Сергей Шахов - Атакует «Щука»
— Глубина 25 метров… 30… 35…
На этом его доклады оборвались. Первые взрывы глубинных бомб сотрясли корпус подводной лодки, когда глубиномер показывал 37 метров.
И тут началось. Вражеские корабли с ожесточением преследовали «щуку» и нещадно ее бомбили. От особенно близких взрывов в отсеках лопались лампочки, вылетали предохранители на подстанциях. Отдался даже кингстон уравнительной цистерны, и в нее хлынула забортная вода. Это было, пожалуй, опаснее всего: теперь лодка могла провалиться в морскую пучину слишком глубоко, где ее корпус не выдержит давления воды.
В этот момент судьба лодки и экипажа полностью зависела от расторопности и самоотверженности трюмных. Промедли они, и тогда над жизнью всех нас нависла бы смертельная опасность, предотвратить которую чрезвычайно трудно.
К счастью, вахтенный трюмный Вангатов действовал самоотверженно. Он молниеносно юркнул под настил центрального поста, кое-как протиснулся между помпой и воздушными магистралями и, нырнув в ледяную воду, смог сравнительно быстро устранить повреждение.
Поступление забортной воды прекратилось. В бомбежке временами наступали такие паузы, что порой начинало казаться, будто попытки гитлеровцев уничтожить лодку закончились. Но спустя некоторое время опять возобновлялись близкие сильные разрывы глубинных бомб. От каждого из них снова вздрагивал корпус лодки, а из центрального поста снова и снова раздавались команды:
— Осмотреться в отсеках!
Осматриваться часто приходилось в кромешной тьме. Это когда вылетали предохранители на подстанциях. Правда, электрики Бызов и Парфентьев быстро восстанавливали освещение.
— В первом все в порядке, — докладывали торпедисты в центральный пост.
— В пятом все в порядке.
Подводники держались стойко. А молодому мотористу краснофлотцу Сидорчуку, из тех, кто впервые участвовал в боевом походе, было страшно. Он прижимался к масляной помпе и вздрагивал при каждом взрыве бомб. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Новак, улучив момент, подошел к нему, спросил сочувственно:
— Что, боязно?
Сидорчук вздрогнул от неожиданного вопроса и хотел было сказать, что он не боится бомбежки, но, почувствовав к Новаку доверие, ответил вопросом на вопрос:
— А бомбы могут попасть в нашу лодку?
— Конечно могут, — сказал Новак совершенно спокойно. — И попадут, если мы будем прятать головы. Надо каждому делать свое дело в любой обстановке и безошибочно. Помнишь, как сказал командир: «Успех зависит от всех нас вместе и от каждого в отдельности».
— Да, да. Я это уже понял, — Сидорчук отошел от помпы к пульту дизеля.
— Наш командир опытный, — продолжал Новак. — Он не раз выводил лодку из очень трудных положений. Так что можно не сомневаться: он и сейчас обхитрит врага.
Бомбежка еще продолжалась, но взрывы раздавались уже далеко. Стало ясно, что лодка искусным маневрированием оторвалась от преследовавших ее кораблей.
— Ну и денек же выдался сегодня, — Столбов улыбнулся вахте центрального поста. — Поздравлю товарищей. Все-таки не каждый день по два транспорта топим. Пойду-ка я в отсеки, чтоб не отвыкали там от командира.
Ветеран подводной лодки «Щ-402» мичман С. Д. Кукушкин
В шестом отсеке Николай Гурьевич подсел к редактору боевого листка мичману Кукушкину. Посмотрел некоторые заметки, потом сказал:
— Мне думается, что наверху надо крупными буквами написать: «Счет мести растет». Ну а заметку об этом хорошо может написать старший лейтенант Захаров. Я слышал, как он после первой атаки подсчитал, что если на потопленном транспорте были войска, то утопленников хватит по нескольку десятков на каждого члена нашего экипажа. Теперь этот счет, по крайней мере, удвоился. Среди торпедистов есть и другие варианты подсчета вражеских потерь. Возьмите у них все выкладки и опубликуйте. Получится здорово.
В первом отсеке командир застал людей за напряженным трудом. Здесь полным ходом шла перезарядка торпедных аппаратов. Запасные торпеды находились тут же — по правому и левому бортам. С помощью специальных приспособлений торпедисты выкатили их на середину отсека, чтобы подготовить к действию.
