Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Потерю пушки, сам себе удивляясь, пережил неожиданно спокойно. Видимо, заразился хладнокровием от своего командира медсанбата. Быстров просто поведал, что выведенный из боев в середине зимы корпус пробудет тут до следующих зимних квартир точно, а может, и дольше. Потому сейчас пушка нужнее в обделенных на технику боевых частях, пусть они учатся защищать своих обожаемых медиков. Дмитрий Николаевич наглядно показал, что санитар Кутин – очень полезное приобретение, и впрямь может и раненых носить, и танки жечь. Так что, учитывая таланты начальника штаба и его знакомства, – когда корпус пойдет добивать фрицев, он, Быстров, ни на минуту не сомневается, что будет добыто что-то очень полезное и могучее. Ведь так, Дмитрий Николаевич?
Оставалось только кивнуть, соглашаясь. Пока они тут занимались хозработами и потной учебой, РККА громила вермахт на всех фронтах, откусывая кусищи территорий целыми областями и уничтожая войска Гитлера уже при каждой операции целыми армиями. Даже медики говорили о том, что под Курском в прошлом году оставили немцы свои танковые дивизии в виде горелого железа и гнилого мяса, и хотя великолепная промышленность Европы выпускала потоком новую технику на замену угробленной, но чувствовалось, что опытных вояк немцам стало сильно не хватать. Немного тревожило начальника штаба то, что чем дольше шла война, тем более страхолюдные и колоссальные образцы техники рожал Третий Рейх. В газетах писали о все новых и новых творениях немецкого сумрачного гения, а на фотографиях и впрямь стояли стальные громады, рядом с которыми наши танкисты и пехотинцы были совсем маленькими. Не танк, а цельный дом из стали! Ревущие медведи, Тигры, Пантеры, Королевские Тигры и прочая, и прочая.
Хоть и слышал от танкистов, что сталь у немцев стала не та по качеству, но приводимые показатели толщины брони просто пугали Берестова. И грызли сомнения, что такая пушечка, которую они недавно починили, справится с чем-то похожим, а уж тем более – короткоствольная и меньшим калибром. Но пока время «на подумать» было – корпус прочно сидел в тылу.
Старшина медицинской службы Волков
– Вот, товарищи, в нашем полку прибыло! В наш геройский медсанбат геройское пополнение, – сказал, чтоб все услышали, и представил двух новеньких – ширококостного рослого санитара и хрупкую маленькую медсестричку, назвав их по именам-фамилиям и званиям.
Сидевшие за столами и старательно восполнявшие запасы расходных материалов подняли головы и посмотрели на новичков. Работа была однообразной и скучной, но очень необходимой, потому как без тампонов, ватных шариков и прочего такого же помощь не окажешь. Вот и надо их делать в великих количествах, потому как при любой перевязке уходит этого добра много. Чаще, работая, девушки пели что-нибудь, иногда бывало, что и читал кто вслух, но книжек в этой разоренной местности не было, да и песни одни и те же надоедали, потому на новые лица посмотрели с интересом. Жизнь вошла в спокойное русло, была практически мирной и новостей было маловато.
– И почему героическое пополнение? – спросила полная младший сержант. Она постоянно цеплялась к старшине, стараясь показать, что как медик он – никакущий, хоть и прошел положенную аттестацию для смены эмблемки на петличках. Не принимала она пехотуру в свой круг.
– А пусть они сами расскажут.
– Да ладно тебе, старшина, ничего геройского не было. Жить захочешь – так и не на такое пойдешь, – забурчал ширококостный санитар.
– Приказ замполита слышал? Вот и действуй, Мыкола, по приказу, – негромко сказал ему Волков. И для всех – пояснил погромче, что новички смогли вырваться из плена фашистских палачей, прямо с места казни, что знать надо всем, потому как врага надо знать в лицо, то есть в харю.
Ширококостный, плечистый мужик обреченно покосился на безжалостного старшину, глянул на внимательные лица, потом как в холодную воду прыгнул. Начал медленно говорить, подбирая слова:
– В позапрошлом году попал я к немцам. Ранило меня вот сюда, кость задело (ткнул пальцем в бедро). Хлопчики меня на себе вытащили, и оказались мы под Житомиром. В лагере 358 номером. Раненых много было, и немцы даже разрешили врачам, что из пленных, лечить. Лекаря даже ампутации делали, были у них ножик и пилка по металлу. А золой дезинфицировали.
– Добрые немцы, значит? – очень каким-то нехорошим тоном спросила младший сержант.
– Не. Работники им нужны. В тылу рук не хватает, думаю. Поотбили мы им руки. Так вот, кто работать не мог, – а таких под сотню было – тех на акцию направили.
– Это что такое? – спросили с другой стороны, там, где катали ватные шарики.
– Убивство. Немцы любят всяко красиво это называть – экзекуция, обработка… Вот в декабре приехало к баракам два грузовика, и фрицы – не из охраны, форма другая была, городская полиция. Сначала тех погрузили, что с ампутациями были. Которые после этого выжили и на поправку шли.
– Немцы грузили? – удивилась стройная симпатичная сестричка, делавшая тампоны.
– Еще чего! Будут они руки марать. Мы и помогали, как могли. Но хорошего ничего уже не ждали. Нет, не ждали, – покачал головой новичок. Помолчал. Потом продолжил:
– Потом эти грузовики вернулись. Пустые. И нам командуют: «Шнелль!» Это, если кто не знает – быстро. Нам-то быстро никак не получалось, калечные же все, но у большинства хоть руки-ноги остались. Поехали, человек тридцать нас получилось на два грузовика. Ехали не долго, свернули с дороги. И тут же рядышком – овражек. А из него – ноги торчат и палки рядом валяются, что у наших ампутированных заместо костылей были. Приехали, значит.
Двое немцев к нашему грузовику подошли, борт откинули. И опять – тот же, что там «шнелль» говорил – подходит. Сам пистолет перезаряжает, патроны в обойму пустую сует, а нам значит, глянул как на мебель, и говорит нетерпеливо так: «Ком, ком, цвай!» Те, что рядом с ним в кузове стояли, слезли кое-как, один еще сказал: «Прощайте, братцы». Полицейский их довел до овражка – и обоим в затылок – пух, пух! И все, как не бывало людей, только еще ног торчащих добавилось. А немец – обратно.
Следующим должен был идти боцман с монитора «Смоленск», как звали не знаю, а прозвище у него было «Матрос». Матерый мужчина, хоть и ослаб от раны. Ходил с палкой. Он так тихо говорит: «Я им дешево не дамся, попорчу праздник! Вы со мной?»
Мы, конечно, согласились, снежок-то под немецкими сапогами совсем рядом
