Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
– Если бы у меня был выбор – любоваться своим любимым, как вы говорите, «КырКырКырКыром» с набережной или сдохнуть от гангрены, – предпочел бы все-таки первое. Без руки, но живым лучше, чем с рукой – но мертвым.
– Я с «КырКырКырКыза», доктор. Хоть один шанс есть? Что рука сохранится?
Быстров поглядел на операционную сестру. Та поняла с ходу, доложила:
– Осталось еще трое, их можно на вторую операционную перенаправить. Не слишком сложные случаи, вполне справятся.
Кивнул. Подумал. Прикинул варианты. Бывшие в операционной палатке смотрели внимательно. Словно перед оглашением приговора. Так приговор и есть. Жизнь – смерть.
Надо бы улыбнуться ободряюще, но не получается. Голова уже кружится – эфира нанюхался за сегодняшний день. Постарался настроиться на долгую и кропотливую работу, которая может пойти насмарку.
– Два-три шанса.
– Из сотни? – обрадовался кандидат в калеки.
– Из тысячи. И это не фигура речи. Мне категорически не нравятся ампутации, но при всем нашем старании печальный исход более чем вероятен.
– Предпочту рискнуть! – браво заявил белыми губами офицер.
– Как скажете. Давайте наркоз! – кивнул анестелиологине.
Любопытная, как все женщины, медсестра не утерпела. Как только посчитала, что пациент уже «выключился» спросила тихо:
– А что это кыркыркыр?
Неожиданно отозвался глухим голосом из-под маски раненый:
– Краснознаменный крейсер «Красный Крым» в сокращении…
– Вы считайте, чем быстрее уснете, тем лучше, – шикнула на него медсестра. Испуганно зыркнула глазами, особенно выразительными из-за закрывающей все лицо хирургической маски, на начальство. Быстров не стал выговаривать, медленно и явно думая о чем-то другом, добавил:
– У нас много в корпусе моряков с момента формирования. Этот наш храбрец с Краснознаменного крейсера «Красный Кавказ». Ладно, начали!
Капитан Берестов, начальник штаба медсанбата
Танк стоял боком, виден был плохо, густая трава прикрывала катки, да и кусты мешали. Но темно-серый силуэт угадывался в зелени достаточно отчетливо, если присмотреться, хотя расстояние было приличным – метров четыреста.
– Попадес? – спросил негромко наводчика Кутина.
Тот покорячился с прицелом, уверенно ответил:
– Детская задачка, тащ кан!
– Тохта – охонь! – И по ушам жахнуло громом выстрела. Сорокопятка дернула назад стволом, дымящаяся гильза вылетела долой. Затвор чавкнул, приняв следующий снаряд.
– Охонь!
Рявкнуло еще раз. И еще.
– Как? – поглядел Берестов на стоявшего поодаль майора Быстрова. Тот кивнул, отняв руки, которыми прикрывал свои уши, заметил:
– Пойдемте, посмотрим, что получилось. Тут пройти можно?
– Там, где трава примята, товарищ майор, – почтительно ответил наводчик. Глянул на капитана, тот согласно кивнул, и Кутин поспешил перед обоими офицерами, показывая дорогу. Шли осторожно, след в след. По словам саперов, тут не было минных полей, но бои прокатились по этой местности жестокие, так что наступить на какую-нибудь дрянь и подорваться не хотелось.
Берестов аккуратно шагал за наводчиком и жалел, что перестал пользоваться одеколоном. И на позиции раздавленной батареи воняло мертвечиной, хотя трупы все уже убрали, а чем ближе подходили к танку – тем запах становился гуще. И запах, и жужжание массы мух. Очень все знакомо, даже слишком.
– Вот, товарищи офицеры, как в аптеке – все три пробоины, видите – свеженькие, прошлые-то уже ржавчинкой подернуло и по размеру наши меньше, остальные от 76,2 миллиметров, – словохотливо пояснял боец, показывая пальцами дыры в серой бочине мертвого танка. Наводчик явно гордился тем, что показал товар лицом: его снаряды легли кучно, рядышком друг от друга. И прошибли стальной борт изрядной толщины насквозь, растревожив пировавших на экипаже мух.
Командир медсанбата внимательно разглядел аккуратные дыры, о чем-то подумал про себя, потом кивнул:
– Пошли обратно, Кутин. Дмитрий Николаевич, что там загляделись?
– Так, пустое, – смутился Берестов и кинул прочь веточку, которой только что ворошил валяющиеся рядом с танком куски кожи, раньше бывшие кобурами для пары пистолетов «Парабеллум». Быстров подошел, глянул. Усмехнулся и заявил:
– Кто-то не очень правильно понял выражение «чистить пистолет» и снял всю кожуру с оружия, словно с картошки? Да?
Капитан решил, что лучше ухмыльнуться и кивнуть, чем объяснять начальству, что кобуры явно были в кровище и всяком разном, что течет из умершего человека и воняет невыразимо. В его команде, правда, такие вонючие вещицы закапывали в землю на несколько дней и земля брала на себя запах, а саперы, или кто тут трофеил, решили просто разодрать кобуры.
Вернулись на место, где немецкий танк полгода назад раздавил наши пушки. Осыпавшиеся щели для расчетов, орудийные дворики с позеленевшими гильзами, бурые бинты, солдатский рваный ботинок, отломанный приклад от винтовки и раскуроченные, сплющенные гусеницами орудия. Сам танк проехал дальше, расправившись с артиллерией, но кто-то продырявил и его. Теперь трава пыталась как-то скрыть все это безобразие.
Неугомонный Берестов и хитромудрый Кутин ухитрились с этого расплющенного артиллерийского металлолома снять затвор с одной пушки и прицел – с другой и таким образом восстановить найденную в лесу, где развернули помывочное отделение медсанбата, сорокопятку. Та стояла давным-давно – видимо, не меньше двух лет, пауки уже навили паутины на ее выступающих деталях, уже и ржавчинка пошла. Тогда, при первом отступлении еще, расчет снял с нее затвор и прицел, сделав ее небоеспособной. Но удалось отремонтировать собранными деталями – и вот пристрелка показала, что вполне работает агрегат.
Порадоваться начштаба не успел. Пушку углядел приехавший пациент-начарт и приобретение тут же отнял. Корпус в середине зимы вывели в ближний тыл для пополнения, и то ли начальство о нем забыло, то ли просто очередь на танки не подходила пока, а танков не хватало на всех, но, во всяком случае, бойцы и командиры занимались отнюдь не боевыми делами, а самыми что ни на есть сельхозработами, помогая местному населению и в сенокосе, и в сборе урожая, и в заготовке дров. У медсанбата работы оказалось – полны руки. После ухода немцев медобеспечение в районе было совершенно средневековым – ни медперсонала, ни больниц не уцелело. Теперь вместо потока раненых и контуженных перли валом больные, причем в немалом количестве – гражданские, местные. Непривычно было видеть пациентов в халатах больничных, проходивших лечение в медсанбате.
Как ни грустно, а медсанбат раскулачили. Оставили только два грузовика – один из них тот самый, с пулеметами, а теперь резко было урезано и количество бензина. В тылу всего не хватало, лозунг «Все для фронта – все для победы!» ощущался наглядно. Даже и людей забрали с полтора десятка, но тут начштаба отыгрался, сплавив всех нерадивых и неумелых. В том числе и пару санитаров, которые частенько «глушили рыбу», то есть роняли