Наибольшей точности и аккуратности требовала установка взрывателя. Эту работу всегда производил мичман Егоров. Старшина Ивашев устанавливал различные приборы и заливал горючее. Краснофлотец Бахтиаров обильно смазывал торпеды тавотом. В таком виде, густо покрытые смазкой, похожей на вишневое варенье, торпеды вталкивались в трубы аппаратов. Николай Гурьевич увидел на них надписи, сделанные прямо по тавоту: «Смерть Гитлеру!», «За Родину!».
И вот уже торпедные аппараты перезаряжены. Подводная лодка опять готова к бою. Здесь командир пробыл дольше, чем в других помещениях. Он наблюдал за ходом перезарядки аппаратов, а когда люди освободились, рассказал о результатах двух атак, о том, как тонули вражеские корабли.
Наступил поздний вечер. Возвратившись в центральный пост, командир приказал:
— По местам стоять, к всплытию!
Экипаж быстро занял места по расписанию. Вахтенный сигнальщик Беседин с биноклем на шее уже забрался в боевую рубку. Сюда же поднялись командир, вахтенный офицер Сорокин, рулевой. В рубке ни зги не видно. Не многим лучше видимость и над морем, где в это время года властвует заполярная ночь. Поэтому, прежде чем подняться на мостик, надо побыть в рубке минут пятнадцать, чтобы глаза привыкли к темноте.
Акустик Васильев доложил: «Горизонт чист».
— Всплывать! — приказал командир.
Вангатов открыл общий клапан. Сжатый воздух по магистралям ворвался в цистерны и с силой вытеснил воду за борт. Лодка пошла вверх. Ее сразу же начало раскачивать с борта на борт.
Откинулась массивная крышка рубочного люка. Первым на мостик выскочил командир, за ним сигнальщик, потом вахтенный офицер и рулевой. Осмотрелись. Все в порядке.
— Хороший все-таки был сегодня денек! — проговорил Столбов, затягиваясь морозным воздухом.
На грани гибели и опасения
В море подводники обычно много читают. Сама обстановка располагает к этому: в тесных отсеках в часы, свободные от вахт, заняться просто нечем. Поэтому почти все отдыхают обычно с книгой в руках.
Походной библиотечкой, как уже говорилось, заведовал моторист Михаил Мацура. Еще до выхода в море он постарался запастись литературой с учетом читательских интересов подводников.
Библиотечка получилась хорошая. Герои книг вроде Павки Корчагина были надежными спутниками подводников, помогали им переносить тяготы и невзгоды похода, учили быть мужественными и отважными.
Впрочем, подводники не считали себя героями. Отправляясь в тяжелые походы, где каждая минута пребывания в море связана с риском, они не думали о подвигах и смерти. Люди просто сроднились с опасностями, принимали их как должное, а свой труд рассматривали как любой труд на войне. Мне не раз приходилось присутствовать при вручении им правительственных наград, и всегда бросалась в глаза застенчивость, с которой они принимали ордена и медали.
Вот и сейчас жизнь на лодке шла своим чередом: одни несли ходовые вахты, другие — отдыхали. В электромоторном отсеке, будучи свободным от вахты, Евгений Парфентьев читал вслух какую-то журнальную статью. Товарищи любили его слушать, потому что читал он выразительно, интересно комментируя наиболее важные места. В соседнем отсеке агитатор Сергей Новицкий, до службы на флоте работавший учителем в Белоруссии, рассказывал товарищам о действиях белорусских партизан. Материала у него об этом было предостаточно, так как он с первых дней войны вырезал из газет все, что печаталось о борьбе его земляков в тылу фашистских захватчиков.
— Белоруссия, как и вся наша Родина, будет освобождена! — убежденно говорил Сергей. — И мы здесь, в северных холодных водах, тоже помогаем очищать нашу землю от ненавистного врага.
Комиссар в это время беседовал с молодыми краснофлотцами. Все пятеро были удивительно похожи друг на друга. Когда они находились в разных отсеках, среди других подводников, их сходство не так бросалось в глаза. А собрались вместе — все юные, подстриженные под машинку, в одинаковой рабочей одежде и даже выражение лица у всех одинаковое: читалась на них еще не прошедшая робость новичков, но уже проглядывавшая гордость за достигнутые победы, в которые и они вложили посильную долю.
Николай Афанасьевич рассказал им о том, какой урон нанесла противнику подводная лодка, потопив два вражеских транспорта. Сравнительные цифры произвели на краснофлотцев большое впечатление. Потом поговорили о поведении во время бомбежки.
— Товарищ комиссар, — обратился к Долгополову Сидорчук, — а ведь я немного растерялся, когда нас начали бомбить. Страшно было. Бомбы рвались, проклятые, так близко, что могли попасть в лодку.
