Zа право жить - Коллектив авторов
Парадная дверь была открыта настежь, и через нее на улицу выбегали перепуганные люди. На ступенях стояли Борис, Дмитрий и Катя с девочкой.
Перед их глазами расстилалась театральная площадь и перспектива проспекта Мира. Ближние к театру дома почти не пострадали, а вот дальше к переходу здания были повреждены, из окон банка выбивался огонь, за дымом не было видно ЦУМа.
– Надо же, что-то еще сохранилось, а я, сидя в театре и слушая взрывы, был уверен, что все здесь разбито в лохмотья, везде сплошные воронки от авиабомб. Нет воронок, неужели одну-единственную бомбу приберегли для театра, зная, что там больше тысячи людей? – высказал свои сомнения Борис.
– А где Кузьмич? – спросила Соня.
– А где мне быть? Здесь я, – послышался за спиной его ворчливый голос. – Я в зал заглянул. Не бомба это была, а ящики взорвались. Мы в своем строительном деле часто сносим здания методом направленного взрыва. Если бы бомба упала на здание, пробив крышу, люстра бы не лежала как шляпа на развалинах, ее бы разнесло и разметало по стеклышку, и стены бы обрушились, а не упали наружу. Сейчас в зале светло, можно увидеть. Идем, покажу, – предложил он Борису, заметив его неодобрительный взгляд.
– Кузьмич, ты чокнутый, чтобы при дамах не сказать хуже. Надо бежать, а он экспертизу взрыва собрался делать, – одернул его Борис. – Бежать отсюда надо.
На другой стороне театральной улицы друзья на мгновение остановились, чтобы перевести дух, и взглянули в сторону театра. Зияя провалами крыши, он стоял на месте. Удивительно, но фасад его сохранился, и трио энтузиастов в окружении танцоров и музыкантов, украшавших его фронтон, все с тем же оптимизмом смотрели в будущее, только теперь за ними была пустота и сияло зимнее солнце. Понять и принять тот факт, что главное здание города – театр – в руинах, было невозможно, казалось, что все это происходит в параллельной реальности и стоит открыть глаза – этот страшный мираж исчезнет вместе с грохотом взрывов, раздающихся со всех сторон.
ПОЛОВИНА ГОСТИНИЦЫСветлана Леонтьева
– Поехали вместе! – согласилась на мое предложение Наталья Кириленко, библиотекарь из Дзержинска.
Я давно собиралась в Луганск, отчего-то именно сюда, где река Лугань. Мне всегда казалось, что она сливается с Москвой-рекой где-то в таинственном месте. Где-то среди камышей и болот.
Был случай, когда я входила в московский троллейбус, и мужчина, сидящий на переднем сидении, смачно сплевывая, произнес:
– Ну, чего, хохлушка, понаехала? Думаешь, что столица резиновая?
– Так я учусь здесь, дедушка! – улыбнулась я на слово «хохлушка», продвигаясь к свободному месту: стоять на каблуках в движущемся транспорте очень неудобно. Да еще на билетик мелочь передавать, прося пассажиров: «Будьте добры!»
– Какой я тебе дедушка? – огрызнулся мужчина.
– Такой же, как я тебе – хохлушка! Я вообще с Урала…
– А…там институтов, что ли, нет?
– Есть. Но такой, какой мне надо, – нет.
Литературный институт один на всю Россию.
Мне удалось как-то протиснуться вперед и расположиться на свободном месте.
Хохлушка! Смешно! Они же все темненькие, чернявые, такие титястые. А во мне веса не более 50 килограмм, волосы рыжие, глаза синие. Дурак пьяный!
И вот через двадцать лет мне удалось вырваться со своего Урала и отправиться с Натальей Кириленко, которая родом из Луганска, чтобы помочь отвезти кое-что из гуманитарки.
– Поездом, поездом, дорогуша, до Москвы, а там сядем в автобус вечером – и утром в шесть будем на месте. Все просто.
Но оказалось не просто.
Ровеньки – город тыловой. Да не совсем. И сюда тоже прилетает. Нам не повезло: долбанули в нефтебазу, как раз перед нашим приездом. Водитель сказал:
– Временно проезд перекрыт. Будем ждать пару часов… выходите. Погуляйте пока.
Спросонья я плохо соображала. Было темно. Просто темь непролазная. Южная, глубокая. А дорога вся сплошь разбитая, в каких-то немыслимых канавах.
– Наташ, что-то гулять неохота. Может, в автобусе останемся? – предложила я.
– Нет. Пошли. Лучше так будет…
Наталья встала и медленно шагнула к дверям, открытым так широко прямо в темноту, в черноту, в юг, в медленный угольный воздух. Бр-р…
– Выходите все! Вдруг и по вам прилетит? Лучше встать и выйти! – повторил водитель. Пожилой такой, низкого роста мужчина, лет шестидесяти. – Возвращайтесь через пару часов. Раньше я не поеду.
– Вас как зовут? – поинтересовалась я. – И номер телефона дайте. В кромешной мгле можно запросто заблудиться.
– Тамерлан Мирняк я! – ответил водитель. – Не боись, без вас не уеду. Всех хохлушек доставлю куда надо.
«Опять во мне хохлушку признали… – Я пожала плечами: Тоже мне Тамерлан! Завоеватель!»
Мы с Натальей перешли дорогу. И вдруг прямо перед нами словно выросло здание. Оно, наверно, стояло здесь на перекрестке, просто его не было видно.
– Это гостиница. Давай зайдем! Передохнем в вестибюле! – предложила я. – Ну, не в темноте же шарахаться!
Половину гостиницы прямо снесло украинским снарядом. Вторая половина уцелела. Даже вывеска: «Отель Семизвездный» была целехонька. Половина окон чисто вымыты до стерильности, белые крахмальные занавесочки, рюшки, бархатные шторы. Половина гостиницы – в черном котле, в завалах, кирпичи торчат кое-как, деревья проросли, и даже одно зацвело каким-то оранжевым цветом.
– Абрикосы, что ли? – я толкнула Наталью под локоть.
– Не знаю…
Наталья неловко ежилась, тяжело вздыхала… Уж поскорей бы на место прибыть…
Мы вошли в вестибюль. Идеальный порядок. Пол вымыт. Цветы политы. Крахмальные кружевные салфетки на столиках. На стене картина огромная, до потолка, и на ней рыцарь нарисован – узкоглазый, как Тамерлан, наряженный в шапку-уголку, весь рыжий, нос большой, в руке пика.
– Что хотите? – Нам навстречу вышла женщина лет сорока.
– А что у вас есть? – спросила я.
– Все! Меня Лукерья зовут, можете звать Ника. У меня двое детей семи и двенадцати лет, муж на фронте. Раньше тут на нефтебазе работал…
Мы с Натальей стояли молча.
– А что – только половина гостиницы работает? – спросила я, выслушав рассказ Ники-Лукерьи. – Вот ведь гады, а! Это же мирный объект, не блиндаж, не укреп, не
