибало. Слишком пронзительно. Слишком.
«Не так! Что-то не так!»
Нутром неладное чувствовала. Инстинкты бунтовали и ревели.
Он… будто прощался с ней. В горле стало горько от подступившей желчи.
«Нет! Пожалуйста… нет!»
Отстранившись, Давыдов наклонился прямо к ее уху и прошептал:
— Всегда, мелкая! Всегда!
Что бы он ни имел в виду, ей это совершенно не нравилось. Совершенно!
