Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
Пак оторопел.
— Почему?! — закричал он. — Почему не записывать тебя на землю?
Пак никогда не повышал голоса. Что с ним случилось?
— Понимаешь, — нерешительно заговорил Кан, — понимаешь… Мать моих детей больна, мне трудно будет одному управиться.
— Врешь! — снова вспылил Пак. — На своей земле ты за троих сработаешь!
— Так то на своей… — неопределенно протянул Кан.
Больше Пак Собан ничего не говорил. Его решение созрело. Он не может засесть в своей хижине и предаваться раздумьям. Он член крестьянского комитета и обязан обо всем сообщить властям. Не может быть, чтобы Сен Чель, его старший сын Сен Чель, который привез весть о земле, обманул людей.
Пак Собан отправился в Народный комитет. Добрался до Пхеньяна только на рассвете.
Пак думал, что ему придется сидеть у порога и долго ждать, пока начнут собираться чиновники, а потом еще ждать, пока появится начальник. Но, оказывается, это огромное серое здание уже с утра гудит, как улей. Народ снует взад и вперед, и двери не закрываются. То и дело с шумом подкатывают автомобили. Люди из них не выходят, а выскакивают и, перепрыгивая через две ступеньки, устремляются наверх. Все торопятся, все возбужденно разговаривают. Куда они спешат?
А почему он сам остановился и стоит здесь, как праздный зевака, когда у него тоже такое срочное дело?
Пак прошел в широко открытую дверь и вслед за другими двинулся по длинному коридору. Он не знал, к кому обратиться. Здесь так много людей: и вооруженные рабочие, и железнодорожники, и крестьяне. Даже женщины зачем-то пришли сюда. Вот с важным видом идет старуха. Но сразу можно понять, что человек это простой.
— Послушайте, — останавливает ее Пак Собан, — к кому тут обратиться по важному делу?
Не успела она ответить, как прогромыхал голос какого-то рабочего:
— Послушайте, где здесь самый главный, товарищ Ким Ир Сен?
Пак насторожился. Ему тоже нужен самый главный.
Женщина улыбается:
— Вы к председателю Временного Народного комитета хотите?
— Да-да! — радостно кивает рабочий.
— Может быть, вы к члену Народного комитета пройдете? Все хотят только к председателю, а ведь товарищ Ким Ир Сен уже много ночей не спал, у него очень много дел.
— К члену Народного комитета?
Рабочий мнется в нерешительности. А Пак Собан согласен. Ему показали кабинет члена Народного комитета Ван Гуна. На все вопросы секретаря Пак отвечал, что дело у него важное и секретное и скажет о нем только члену комитета.
Секретарь так и доложил Ван Гуну.
Да, это был Ван Гун, который, едва оправившись после содаймунской тюрьмы, приехал в родной Пхеньян.
Ван Гун выслушал секретаря.
— Хорошо, пусть подождет, — сказал он, — а сейчас пригласите ко мне владельца шахты Те Иль Йока.
На несколько секунд Ван Гун остается один. Дел столько, что голова идет кругом. И все дела срочные, неотложные.
Едва закрылась дверь за секретарем, как на пороге появился Те Иль Йок.
Ван Гун встает:
— Проходите, садитесь, пожалуйста.
— Зачем? Чтобы услышать, что вы отобрали у меня шахту?! Вы не имеете права этого делать! Я боролся против японцев, я помогал бастующим шахтерам Садона!
— Мы все это знаем, господин Те Иль Йок, садитесь, пожалуйста, мы обо всем поговорим.
— Я могу и постоять. Я не намерен здесь долго оставаться! Мне нечего у вас делать.
Ван Гун серьезно слушает.
— Вы напрасно горячитесь, — говорит он. — Мы ничего не собираемся отбирать у вас. Вы являетесь владельцем шахты, и мы хотим, чтобы вы своим опытом, продукцией своей шахты помогли новому, народному строю.
Те Иль Йок настораживается. Он щиплет свою бородку. Он шел сюда в твердой уверенности, что у него отберут его копи. Он приготовился услышать самое худшее. Неожиданные слова члена Народного комитета сбивают его с толку. Он не может еще поверить им и механически продолжает разговор резким тоном:
— Я не понимаю вас! Что вы от меня хотите?
— Я вам уже сказал, — так же спокойно повторяет Ван Гун. — Мы хотим, чтобы вы помогли своей родине. Садитесь, пожалуйста, — указывает он на кресло и садится сам. — Видите ли, — продолжает он, — Садонские шахты затоплены. И пока они вступят в строй, пройдет не меньше двух недель. А уголь нам нужен немедленно. Надо прежде всего обеспечить топливом паровозы и население. Мы рассчитывали, что вы увеличите добычу угля, а вместо этого вы закрыли свои копи.
Те Иль Йок нервно ерзал в кресле.
