Юрий Жуков - Укрощение «тигров»
Когда-то по этим проспектам шли демонстранты с богатым, дорогим оформлением, с огромными оркестрами, с большими яркими знаменами. Придет час, когда они снова будут такими. Но именно вот эту, скромную, бедно оформленную колонну демонстрантов мы будем до конца дней своих вспоминать с особой теплотой, с особым волнением — ведь это первая демонстрация освобожденного города, первый выход харьковчан на улицы, их первое после долгого тягостного перерыва открытое изъявление своих дум, чаяний, чувств.
К памятнику Шевченко подкатывает кавалькада автомобилей, и сразу же гром оваций перекатывается по тротуарам, вдоль которых стоят толпы людей — харьковчане узнали Никиту Сергеевича Хрущева, узнали руководителей партии и правительства Украины, узнали полководцев, войска которых освободили Харьков.
Товарищи Хрущев. Коротченко, Конев и другие поднимаются на импровизированную трибуну, образованную двумя грузовиками. Над городом гудят моторы самолетов. Где-то за облаком раздаются пушечные и пулеметные очереди — это наши истребители перехватили фашистского стервятника. Ударили зенитки. Но никто на площади не проявляет и тени нервозности: Харьков знает, что наши летчики и артиллеристы надежно прикрывают его. И вот митинг — первый митинг граждан освобожденного города — уже открыт.
Колонны демонстрантов обступают трибуны тесным полукольцом. Тысячи горящих глаз устремлены к трибуне, убранной цветами и украшенной коврами. То и дело от колонн отделяются ребятишки, девушки с огромными букетами и устремляются вперед: каждому хочется вручить освободителям Харькова подарок от сердца, от души.
На грузовиках уже некуда складывать букеты, и они образуют большую ароматную гору на асфальте.
Речи ораторов слушают с напряженным вниманием. Часто вспыхивают горячие аплодисменты. Поднятые над головами руки плещутся над толпой, словно крылья.
Харьков видит перед собой тех, чьим ратным трудам он обязан своим освобождением, и по толпе то и дело проносится рокот: «Вот тот, тот — в голубом плаще с генеральскими звездочками», «А это гвардии полковник… Наверное, дивизией командует…», «Смотри, еще генерал!..»
Генерал армии Конев поздравляет харьковчан с праздником освобождения. Он рассказывает о победном наступлении войск Степного фронта, поддержанных Воронежским и Юго-Западным фронтами, и заверяет, что Красная Армия добьется новых успехов.
Гвардии полковник Серегин, командир легендарной 89-й Белгородско-Харьковской дивизии, которая первой ворвалась в Белгород и в Харьков, а сейчас сражается уже в десятках километров на юг от города, призывает жителей Харькова быстрее восстанавливать родной город и тем самым помочь Красной Армии нанести новые успешные удары. Представители харьковчан, выступающие вслед за ним, в ответных речах дают слово сделать все, чтобы Харьков как можно быстрее вернулся в строй советских городов-борцов.
Быстрее бьется пульс, и к горлу подступает горький ком, когда видишь подходящего к трибуне профессора Терещенко. Мы помним его, одного из любимых наставников советского студенчества, заботливого, полного сил и энергии деятеля Харькова. До войны здесь было свыше 100 тысяч студентов, и профессор Терещенко вместе с сотнями своих коллег творил великое дело, выращивая советскую интеллигенцию. И вот он снова перед нами. Его трудно узнать: немецкая оккупация наложила страшную печать на его лицо. Восковая бледность, медленные, скупые движения глубоко истощенного человека, шаткая походка… И только глаза профессора полны жизни, они блестят ярким огнем. В них столько силы, что невольно проникаешься уважением к этому человеку, сумевшему сохранить в адских условиях оккупации запас душевной энергии.
Профессор Терещенко вместе со своими коллегами делал спички, торговал содой и ваксой, но не шел в услужение к врагу. Профессорам удалось сберечь и спасти от вывоза в Германию ценнейшую библиотеку и аппаратуру. Теперь они берутся за воссоздание института. Рассказывая обо всем этом, Терещенко потрясает высохшей рукой и восклицает:
— К мести, к кровавой расплате зовут нас руины наших институтов, наших заводов, разрушенных фашистами. Мы знаем, что наша армия сумеет отплатить врагу за наши муки!..
