Ты для меня?
Некогда уютная гостиная в данный момент казалась ей колонией строгого режима. Карцером, из которого не сбежать. Не выбраться. Гробовая тишина лишь усиливала внутреннее напряжение. Как и монотонное тиканье настенных часов. Никто из присутствующих не решался заговорить. Нарушить мнимую идиллию. Станислав, вероятно, подготавливая нужную речь, нетерпеливо мерил шагами пространство комнаты. Маргарита отсчитывала должное количество капель пустырника, добавляя их в стакан с водой. Герман докуривал вторую сигарету подряд. Все так же молча.
А Лера…
Просто вжалась в спинку дивана, мечтая стать невидимой.
Прозрачной. Невесомой.
Не в силах выдержать серьезные взгляды старшего поколения Давыдовых, угрюмо склонила голову и с особым усердием принялась изучать собственные ногти, отмечая, какими синюшными стали заледеневшие пальцы. Ее вновь лихорадило. Но это мелочи. Грядущий разговор страшил куда сильнее. Сейчас хотелось лишь одного – провалиться сквозь землю.
И как можно глубже. Чтобы не нашли.
— Лера, тебе нехорошо, дочка? — Станислав Юрьевич почему-то решил сосредоточить внимание именно на ее скромнейшей персоне, заставляя напряженно замереть. Затаить дыхание. — Ты очень бледная!
— Его это еще и удивляет! — возмущенно, с долей иронии в голосе, воскликнула Маргарита Алексеевна. — Да бедная девочка на грани обморока из-за твоей беспардонной выходки!
— Нет-нет, — отозвалась Лера, заламывая пальцы, — я в порядке.
— Вот видишь, Рита, на грани обморока у нас находишься только ты! — осадил жену Давыдов. — Пей скорее свои капельки!
— Выпью, не переживай! — огрызнулась она на супруга, крупными глотками осушая спасительную жидкость.
Хранивший до этого момента молчание Герман затушил сигарету и небрежно швырнул окурок в пепельницу. После же потянулся к ней.
Мягко обхватив пальцами подбородок, приподнял лицо.
— Отец прав, — констатировал факт, продолжая пытливо разглядывать девушку, — ты бледнее больничной простыни. Давай-ка успокаивайся!
— Но…
— Посмотри на меня! Все хорошо! — прервал строго. — Ну, увидели нас! И что с того? Небеса разверзлись?
«Началось! Мамочки, началось!»
— По-твоему, все нормально? — не выдержав, взорвался Станислав Юрьевич. — То есть в нашей семье вести себя подобным образом – обычное дело? А ты не охренел ли, часом, сын мой?!
Герман в долгу не остался.
От его тона мороз расползся по коже, жаля острыми иголками:
— По-моему, тебе стоит меньше шарахаться по чужим спальням!
— А тебе стоило держать свой агрегат в штанах! Подальше от нее!
Давыдов стиснул челюсти столь сильно, что зубами скрипнул.
А Станислав Юрьевич все продолжал:
— Что такое, сынок? Не сдержался? Да и как тут сдержаться-то? Запретный плод, он ведь, сука, до одури сладок! Да? Да?!
— Да! — гаркнул уже Герман. — Не сомневайся, от ее сладости у меня рассудок мутнеет!
— Я и не сомневаюсь! Своими глазами, конечно, не видел, но доложили мне все в мельчайших подробностях! И о сцене на пешеходном переходе наслышан, и о драке! Где были твои мозги?
— Отец…
— Молчать! — яростно взревел Станислав Юрьевич. — Из-за ваших концертов нас едва не сняли с тендера! Даже не представляете, сколько мне пришлось приложить усилий, чтобы уладить это недоразумение!
— Простите, дядя Стас! — пропищала Спирина, заикаясь. Осознала вдруг всю мощь и глубину последствий. Он имел право злиться. Ой имел! — Все это чудовищная случайность. Не специально же мы. Мне очень… жаль!
Глава семейства шумно выдохнул, очевидно, пытаясь взять себя в руки:
— А мне тебя жаль, глупышка!
Сердце пропустило удар:
— В… каком смысле?
— Да в прямом. Наша маленькая, доверчивая дурочка. Знаю я все! Алина поведала мне интересную историю об их с Германом многолетнем романе и его неизменных условиях к представительницам противоположного пола! Удобно, ничего не скажешь. Потребительское отношение к женщинам – это… крайне удобно! С ним все более-менее ясно. Но ты… как ТЫ могла согласиться на столь унизительную связь? А гордость как же, милая? Как мне прикажешь, зная все это, смотреть в глаза твоему отцу? Своему другу!
Ей словно деревянный кол под ребра вогнали. Громко всхлипнула, не успев зажать рот ладонью. Горло стянуло болезненным спазмом.
— Мне легче поверить в то, что он принудил тебя, дочка! — продолжал Давыдов-старший. — Нежели, что ты согласилась… по собственной воле!
Герман вскочил на ноги и, извергая проклятия, заметался по комнате, точно разъяренный тигр, запертый в клетке.
— Алина, значит? Вот ведь… неблагодарная сука! Завтра же уволю!
— Да что ты? — встал в позу Станислав Юрьевич. — В обход моего приказа?
— У меня есть все полномочия! Покровская – сотрудник моего отдела!
— Уже нет. С сегодняшнего дня Аля работает под руководством Антипова.
Давыдов, тяжело дыша, остановился в шаге от отца.
Фактически вторгся в его личное пространство:
— Браво, отец! Все предусмотрел?
— Как знать? — прозвучало многообещающе. С явным превосходством.
Леру затрясло с новой силой. Со стороны все выглядело так, будто сейчас эти двое схлестнутся в жестокой драке. Словно невидимая сила подбросила девушку на ноги. Быстро, очень быстро она подлетела к мужчинам и протиснулась между ними.
— Пожалуйста, Герман…
Тишина. Ноль реакции. Лишь друг друга взглядами пожирают, совершенно ничего не замечая. Вскоре подключилась и Маргарита Алексеевна.
Видимо, тоже почувствовала, что атмосфера накалена до предела.
— Сынок! — позвала она ласково. — Стас, хватит! Вы пугаете ее!
Очень четко понимая, что сейчас проще достучаться до Станислава Юрьевича, Валерия схватила его за руки:
— Не слушайте Алину, пожалуйста! — зашептала вкрадчиво. — Она лжет. У нас все… иначе! Это раньше у Германа не было обязательств перед женщинами. А со мной… мне ваш сын… верен!
