Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1
- Эта женщина ни в чем не виновата! - крикнул Миронов. - Она не знала, что я спрятался на чердаке…
В глазах Аленки блеснули слезы, она посмотрела на Миронова и зарыдала.
Офицер сделал знак стеком, и двое солдат, подхватив Аленку, увели.
Эльза с улыбкой подошла ближе к Миронову:
- О, господин лейтенант, благородный мужчина! Вам жалко хороший женщина. Может, лейтенант желает меня о чем-либо просить?
В глазах Миронова блеснула ненависть, он не произнес ни слова.
4
Трое суток Миронова и Аленку избивали на допросах. На четвертые сутки, ничего не добившись, немцы вывели их из комендатуры и повели к Марьиной балке, где два дня назад уже расстреляли найденных в селах тяжело раненных бойцов и командиров.
Когда взошли на пригорок, печальный взгляд Аленки задержался на голубом небе, на темно-зеленой изгороди леса. До слуха донеслось пение невидимых птиц. И все, на что смотрела она, было освещено и согрето ярким солнечным светом. И вдруг Аленке, как никогда, захотелось жить.
Сухие, шершавые, до крови разбитые губы Аленки скривились от боли. Она надеялась: может, ветер донесет до Андрея то, что она шептала ему в последние минуты жизни. Сердце пронизывала боль при мысли о детях: на кого они теперь останутся?
Как бы прислушиваясь к птичьей песне, вокруг все умолкло, притаилось, и даже ветер перестал шевелить золотые листья, а в небе поползли, закрывая солнце, невесть откуда взявшиеся тучи, они, темнея, сгущались, набухали. Алена почувствовала, как с каждым шагом силы покидают ее.
Миронова и Аленку поставили рядом на краю обрыва.
Они пристально взглянули в глаза друг другу, молча прощаясь… Быстро бегут последние секунды жизни; близка уже неумолимая, не знающая жалости смерть…
Неожиданно на опушке леса раздался одинокий выстрел, и офицер рухнул на землю. Аленка и Миронов бросились бежать в разные стороны. Гитлеровские автоматчики открыли огонь. Аленка упала, а Миронов продолжал бежать к лесу. Лес ответил частыми, дружными выстрелами. В немцев полетели гранаты. Несколько человек, одетых в полувоенную, полугражданскую форму, выскочили на опушку. Ни одному из немецких карателей не удалось уйти живыми.
Партизаны окружили Аленку. Кондрат поднял с земли ее бездыханное тело, слезы катились по его щекам, теряясь в ковыльной бороде.
- Прости меня, внучка, старого. Виноват я, опоздал с выручкой…
Глава пятнадцатая
1
За письменным столом, склонившись над картой и подперев левой рукой подбородок, сидит командующий фронтом. В правой руке у него изогнутая трубка, концом которой он водит по карте. Он читает очередную оперативную сводку и сверяет ее данные с картой. Усталые, но с живым блеском глаза командующего остановились на Брянских лесах. Он долго, внимательно рассматривает их на карте, вглядывается в эти зеленые пятна леса, в эти вьющиеся ниточки дорог со множеством мелких черных миллиметровых квадратиков, обозначающих деревни, в тонкие голубые нити, будто кровеносные жилки на руке, - ручьи и реки. Синие жирные клинья вражеских ударов нацелены на Брянск.
- Вот тут мы его и остановим, - говорит он тихо. - Нам это на руку: крупные лесные массивы, частые речные рубежи, узкие лесные дороги…
Командующий берет со стола синий карандаш и исправляет указанное в сводке и нанесенное пунктиром на карте предполагаемое направление дальнейшего наступления противника. Оно показано было на Курск, Елец, Тамбов, но командующий поворачивает его с Брянска на Орел и Тулу.
«Хитрят гитлеровцы… На самом деле, несомненно, они замыслили обойти Москву с юго-запада», - думает он.
В кабинет входят начальник штаба и начальник разведотдела. Командующий встает и здоровается с ними. Затем зажигает спичку и не спеша раскуривает трубку. В уголках его губ проскальзывает едва заметная улыбка, глаза мягко, задумчиво улыбаются.
- Канны, - говорит он, показывая изогнутым концом трубки на карту, - никак не дают покоя гитлеровским стратегам. Хотят обойти Москву с юго-запада.
Начальник штаба подходит ближе к столу, всматривается в карту, лежащую перед командующим.
- Эта мечта о Каннах, кажется, не покидает их от самой нашей границы.
