Павел Федоров - Последний бой
...Укрывшись полушубком, чувствую запах бараньей шерсти, пропитанной конским потом. Плотно закрываю уши, чтобы не слышать выстрелов Семена и его товарищей...
Ночь. Лес давно кончился. Поле с задутыми снегом перелесками. Колонну ведет гвардии полковник Жмуров. Мужество этого человека неиссякаемо. Перед началом движения объяснил:
— Левый фланг во время движения и перехода большака обеспечивает двенадцатый полк. Ответственные — гвардии майор Нилов и гвардии старший лейтенант Никифоров. Правый — обеспечивает полк гвардии подполковника Калиновича. В случае расчленения колонн место сбора будет обозначено красными ракетами — по две с минутным интервалом.
На левый фланг гвардии майор Нилов выделил группу прикрытия во главе с гвардии старшим лейтенантом Головятенко.
Гитлеровцы не ожидали повторной дерзости. Спохватились, когда мы цепью пересекли большак и углубились в лес. Прошли без потерь.
Сделав в лесу небольшую передышку, двинулись к переднему краю. Здесь нас настиг еще один удар: по нашим расчетам, уже должна быть линия фронта, а ее не оказалось. Ориентируемся на ощупь. Идти трудно. Снег местами по пояс. Люди выбиваются из сил. Приходится часто останавливаться. Нам задерживаться — смерти подобно.
За штабной группой идет разведдивизион, которым командует Емельянов — крупный, большеносый капитан. Воротник его полушубка закутан серым казачьим башлыком.
В середине колонны разведчики ведут коня комдива Ягодина. Не смог Михаил Данилович расстаться со своим красавцем.
Двигаемся медленно, как белые призраки, длинной изломанной лентой. Майор Нилов требует неусыпной проверки колонны — упаси бог, если кто-то уснет на ходу и разорвет цепочку. Отдыхаем, пока топтуны примнут снег. Засыпают бойцы сразу, и ничего тут поделать нельзя: люди смертельно устали. На этот раз отдых слишком затянулся. Нилов послал Головятенко в голову колонны узнать, в чем дело. Наконец передние вскочили и побежали, потом снова остановились. Движение пошло рывками, а это никогда к добру не приводило. Головятенко не возвращался. Я решил пойти вперед. С трудом дошел до разведчиков и увидел следующую картину: гвардии капитан Емельянов метался и не знал, куда идти. Перед ним было несколько растоптанных тропинок, ведущих в разные стороны. Рядом стоял гвардии старший лейтенант Головятенко, молчаливый, мрачный, чуть поодаль — партизан Овчинников.
— В чем дело? — спросил я у капитана.
— Колонну разорвали,— ответил он, озираясь по сторонам.
Кровь горячей волной прилила в голову. Я зло сказал Емельянову:
— Кто это сделал, кто? — дышал я ему в лицо.
— Говорят, лейтенант какой-то,— ответил он.
— Где он?
— А черт его знает... Ищем.
Плохо было бы тому лейтенанту, если бы его нашли. Головятенко допытывался у бойца, который находился рядом с лейтенантом.
— Оставь, старший лейтенант, его в покое. Иди и доложи обстановку майору Нилову, а мы с капитаном попытаемся разведать тропы.
Серая мутная ночь, тихо падающий снег, мгновенно засыпающий следы на тропах; глухое предрассветное небо придавило нас к мохнатому от инея кустарнику. Тропинок оказалось столько, что мы с капитаном растерянно остановились. Видимо, заснувший лейтенант, который был связующим в колонне звеном, вскочил, таща за собой всю цепочку, начал рывками метаться из стороны в сторону, не зная, что мы вступили в полосу переднего края обороны противника.
Подошел гвардии майор Нилов. Выслушав наш доклад, взглянув на светящийся компас, приказал:
— Идем быстро на северо-запад. Колонну поведу сам. Со мной Никифоров и Головятенко. Прикрывает Фисенко. Зубковский, Ботрищев беспрерывно проверяют цепочку колонны. Малейший разрыв — сигнал к остановке. Вперед! — Нилов взял автомат на изготовку. Пошли. Я рядом с ним у правого плеча. Головятенко чуть позади. Снег тут так примят, что можно идти по двое.
Внезапный окрик с рычащим горловым хрипом заставил вздрогнуть и остановиться. В эти доли секунды гвардии майор Нилов вскинул автомат и дал короткую очередь. Часовой бормотнул что-то и рухнул в снег. Я стоял от майора так близко, что гильзы брызнули мне в лицо, а одна угодила в переносицу — пошла кровь, соленые ее капли скатились по мокрой от снега щеке к губам.
— Емельянов! Разведку вперед,— приказал Нилов. Высокий длинноногий командир и двое плечистых парней в маскировочных халатах с автоматами нырнули в кусты. Вернулись быстро и принесли немецкий пулемет.
