Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
Беда нашего поколения в том, что мы бездумно подхватили и вбили в свои головы столетней давности формулу об «идиотизме деревенской жизни», что есть престижные и непрестижные специальности… И многие юнцы, не разобравшись в себе, в своих способностях, устремляются в «престижные» сферы деятельности, имея в виду, что там их ждёт «лёгкая жизнь» — можно-де будет «почти ничего не делать и много получать», — и вскоре убеждаются, что они в этой сфере совершенно инородные тела, и жизнь их вовсе не лёгкая, потому что хозяйственники то и дело посылают их то на стройку, то на работу в подшефный совхоз. И они все чаще начинают думать: «А не лучше ли мне было быть хорошим строителем или, скажем, механизатором в совхозе?..»
Не мне тебе говорить — ты это не хуже меня знаешь, — что только любимая работа, созвучная способностям, делает человека счастливым, потому что он чувствует себя в ней творцом… Очевидно, одной из самых «непрестижных», почти забытых теперь профессий, является гончарная… Но вот мы любуемся древнегреческой амфорой, которой 2500 лет, и думаем, как талантлив был мастер, сотворивший её, и как он был счастлив, создавая такие красивые и необходимые людям вещи!
Понятно, если меня «не толканут» эскулапы, я не оставлю своей лётно-испытательной и научной работы — здесь я уже достиг многого и, очевидно, более всего буду полезен на этом месте. (Кстати, родилась интересная идея, как уменьшить процентов на тридцать посадочную скорость пассажирских лайнеров. Расскажу, когда свидимся.) Но если «толканут» — уеду и буду обрабатывать матушку-землю с такой же любовью, с какой создаю махолёт… Ты скажешь: да ведь это не твоё призвание… Чепуха!.. И моё и твоё!.. Потому что каждый из нас в душе крестьянин, и любовь к земле — в наших генах!
Вот я и успокоился, больше на тебя не злюсь. Рад узнать, что ты назначен первым на испытание «Икса». Поздравляю от всего сердца!.. Но помни старое изречение: «Основная задача первого вылета — успешная посадка!..» И ещё: лётчик-испытатель достигает вершины своей карьеры, когда его выбирают для первого полёта новой опытной машины. Приобретённый им опыт, интуиция, мудрость — все фокусируется в этом своеобразном испытательном полёте. Прости за дидактический тон.
О многом ещё хотелось бы поговорить, но пока все.
Пиши. Обнимаю, твой Жос.СТРЕМНИН — ТАМАРИНУ
12 марта, Южная точка.
Дорогой Жос!
Ну и отчитал ты меня! Впрочем, поделом!
Мы уже отрулили на новом… Удалось даже сделать маленький подлёт… Вот я и подумал: нередкая подверженность риску развивает решающее качество, необходимое лётчику-испытателю, — способность управлять чувством страха — очевидно, это и есть мужество…
На днях вместе с Главным, Хасаном и Майковым выезжаем на Методсовет, где доложим о всей проделанной работе на предмет получения разрешения на первый вылет. Так что скоро свидимся. Всеподданнейший поклон Королеве июня!
Обнимаю, твой Сергей.
Но прибыть с Южной точки в институт Крымову, Стремнину, Хасану и Майкову удалось только 5 апреля — задержала подготовка документации для Методсовета.
Вместе с Крымовым они побывали у начальника института, и Стужев назначил совет на следующий день.
Потом Сергей Стремнин, зайдя в лабораторию к Генриху Бергу, встретился с доктором Опойковым, и тот так тепло поздравил его с «блестящим окончанием работы по подцепке в воздухе на аналогах „Икса“, будто кому-кому, а ему-то с самого начала было ясно, что работа выдающаяся, и немудрёно, что Крымов так высоко её оценивает.
Днём Сергей зашёл в лётную комнату и побыл в кругу коллег, а к пяти часам приехал к Тамарину в госпиталь.
* * *Жоса он нашёл в беседке госпитального парка. Тамарин был так увлечён какой-то схемой, разложенной перед ним на столике, что не заметил тихо подошедшего Сергея. По бокам Жоса на скамью опирались костыли, а рядом красовалось банджо.
— Здравствуй, Жос!
— Ба, Серёжа!.. Друг любезный, друг железный!..
Вот так радость! — завопил Жос, раскрывая объятия. — Ну садись рядом скорей, рассказывай!.. Вот так одарил!.. Никуда не спешишь?.. Слава богу!.. Теперь-то наговоримся всласть!..
— Постой… О делах потом… Ты-то как?.. Выглядишь недурно.
— О, я как видишь!.. Скачу, как олень, на четырех копытцах…
— А на своих двоих не пробовал?
— Недельки через две грозятся разрешить.
— Ну а как Надя?
