Ты для меня?
Внутренности точно ошпарило крутым кипятком, заставляя содрогнуться всем телом. Голос, поза, да все в нем свидетельствовало только об одном – о готовности растерзать противника голыми руками.
Невзирая на последствия. Действуя исключительно на инстинктах.
За нее… О боги! За нее!
Могла ли она мечтать, что однажды Давыдов встанет на ее защиту?
Заслонит своей широченной спиной? Да ни в жизни!
Даже мысли не допускала. Мамочки!
Шальная радость длилась не дольше секунды. А потом сознание накрыла суровая реальность, вспарывая своими острыми шипами ее любимые розовые очки. Шокируя. Отрезвляя.
Лера нервно увлажнила пересохшие губы, проведя по ним кончиком языка. Стараясь найти выход из сложившейся ситуации, заставляла шестеренки в своей голове работать все быстрее. На износ. Лишь бы только…
Нельзя допускать подобного сценария. Ни в коем случае!
К черту поруганную честь! К черту исковерканное прошлое. К черту желанную месть! На кону стояло слишком многое. Даже с ее гипертрофированным чувством справедливости порой приходилось заткнуть собственную гордость увесистым кляпом, отправив куда подальше. Единичные случаи, но они имели место быть.
— Синяки? — ответила за Марка Георгиевича. Прощебетала беззаботно и легкомысленно. По крайней мере очень старалась, чтобы все выглядело именно так. Режим полной дуры в действии. Ей было чем гордиться! — Какие синяки? Ты о чем, Герман?
Удивленно уставилась на покрасневший от костедробящей хватки Кожаева локоть. Вот ведь… ублюдок!
— Ух ты! Где же я так? — продемонстрировала мужчине конечность. — Вспомнила. Случайно ударилась о дверцу автомобиля, когда выходила из такси. Обычное покраснение. Завтра не останется и следа.
Черта лысого! Завтра ожидается огромный кровоподтек на полруки!
Вышеупомянутый «господин» вновь сжал ее. Да так, что ребра затрещали. Едва от боли не взвыла, выплевывая воздух.
— А кровь, — продолжила гораздо тише от невозможности сделать полноценный вздох, — так это… ногти отросли больше, чем обычно. Я забыла – сжала кулаки, и… и вот! Расцарапала.
Складывалось впечатление, что Герман вообще ее не слышал. Совершенно. Он по-прежнему полосовал взглядом Марка. Мысленно кромсал по кусочкам, вырывая руки и отрубая пальцы. Изучал.
Внимательно сканировал, делая лишь ему известные выводы.
— Я сказал – отпусти ее! — процедил Давыдов сквозь стиснутые зубы, игнорируя ее пылкие речи. — Третьего предупреждения не будет!
Вердикт озвучен. Старания пошли прахом.
Как? Неужели все столь очевидно, и актриса из нее никудышная?
— Видишь ли, ее страх чреват твоей болью, — продолжил он тоном, от которого волосы на загривке зашевелились. Крохотный полушаг в их направлении. — Ее боль… концом твоей никчемной жизни!
Неизвестно, что именно возымело действие: угрожающий вид мужчины или же откровенное безумие в шальном взгляде, только спустя мгновение хватка Кожаева на ее теле значительно ослабла. От облегчения закружилась голова. Нет, страх не ушел. Да и паника все еще находилась на своем «законном месте», лишая полноценного сердцебиения. Но в этом сумасшедшем коктейле появилась и капелька надежды. Намек на спасение. Неважно, до какой степени взбешен сейчас Герман и на что способен. Главное – находился рядом. Одним своим присутствием вселял в нее спокойствие и уверенность, укрывая собственной аурой точно прочнейшим щитом.
— Громкие слова! — раздался хриплый грудной смех – Кожаев напомнил о своем существовании. — Вся соль вопроса в том, достойна ли эта девка подобной жертвы?
Буквально сатанея от дерзости противника, Давыдов ринулся вперед, заставляя нутро Леры покрываться ледяной коркой страха.
Боже! Только не это… Из болезненных и люто ненавистных объятий вырвалась пулей, преграждая путь Герману.
— Все хорошо, — дрожащим и срывающимся от волнения шепотом пыталась утихомирить взбесившегося мужчину. — Не надо… прошу тебя!
Давыдов замер. А после, кривясь как от зубной боли, заключил лицо Леры в горячую грубоватую ладонь. Сжал подбородок.
Господь милосердный! Будто к оголенным проводам прикоснулась!
Завороженно наблюдая за ее реакцией, он очертил большим пальцем контур ее рта. Медленно. Властно. Порочно. Растягивая губы и увлажняя собственную кожу девичьей слюной. Растирая по мягкой плоти широкой подушечкой.
Кровь ударила в мозг, сметая все границы дозволенного.
Лера уже ничего не понимала, теряясь в ощущениях, уплывая.
Где верх, а где низ? Где черное, а где белое?
Какая, к черту, разница?
Инстинкт сыграл с ней злую шутку – повинуясь порыву, она медленно поцеловала тот самый палец, совершенно забывая, где находится. И зачем!
Герман утробно зарычал, явно довольный ее маленькой инициативой.
А Валерия вдруг четко осознала произошедшее.
Демонстрация принадлежности. Ему! Самая настоящая. Вот что это было!
— Ступай, мелкая, — мягко оттолкнул девушку с дороги, — принеси мне чего-нибудь выпить!
Нет. Вот уж точно нет!
— Ты же за рулем.
— Вызову такси.
Специально отсылает, чтобы не мешала «беседе» с Кожаевым. Специально!
Пришла очередь Леры вцепиться в его рубашку мертвой хваткой.
— Нет! Пожалуйста, нет! Нас же… снимут с тендера.
Казалось, сейчас он сотрет зубы в порошок – так сильно они заскрежетали.
— Не испытывай мое терпение, — резанул по напряженным нервам арктически-холодным шипением. — Ступай!
Ослушаться на этот раз духу не хватило. Полностью дезориентированная, потерянная, двинулась вперед не разбирая дороги. Колени дрожали, а ноги ощущались ватными. Однако более пяти шагов сделать не успела.
Заметив в толпе знакомый до тошноты силуэт, спешащий к Кожаеву на подмогу, Лера застыла подобно статуе.
Мир померк. Мир кровоточил, обливаясь горючими слезами.
Нет. Нет! К встрече с ним она точно не готова.
Ни морально. Ни физически. Никак!