- Да, - подтверждает командующий, - они уже давно все наши армии окружили и уничтожили… в своих газетах. И с кем только они воюют, неизвестно. Здесь они сосредоточивают танковую ударную группу Гудериана, - показывает он концом трубки на леса западней и юго-западней Брянска, - для удара на Москву. А чтобы отвлечь наше внимание, сейчас немцы наступают под Ленинградом и на Украине. Но это лишь вспомогательные удары их общего стратегического плана, имеющего главную цель - захватить Москву.
Лицо командующего фронтом сосредоточенно и задумчиво.
- Думаю, так, - говорит он. - Немцы демонстрируют наступление на Западном фронте, желая ввести нас в заблуждение, что они собираются овладеть Москвой, наступая в лоб. На самом деле они сосредоточивают свои усилия на флангах и будут пытаться обходить и брать столицу в свои излюбленные «клещи». А какое у вас мнение по этому вопросу, товарищи?
- В сложнейшей обстановке мы не можем ожидать подхода свежих резервных дивизий, - говорит начальник штаба. - Ожидать в такое время - значит погубить дело обороны Москвы. Нужно произвести как можно быстрее перегруппировку наших наличных сил и средств.
Командующий поднял глаза от карты.
- Давайте, - предложил он, - передадим вновь формирующейся армии генерала Кипоренко две дивизии из резерва и танковую бригаду. А для того чтобы сорвать замысел врага о танковом таране на Москву, выделим в помощь Кипоренко побольше авиации. Ее задача - нанести мощный воздушный контрудар по гудериановской танковой группировке, чтобы парализовать ее дальнейшие действия. А к этому времени подойдут свежие резервные армии из глубины страны, и тогда план немцев будет сорван. Одновременно необходимо усилить оборону на правом фланге и стыке с Западным фронтом. Как вы считаете, товарищи?
Начальник штаба доложил о том, что до сих пор задерживается прибытие воздушной армии. Командующий продолжал напряженно думать, на лбу его появились две острые поперечные морщинки. Он неторопливо выбил пепел из трубки.
- Остается один важный вопрос, - сказал он, - Это об организации контрудара в районе западнее Трубчевска. Но решение этого вопроса отложим до предварительного доклада в Ставку верховного главнокомандующего.
Вскоре после ухода «штабистов» в кабинет вошел адъютант. Зная, что командующий не выпил еще даже стакана чаю, а был уже полдень, он предложил ему позавтракать.
- Позавтракать? - переспросил командующий. - Что ж, позавтракать надо, от этого, к сожалению, нельзя освободиться. - Он наклонился над картой, сделал для себя какую-то заметку и, зажигая трубку, приказал: - Вызовите ко мне к семнадцати часам генерала Кипоренко.
2
Генерал Кипоренко вывел, наконец, армию из окружения и сразу же получил распоряжение влить ее во вновь формирующийся по приказу Ставки Брянский фронт. Из всей армии Кипоренко остались только две дивизии, да и те измотанные, значительно утратившие боеспособность. Они заняли рубежи на левом берегу реки Десны, восточнее Брянска. Необходимо было вновь формируемые дивизии укомплектовать личным составом, вооружением и материальной частью, пополнить боевыми машинами танковые бригады.
Канашова назначили командовать дивизией, ему было присвоено звание полковника. Дивизия эта была выведена во второй эшелон армии и находилась на формировании и отдыхе. Остро стоял вопрос о дальнейшем существовании двух полков, у которых были потеряны знамена. Ходили тревожные слухи, что их расформируют.
Генерал Кипоренко все эти дни не вылезал из машины. Объезжая части и соединения, командующий заехал и к Канашову.
Канашов принял его, стоя на костылях, правая нога его была еще в лубке, левая рука подвешена.
- Не надо рисковать. Рано начинаете ходить. Знаете, Михаил Алексеевич, конь на четырех ногах, да и тот спотыкается… Полежали бы еще с недельку. В оборону стали, куда теперь торопиться.
- Ох, как надоело, товарищ генерал, - признался Канашов. - И кругом опека. - Он кивнул головой в сторону старшины Ракитянского, который выполнял одновременно несколько должностей: и ординарца, и адъютанта, и связного.
- Построже присматривайте за ним, - сказал с нарочитой суровостью Кипоренко, глядя на молодого, смущенно улыбающегося старшину Ракитянского.
- Как насчет моего бывшего полка? - непривычно робко спросил Канашов.
- Вопрос весьма сложный, - ответил генерал. - На днях буду в штабе фронта, посоветуюсь с командующим. Доложу. По-видимому, придется расформировать, - сказал он с явным сожалением.