— Тут близко землянка,— доложил командир.
— Фрицы? — спросил Нилов.
— Так точно. Вот пулемет узялы,— ответил разведчик.
— Ну, а они?
— Заворохались... хто ж им виноват...
— Никто не виноват,— тихо проговорил Нилов.— Вы, хлопцы, так и идите вперед, а мы за вами. В случае новой встречи ложитесь. Мы вас прикроем. По колонне передать, что мы на переднем крае.
Слева от нас в мутном рассвете взвились одна за другой несколько красных ракет.
— Жмуров сигналит, Жмуров! — простуженно зашептали в колонне.
Отблеск красного света показался всем нам обнадеживающим. Гвардии майор Нилов повернулся на сто восемьдесят градусов и повел колонну в направлении ракет.
— Число условленных ракет, товарищ майор, не совпадает,— догнав Нилова, сказал Головятенко.
— А ты считал? — крикнул кто-то.
— Целый каскад, без всяких промежутков!
— Может быть, перепутали? — усомнился Емельянов.
— Жмуров не может перепутать,— убежденно ответил Головятенко, но тут же споткнулся и, пронзенный пулеметной очередью, упал вниз лицом на снег.
Колонна дрогнула, рванулась вперед, но была встречена огнем противника.
— Ложись! Вкруговую! — крикнул Нилов. Метнувшись в сторону, он лег и открыл огонь из ППШ.
Было уже совсем светло. Я зарылся в снег в трех-четырех метрах от майора. Справа от меня залег партизан Овчинников, за ним капитан Емельянов, возле него появился знакомый командир-разведчик с перекрещенными на полушубке ремнями, с теми самыми хлопцами, которые принесли немецкий пулемет. Они быстро и ловко вырыли окоп, потом открыли огонь из ручного пулемета.
Нам хорошо были видны двери блиндажей и землянок, из которых выскакивали пригнувшиеся солдаты и падали на снег — то ли сраженные нашими пулями, то ли просто от страха быть убитыми. Вначале наш огонь был дружным и сильным. Но вскоре майор Нилов отдал команду беречь патроны и бить только прицельно. Возвышенность, где мы заняли круговую оборону, заросла молодым леском. С точки зрения боя накоротке она была выгодна для нас: противник понес от внезапного плотного огня немалые потери. Но у нас не было тыла, нам некуда было отходить.
Взошло солнце, день засверкал на низкорослых елочках, на истоптанном снегу, на нашей безымянной высотке. Вести длительный огневой бой мы не могли. Заняв круговую оборону, мы допустили вторую, самую гибельную ошибку. В этом нетрудно было убедиться, когда появились танки противника и повели огонь прямой наводкой. Чьи же ракеты ввели нас в заблуждение?
По-видимому, нам не следовало поддаваться соблазну и поворачивать в сторону неизвестных путаных сигналов. Раз напоролись на часового и землянку, где взяли пулемет, надо было без задержки, стремительно идти вперед. Наше движение было внезапным, и противник очухался бы не сразу.
Появились убитые и раненые. Их вытаскивала медсестра Валя. В центре нашей обороны нашлась теплая землянка с крышей в несколько накатов, в ней она быстро организовала перевязочный пункт.
Огонь усиливался. После одного из разрывов танкового снаряда был тяжело ранен в голову гвардии майор Нилов.
Мы с партизаном Овчинниковым укрыли его в зеленых приземистых елочках и послали разведчика за Валей. Она быстро перевязала его голову бинтами, которые тут же набухли кровью.
— Никифоров, принимай командование...— с трудом проговорил гвардии майор.— Держитесь, дорогие мои. Только до вечера, дотемна.
Если бы могли!.. Я отполз к гвардии капитану Емельянову. В глыбе снега разведчики соорудили подобие бруствера. Прилаживая автоматы, они изредка стреляли.
Неожиданно в нашем снежном блиндаже появился Георгий Бабкин. Увидев меня, жалостно пробормотал:
— Вот, друг, гляди!
Оба рукава его полушубка болтались, как плети.
— Другую руку тоже прострелили, сволочи! Даже пистолет держать не могу...
— Ты зачем пришел сюда? Зачем, милый ты мой дружок?..— Сердце у меня сжалось.— Иди в землянку. Тут опасно!..
— А там, думаешь, неопасно? А стонут, как стонут!..
Вокруг нас все чаще и чаще стали рваться снаряды и мины, снег прожигали повизгивающие пули. Противник, разобравшись в обстановке, пустил в дело танки, стал сжимать кольцо. Каждую минуту падали раненые или убитые.
С правого фланга гвардии капитан Гук прислал записку и сообщил, что у него кончаются патроны и что они готовы отбивать танковую атаку гранатами.
