Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1
Огненная стена, нарастая, идет в глубь расположения врага. Противник никак не ожидал, что здесь, на его фланге, в лесной глуши, среди болот и безмолвных одиноких высот, на него может обрушиться столько огня и металла. Он растерян. Разбитая в боях на Днепре русская армия, оказывается, продолжает жить и сражаться. Еще немного - и она сомнет правофланговые части немцев, нацеленные для удара по городу Брянску…
От Кипоренко прибыло срочное сообщение: танковая бригада на подходе. Она должна обрушить удар на расстроенные боевые порядки гитлеровцев, как только Канашов сообщит об успехе атаки своей дивизии. Две другие дивизии этой армии, пользуясь отвлекающим прикрытием дивизии Канашова, совершают ускоренный марш-отход. Они должны прорваться и выйти из окружения севернее Брянска.
Бойцы, воодушевленные короткой, но мощной артиллерийской подготовкой, с нетерпением ждут сигнала атаки. Кое у кого появляется улыбка, озаряя потускневшие усталые глаза.
- Ох, и долбанем сейчас немца! - говорит Еж, натягивая потуже на лоб пилотку. - Ты, гляди, не отставай от меня, - предупреждает он Мухтара.
Тот косит на Ежа темными, как ночь, глазами и гремит дисками, вытаскивая их из коробки.
Новохатько, тяжело сопя, ползет на животе недалеко от позиции пулемета. Осматривая бойцов, он говорит строго Ежу:
- Ты что патроны палишь? Спужавсь, чи шо? Це ще не последняя атака…
- Кто идет вперед, того страх не берет, - сверкнул глазами Еж.
Уже совсем рассвело. Полк молча поднимается в атаку и идет, сближаясь с врагом. Повсюду, по лесу и на полянах, рассыпались полусогнутые фигуры бойцов. Прячась за темные стволы деревьев, короткими перебежками продвигаются они вперед.
Над землей стоит маревая пелена пыли, песка и дыма. А там, за дорогой, где начинаются позиции врага, суетятся ошеломленные немцы. Снаряды и мины свистят над головой. Сейчас не поймешь, где свои и где чужие.
Через некоторое время после начала нашего артиллерийского налета оживляется немецкая артиллерия. Но она не причиняет больших потерь нашей пехоте. Немцы стреляют наугад, огонь их беспорядочен.
То там, то здесь-вспыхивают, крики «ура». Они перебрасываются с одного фланга на другой, то ослабевая, то усиливаясь, пока не захватывают своим могучим порывом всех бойцов, постепенно перерастая в грозный шум:
- Ура-а-а!… Ура-а-а!…
Как морской прибой, доносится этот шум до наблюдательного пункта Канашова. И вот уже немцы, застигнутые врасплох, бегут, бросая оружие. Фланг противника смят.
Но вот командиры батарей один за другим докладывают, что снаряды на исходе.
- Ах, черт возьми! - возмущается Канашов, бросая трубку. - Так хорошо начали - и вот! Ты на гору, а черт за ногу…
Через полчаса из лесу доносится шум моторов и лязг гусениц.
- Вот, наконец, и танковая бригада. - И Канашов приказывает артиллеристам прекратить огонь.
Вскоре на дорогах появляются колонны пехоты, обозы. Бурунов, продолжая наблюдать в бинокль за движущимися колоннами войск, говорит комдиву:
- Наверно, наши дивизии…
- Готовь полк к отходу, - приказывает Канашов. - В заслоне останется полк капитана Загуляева. Ну, Николай Тарасович, экзамен ты выдержал, - хлопает он по плечу Бурунова.
Глава шестнадцатая
1
Осень на исходе… Ветер срывает последние сухие листья, чудом уцелевшие на деревьях. Лес опустел, почернел, исчезли живые, ласкающие глаз краски.
Начались заморозки, а вскоре выпал первый снег, но он не прикрыл землю, и в ворохах пожухлых листьев белел клочками распотрошенной ваты.
Все было необъяснимо странно… Дивизия Канашова готовилась к наступлению, а полк Бурунова, входящий в ее состав, готовили к расформированию.
Канашов собрался ехать к командующему просить его ускорить прибытие маршевых батальонов, когда на пороге появился полковник Быстров. Не здороваясь, он закричал:
- Наши-то наступают! Смотри, как под Ростовом долбанули, до Таганрога Клейст бежал без оглядки!
- Хорошие вести каждому человеку душу греют, - ответил Канашов, с беспокойством поглядывая на полковника: «Чего приехал… Наверно, насчет моего бывшего полка…»
- Наша армия тоже готовится…
Быстров сел к столу, закурил.
