Митри Кибек - Герои без вести не пропадают

— О боже! Как ты терпишь это? — прошептала Марианна, воздевая руки к небу.

— Мне стыдно, что я немец, — тихо проговорил Кальтенберг, потрясенный увиденным.

— Успокойся, друг! — положил ему на плечо руку Соколов. — Не все же немцы такие… А этим скоро наступит конец. Тогда они ответят за все свои злодеяния…

Глава восьмая

Польские паны в своей политике исходили из концепции «двух врагов». В XIX веке такими врагами они считали Россию и Пруссию, а в XX веке — Россию и Германию. По их мнению, от столкновения двух великих держав поляки могли только выиграть. После первой мировой войны, в общем, так и получилось. Поляки разоружили остатки немецких армий и создали свое независимое государство. Но это государство просуществовало всего двадцать лет. В тридцать девятом году немецкие фашисты оккупировали его и часть польских земель присоединили к Германии, а остальную часть объявили генерал-губернаторством, целиком и полностью зависимым от своего создателя. Концепция «двух врагов» снова стала руководящим принципом польской буржуазии. Особенно широкое распространение она получила после нападения гитлеровской Германии на СССР. Помещики и капиталисты, высшие офицеры и духовенство, все сторонники санации воспылали желанием повторить опыт 1919 года, причем в более хитром и коварном варианте: они приступили к созданию своей, подпольной армии, которая должна была, с одной стороны, не мешать фашистам воевать против Советского Союза, а с другой стороны — уничтожать революционно настроенных граждан самой Польши. Когда же два гиганта обескровят друг друга, этой подпольной армии предназначалось выступить на сцену и продиктовать свои условия «двум врагам». Таким образом, Армия Крайова была создана не для партизанской борьбы против немецких захватчиков, а для осуществления корыстных целей правящих классов.

Начиная Варшавское восстание, командование Армии Крайовой во главе с генералом Тадеушем Бур-Коморовским меньше всего думало об интересах своего народа. Исходя из концепции «двух врагов», оно хотело захватить всю власть в столице раньше, чем туда придут советские войска. Однако эмигрантское правительство в Лондоне и доморощенные стратеги в Варшаве допустили явный промах со сроками начала восстания. Когда передовые соединения 1-го Белорусского фронта вышли к Висле, командование АК, легкомысленно полагая, что немецкие войска разгромлены и русские вот-вот ворвутся в Варшаву, отдало приказ о начале восстания, чтобы, взяв власть, поставить Красную Армию перед совершившимся фактом. Тогда бы они заявили, что на территории Польши функционирует законное правительство, признанное союзниками. Это было бы большим козырем в руках Миколайчика, который тогда выехал в Москву для переговоров с Советским правительством. Однако эта безответственная политическая игра обернулась настоящей трагедией для столицы Польши и ее миллионного населения. Обо всем этом Турханов догадался, но для подобного вывода у него еще не было достаточно фактов, а в военном деле не принято руководствоваться догадками. Поэтому он еще не представил генералу Барсукову отчет о положении в Варшаве, а передавал лишь сообщения об отдельных событиях. Но скоро он получил весьма ценные материалы, подтверждающие правильность его предположений. Как-то ночью, уже после разгрома повстанцев в районе Воли и их отступления в центр города, Кальтенберг со своими разведчиками доставил в штаб подполковника вермахта. Как выяснилось, он являлся работником оперативного отдела штаба дивизии генерала Штагеля и направлялся к обергруппенфюреру фон дем Баху с последними оперативными данными. Увидев за письменным столом человека в форме советского полковника, немецкий офицер изумился.

— Красная Армия никак не могла прийти в Варшаву раньше чем в начале зимы. Откуда вы взялись? — удивился он.

— Спрашивать здесь буду я, — оборвал его Турханов. — Почему вы решили, что советские войска могут прийти в Варшаву не раньше чем в начале зимы?

— Об этом говорят все наши расчеты, — спокойно ответил немец. Во-первых, после двухмесячного наступления ваши линии снабжения сильно растянулись, а тылы отстали на сотни километров от передовых частей, поэтому наступать сейчас на Варшаву было бы настоящим безумием. Во-вторых, форсировать такой широкий водный рубеж, как Вайсхель, зимою, когда реку скует лед, во много раз легче, чем теперь. Но это не главное. Насколько нам известно, в оперативных планах вашего командования Варшава вовсе не является ключевым пунктом для прорыва нашей обороны, и мы уверены, что вы попытаетесь обойти ее с севера и с юга. Думать иначе могут только люди, совершенно некомпетентные в военном деле.

— По-вашему выходит, что немцам пока нечего беспокоиться? — усмехнулся Турханов.