— Но как же я могу добывать уголь, если разбежались рабочие?
— А разве не вы им объявили, что шахта закрывается?
Шахтовладелец молчит.
— Давайте вместе подумаем, как быстрее наладить добычу. И прежде всего я попрошу вас ознакомиться вот с этим законом. — Ван Гун протягивает Те Иль Йоку отпечатанный типографским способом лист бумаги.
— Можете взять с собой, — добавляет Ван Гун, — это закон, предусматривающий охрану частной собственности и поощрение частной инициативы в промышленности и торговле. По новому закону национализируются только предприятия, принадлежавшие японцам и предателям корейского народа. Вы же смело можете рассчитывать на помощь Народного комитета. Вам предоставят налоговые льготы и выделят необходимое оборудование.
Те Иль Йок растерянно смотрит на Ван Гуна. Он щиплет бородку. Он все еще боится подвоха.
— Как же это так? А мне сказали… Я не знаю…
— Пройдите в промышленный отдел, — вежливо предлагает Ван Гун. — Там вы обо всем договоритесь.
Те Иль Йок нерешительно поднимается. Он кланяется, благодарит. Ван Гун тоже встает.
— А что касается рабочих, — говорит он, — то здесь все зависит только от вас. На старых условиях они, конечно, не согласятся работать, да и Народный комитет не позволит. Установите, как всюду теперь положено, восьмичасовой рабочий день, обеспечьте необходимую безопасность труда, помогите рабочему контролю, который будет наблюдать за выполнением на вашей шахте народных законов, и рабочие не уйдут от вас.
* * *Пак Собан сидел в приемной и терпеливо ждал, хотя не мог понять, почему так долго задерживается у члена Народного комитета каждый посетитель.
И вот наконец пришла его очередь. Он робко переступил порог большого кабинета, и, стоя у двери, низко поклонился. Пока этот седой человек, поднявшись со своего места, шел к нему навстречу, он смотрел, не понимая, что происходит. Он не понял, почему член Народного комитета в свою очередь низко поклонился ему, почему обнял его за плечи и увлек к столу, почему велел называть себя не господином, а товарищем.
Пак боялся задержать этого занятого человека даже лишнюю минуту и уже на ходу начал, торопясь, рассказывать о своем деле. Ван Гун усадил его в кресло и сел напротив.
— Спасибо вам, товарищ Пак, — сказал Ван Гун, внимательно выслушав крестьянина. — Вы правильно сделали, что пришли сюда. Мы заставим помещика прекратить вражескую агитацию. Землею отныне будет владеть тот, кто ее обрабатывает.
Ван Гун вызвал секретаря.
— Срочно пригласите сюда Пак Сен Челя! — приказал он. — Снарядите пять человек из рабочего вооруженного отряда и предоставьте в их распоряжение грузовую машину.
Секретарь вышел.
У Пака пересохло во рту. Он поднялся, откашлялся, расправил плечи и, подтянув штаны, важно сказал:
— Пак Сен Чель — это мой сын, товарищ член Народного комитета. Я сам дам ему все распоряжения.
— Ваш сын?!
— Да, это мой сын. Мой старший сын, — как бы между прочим заметил Пак. Пусть член Народного комитета знает, кто перед ним.
Ван Гун встал из-за стола.
— Вы давно не видели своего сына, товарищ Пак?
Пак Собан улыбается и снова усаживается поглубже в большом мягком кресле.
— Уже дня три, — подумав, говорит он. — Сейчас такое время, что нам некогда встречаться. То вот к вам в Народный комитет надо, то другие важные дела, которые не всякому доверишь. Да и сын у меня тоже не сидит сложа руки…
— Три дня?! — перебивает его Ван Гун. — О, значит, вы еще не знаете новость, которую ему вчера сообщили. Ваша дочь Мен Хи в Сеуле.
— Мен Хи?.. Моя дочь Мен Хи? В Сеуле…
Голос Пака дрожал и обрывался.
— У кого моя дочь? Как ее выкупить?
Ван Гун кладет руки на плечи Пака:
— Вашу дочь не надо выкупать, она свободна. Ею гордятся сеульские ткачихи так же, как мы гордимся вашим сыном. Сен Чель сейчас придет и сам все расскажет о Мен Хи.
— Да, мой сын придет сюда… Пойду за ним… — бормочет Пак и трет лоб, прикрывая рукой глаза.
Он нерешительно направляется к двери, потом оборачивается и вдруг поспешно выходит из кабинета.
Ван Гун стоит, задумавшись: «Да, Сен Чель прав. Нельзя сейчас говорить старику о Сен Дине. Если бы удалось задержать парня даже после того, как он помог затопить Садонские шахты, и то легче было бы. А что с ним будет теперь? Кто надоумил его бежать на Юг? В чьи руки он попадет?»