- Когда закончишь формировку дивизии? Смотри, командующий армией недоволен: «Затянул, - говорит, - Канашов…»
- А чем формировать прикажете, товарищ помощник начальника штаба? Может, мобилизовать в деревнях женско-стариковские роты? Вооружить их гранатами, лопатами и - на передовую.
- Да ты брось чудить, Михаил Алексеевич! Батальоны маршевые к тебе прибывают… Оружия вот-вот целый эшелон придет.
- Улита едет, когда-то будет, а пока прибыли четыре батальона. Об эшелоне этом уже полмесяца слышу. Вот так я доложи обо всем командующему.
- А ты лучше напиши ему. Официальный документ все же.
- Как ты к бумагам привык!… Без них ни шагу. Ты, наверно, и машинисткам в штабе без письменного заявления не разрешаешь выйти.
- Вот ты смеешься, Михаил Алексеевич, а напрасно. Бумага на тебя работает, тебя защищает. Коснись чего серьезного, от слов всегда можно отказаться… А бумага, она на учете.
- Ладно, ладно, дадим тебе бумагу. Прикажу начальник ку штаба написать. Но ты все же командующему доложи устно… А то боюсь, как бы не бросили дивизию в бой недоукомплектованную. В спешке все может быть. Кстати, ты не знаешь, как решено с моим бывшим полком?
- Знаю… Командующий поручил мне его расформировать… Бойцов раздадим по подразделениям… Ну, а командиров будем судить согласно указу…
Ледяной тон и равнодушие Быстрова острым ножом резанули по сердцу Каиашова. Сразу заныли раны, спазма перехватила горло, и полковник, пошатнувшись, сел. С того времени, как разгромленный полк отступил от Днепра, его постоянно мучала неизвестность о Наташе.
Быстров с изумлением отметил, как этот, по его мнению, черствый себялюбец, делающий все ради собственной славы, на глазах сник, разом постарел, глаза стали пустыми, тусклыми. И тут он в первый раз заметил, что виски полковника совсем седые. «Что это он, будто я ему о гибели друга сообщил…» И, желая хоть немного разрядить тягостное состояние, Быстров сказал:
- Тут надо разобраться, но, по-моему, не ты тут виноват, а Русачев. Сколько раз я говорил тебе, Михаил Алексеевич, чтобы ты обстоятельно написал обо всем командующему. Были бы теперь документы. Зачем чужим грех на душу брать?
Канашов резко повернул голову в его сторону, с лица мгновенно сошла усталость… Оно стало суровым, волевым.
- Нет! Сам я виноват! И на мертвых плевать не буду!
- Ну, как знаешь! Пусть решает командующий…
- Алексей Иванович, ну, скажи, разве справедливо расформировывать один из боевых полков этой славной дивизии? - спросил Канашов. - Ведь как воевали люди! Это даже сам враг признает. От тысячи горстка осталась. А как эти люди свой полк любят! Можно ли такую боевую единицу ликвидировать?!
- Это все верно… - начал Быстров.
- А если так, - перебил Канашов, - помоги мне. Пока я к командующему армией съезжу, отложи дня на три расформировку! Дай телеграмму, попроси разрешение.
- Нет, этого я сделать не могу. Мы люди военные. Приказ есть приказ. Если бы какая бумажка… Слышал: «Без бумажки - ты букашка, а с бумажкой -человек».
- Эх ты, бумажка!… Без тебя добьюсь правды! - И, презрительно глянув на Быстрова, Канашов вышел, хлопнув дверью.
Бурунов поднялся и молча направился к выходу. Неожиданно распахнулась дверь, и вбежал запыхавшийся Харин.
- Вам шифровка, товарищ полковник! Только что из штаба фронта получена…
Быстров пробежал глазами бумагу, и на лице появилось удивление. «Расформирование полка прекратить. Ждать дальнейших указаний. Кипоренко», - раздельно прочел он.
2
До получения этой шифровки полк строился по нескольку раз в день. Лучших бойцов направляли в другие подразделения.
- Обидно, ребята! Сколько боев выдержали, - сетовали они, - а теперь в глаза друг другу стыдно глядеть…
- Да и командиры у нас были стоящие, боевые. Умели воевать, что и говорить…
Бесконечные построения надоели, и все открыто выражали свое недовольство. Вот почему, когда опять была подана команда: «Выходи строиться!» - все неохотно потянуулись на опушку леса.
Со стороны одинокой бревенчатой избы, где находился штаб полка, показалось несколько командиров, среди них Канашов, Бурунов, Харин. Бойцы, настороженно поглядывая, решили, что пришли забирать последних бойцов. «Не будет скоро нашего полка…»
И, будто интересуясь происходящим, солнце выглянуло из-за взлохмаченных тяжелых туч, пытаясь определить, зачем собираются здесь люди и что они намерены делать в этом бесприютном лесу.
И вдруг на опушке леса появилось кумачовое полотнище.