Жос взглянул, и Сергей понял, что и в этом году они изберут её Королевой июня…
— Сам увидишь… Она скоро придёт… — Жос, понизив голос, огляделся: — Ну хоть что-нибудь о том, как вам там леталось, пока мы с тобой вдвоём…
Сергей придвинулся к нему и стал тихо рассказывать, а Жос слушал с таким выражением глаз, будто все, что было в воздухе при подцепке одного самолёта к другому, происходило при его горячем участии. Потом он откинулся на спинку скамьи и вздохнул:
— Если б ты знал, как я боюсь, что мне больше не дадут летать!.. — и потянулся за инструментом. Попробовал настройку и заиграл тихонько светлую мелодию.
Разные коллекции бывают,Я же — собираю облака.И без них себя не представляю,Ожидаю их издалека.Их нельзя повесить над тахтою,Пыль стряхнуть, потом пересчитать…Облака зовут меня с собою,И я верю, что смогу летать.
Сергей выждал, когда Жос поднял глаза, и сказал:
— И я верю. Факт, будешь!.. Чьи это стихи?
— Да как-то высмотрел в «Алом парусе», в «Комсомолке». Под ними подпись: Наташа Панасенко, 16 лет.
В этот момент оба и увидели Надю. День выдался тёплый, и она была с раскрытой головой, в лёгком замшевом пальто и вышагивала своей гарцующей походкой.
Жос, просияв, заиграл в ритме марша и запел:
Ах, что за чудо-девушкаВ заветный час ночнойМеня встречала в доме томС распущенной косой.Как не по-детски пламенноПрильнув к устам моим,Она, дрожа, шептала мне:«Послушай, убежим!»
— Бог Бунин в помощь! Батюшки, кого я вижу!.. Серёжу Стремнина!.. Здравствуйте, милые друзья!.. Вот я и с вами…
Надя поцеловала Жоса и протянула руку Сергею.
«Как она хороша!» — спрятал Серёжа запретную мысль.
Подсев к Жосу, Надя спросила о его самочувствии. Сергей в смущении потянулся к портфелю и извлёк букетик ландышей.
— Это вам с Южной точки.
— Господи!.. Какая прелесть в начале-то апреля! — Надя счастливо наморщила нос. — Спасибо, Серёжа…
— Что у тебя ещё там заготовлено, опасный человек? — Жос заглянул в портфель.
— А вот…
— Святые угодники!.. Чёрный крымский мускат!.. Ты бы мог прослыть гением, если б сообразил захватить стаканы и хотя бы самую лёгкую закуску…
— Я и есть гений, — без тени улыбки сказал Сергей, разворачивая свёрток и извлекая три стопки — одна в одной — и бутерброды. Надя даже захлопала в ладоши:
— Гений, гений, гений!..
Жос мотнул головой:
— Таю маленькую надежду, что не вполне гений… Поди, ведь забыл предмет, которым открывают бутылки?..
— Не-ет, я полный гений: вот и штопор!
— Ну брат!..
— Он полный гений! — подхватила Надя. — Виват, виват, виват! — Она расправила пергамент, разложила бутерброды. — Боже, какая вкуснотища!.. Не осуждайте меня, Серёжа, что взять со студентки?..
Жос откупорил бутылку и налил в стопки понемногу темно-красного вина, поднял свою:
— Ещё Дюма заметил: никогда будущее не представляется в таком розовом цвете, как если вглядываешься в него через бокал шамбертена!.. Взглянем же, друзья!
Сергей поднял стопку:
— И вкусим на счастье!
— Виват!
Попробовав вина, Надя воскликнула:
— Нектар!.. Сие вкушали боги на Олимпе!
— Кстати, об Олимпе и о богах… — сказал Жос, — ты был сегодня в институте?.. Эх и соскучился я по нашей лётной комнате!.. Расскажи, Серёжа, какие там у наших пересуды.
Губы Сергея дрогнули в улыбке:
— Да ты ведь знаешь, там никогда не соскучишься…
— Тон по-прежнему задают Лев Морской и Николай Петухов?..
— Естественно.
— Как там тебя встретили? — Жос с теплотой в глазах смотрел на Сергея.
— Да что сказать?.. Добро, сердечно… А когда вошёл Киса, Николай Петухов даже обнял меня, поздравляя и с успешным завершением испытаний по подцепке, и с назначением на «Икс». Киса не выдержал и вышел. И тут Морской сразил всех анекдотом. Говорит: «А Киса наш — котище!.. Тут, гляжу, вьётся возле нашей пухленькой секретарши. Она ему: „Василь Аркадьевич, что вы возле меня все вертитесь?..“ А он в ответ елейным голоском: „Я не верчусь, Танечка, я просто… хочу вам отдаться…“
Жос расхохотался. Надя весело изумилась:
— Ах он, лапочка, какая непосредственность!..
— Да уж, «непосредственность»… — Жос посерьёзнел. — О такой «лапочке» Жуковский Василий Андреевич обмолвился стихами: «Кто втёрся в знатный чин лисой, тот в этом чине станет волком». Ну да бог с ним… Серёжа, мы слушаем тебя.