Харьков слушает в суровом молчании речь седого профессора. Его слова — это думы жителей города, это крик сотен тысяч человеческих душ. И когда профессор Терещенко завершает свою речь здравицей в честь Красной Армии, которая спасла Харьков, над площадью вспыхивает и долго перекатывается «ура». Оно бьется волнами в обгорелые стены Дома проектов, откликается эхом из густого сада, нарастает и ширится.
Вслед за профессором Терещенко выступает инженер завода «Серп и молот» Борзый. Он также глубоко взволнован. В его речи звучат благородная страсть человека, истосковавшегося по большому творческому труду, и ненависть к врагу, разрушившему очаги творчества в Харькове.
— Перед нашими глазами, — говорит он, — еще качаются трупы наших родных и близких, замученных гитлеровцами. На наших лицах еще не высохли слезы, на наших улицах еще стоят лужи крови, которую пролили фашисты, замучившие наших товарищей. Наши заводы разрушены. В наших театрах мерзость запустения. Наши парки выведены из строя. Пусть же Красная Армия сполна рассчитывается с гитлеровцами за все это! А мы поможем ей своим творческим трудом…
Слово предоставляется секретарю ЦК КП(б)У товарищу Н. С. Хрущеву.
Бурей овации приветствует боевого руководителя Харьков. Много раз он встречал его в своих стенах. Много раз держал речь товарищ Хрущев перед харьковчанами, давая им указания по большим и малым практическим делам. Теперь Харьков видит Хрущева в генеральском мундире. На его груди — ордена, заслуженные в жестоких боях ка большом пути от Киева до Сталинграда и от Сталинграда до Харькова. Руководитель украинских большевиков возвращался на Украину рядом с солдатами, как солдат, рядом с воинами, как воин. И овации, которыми платит ему благодарный Харьков, долго-долго гремят не утихая.
От имени украинского народа товарищ Хрущев приносит глубокую благодарность Красной Армии, блестяще осуществившей Харьковскую операцию.
— Товарищи, — говорит Никита Сергеевич, — разрешите мне от имени Коммунистической партии большевиков Украины приветствовать бойцов, офицеров, генералов, все войска, которые доблестно сражались за освобождение Харькова. Мы празднуем в Харькове победу нашего славного советского оружия.
Выражаю благодарность от имени украинского народа командующему Степным фронтом генералу армии Коневу, командующему Воронежским фронтом генералу армии Ватутину, командующему Юго-Западным фронтом генералу армии Малиновскому. Мы чтим память героев, павших в боях за освобождение города Харькова и других украинских городов.
— Товарищи, — продолжает товарищ Хрущев, — враги мы разбили, но еще не добили. Враг еще силен, успокаиваться еще нельзя, надо добиться, чтобы первая столица Украины — наш славный Киев был освобожден.
Доблестные сыны Украины мужественно сражаются в боевом содружестве с сынами всех народов СССР. За своих воинов мы не краснеем. Наши генералы, бойцы и офицеры стойко сражались — они достойны Украины.
Н. С. Хрущев зовет сынов Украины еще крепче разить врага, чтобы быстрее освободить всю нашу советскую землю. Глубокое волнение, жар большевистской страсти звучат в голосе Хрущева, когда он восклицает, обращаясь к харьковчанам:
— Все за работу! Дружнее! Всё для фронта, всё для победы! Теснее сплотим свои ряды под знаменем, которое принесло нам победу. Вперед, на запад! Вперед, за Украину!
Да здравствует наша героическая Красная Армия, ее генералы и маршалы!
Да здравствует великий украинский народ!
Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик — наша великая Родина!
И тысячи рук снова вздымаются вверх. Еще громче гремят овации и рокочет «ура», сотрясая ветви тенистого сада. А к трибуне все идут и идут дети с цветами. Они карабкаются на грузовик, одаривают Н. С. Хрущева, руководителей партии и правительства Украины и генералов букетами, целуют их, и теплые улыбки расцветают на лицах харьковчан, наблюдающих за трибуной.
Заслуженный деятель искусств Прохоров и артист Лойко предлагают послать письмо воинам — освободителям Харькова. Теплые, идущие от сердца слова любви и благодарности звучат над притихшей толпой, и снова овации, снова аплодисменты, слова приветственные возгласы.
Ликует Харьков, ликуют люди, очнувшиеся от долгого, тяжкого, кошмарного сна, в котором они пребывали на протяжении двух лет. А в небе города гудят и гудят самолеты, прикрывающие его своими тугими крыльями. Они со свистом рассекают воздух, прячутся в тучах, снова выскакивают из них, и город любуется ими, видя в них свою надежную защиту.