— При одном условии: если Красная Армия не будет форсировать события ради спасения жизни советских партизан. Это было бы большим несчастьем как для вас, так и для нас, ибо привело бы к огромным потерям для обеих сторон. Поэтому мой вам совет: покиньте Варшаву как можно скорее.

— Чтобы вам легче было расправиться с нашими польскими друзьями? иронически спросил полковник.

— Судьба восстания предопределена. Оно будет жестоко подавлено, независимо от того, будете вы в нем участвовать или нет. Так решил фюрер.

— Но решения вашего фюрера слишком часто повисают в воздухе.

— На сей раз этого не случится! — твердо заявил немецкий подполковник. — Лишиться Варшавы — это значит оставить Курляндскую группу наших войск в мешке и открыть вам путь в Померанию. На это немецкое командование не пойдет. Но если бы, в силу сложившейся боевой обстановки, удержать Варшаву было бы невозможно, ключи от польской столицы мы сами вручили бы генералу Бур-Коморовскому.

— Скажите, чем объяснить такую щедрость?

— Тогда русским пришлось бы отвоевывать Варшаву не у нас, а у самих поляков. Это поссорило бы вас с Англией и Америкой, так как они непременно выступили бы в защиту Польши. Мы еще не теряем надежды на такой исход. Но это только отдаленное будущее, а настоящее заключается в совершенно безвыходном положении повстанцев. Им угрожает полное уничтожение, если руководители восстания не догадаются капитулировать.

— На чем основана такая оценка?

— В моем портфеле имеются документы, в которых приводятся точные данные (C) повстанцах. Там же есть план Варшавы с нанесенной обстановкой на восемнадцать ноль-ноль сегодняшнего дня. Человеку, знакомому с военным искусством, достаточно взглянуть на них, чтобы убедиться в правильности моих слов.

Турханов открыл коричневый портфель с двумя запорами и извлек оттуда папку с оперативными документами, специально подготовленными для доклада фон дем Баху. В первом документе приводились данные о повстанцах. Численность Армии Крайовой, принимающей непосредственное участие в восстании, оценивалась в шестнадцать тысяч человек, Армии Людовой — от двух до четырех тысяч. На вооружении повстанцев, по немецким данным, имелось минометов-16, легких пушек-2, противотанковых ружей-29, пулеметов-192, огнеметов — 30, карабинов -2639, автоматов -657, пистолетов и револьверов-3946, противотанковых гранат-406, ручных гранат всех систем — около 44 тысяч.

Если данные соответствовали действительности, на двух повстанцев приходилась одна единица огнестрельного оружия. Это, конечно, маловато. Впрочем, партизаны видели не раз, как у защитников баррикад не оставалось ни одной винтовки и атаки врага им приходилось отбивать ручными гранатами и старыми револьверами. Часто они, рискуя жизнью, подползали к убитым фашистам и подбирали оружие.

— Чем же вы объясняете недостаток оружия у Армии Крайовой? поинтересовался Турханов.

— Оружия Армия Кракова раздобыла достаточно, боеприпасов тоже. Хранились эти запасы на тайных складах в Повонзках. Об этом мы знали давно, поэтому, когда началось восстание, в первую очередь захватили эти склады, ответил пленный подполковник.

Турханов слышал об этом от самих повстанцев, поэтому сомневаться в правдивости показаний немца не приходилось. Все это произвело на него гнетущее впечатление. Не нашлось ничего утешительного и в сводках о потерях. Правда, несмотря на отсутствие тяжелого вооружения, повстанцы причинили и немцам большой урон в живой силе и в технике. Это, видимо, объяснялось исключительной ожесточенностью уличных боев, когда, из-за трудностей в использовании тяжелого вооружения, наступающие часто несут больше потерь, чем обороняющиеся. Так получилось и теперь.

Мало обрадовала Турханова и обстановка, нанесенная на план Варшавы. За неделю наступательных боев немцам удалось разделить повстанцев на шесть изолированных друг от друга и от внешнего мира групп. На Воле, в Старе-Мясте, в Срюдместье, на Мокотуве, Чернякове и Жолибоже. Группировка на Воле в основном уже была разгромлена. Таким образом, пока оставалось пять непокорившихся районов, но, как уже говорилось, они были изолированы, связь между ними прервана, что не позволяло повстанцам координировать свои действия. Помимо этого, Армия Крайова не выполнила ни одной стратегической задача, поставленной командованием: не были захвачены вокзалы, аэродромы, мосты через Вислу, почта и телеграф, склады с оружием и боеприпасами, электростанция, водонапорные установки, хранилища с запасами продовольствия, здания министерств и ведомств. Все они остались в руках немцев, а это обрекало повстанцев на оборону, что в конечном итоге могло привести к поражению.