Владимир Першанин - Снайперы Сталинграда
Вечером, как и обещал Палеха, сварили уху. Даже картошки немного раздобыли, а вот хлеба не дождались. Хлебали рыбный отвар, обсасывали хребты. Запили жидкую уху водой и стали ждать ужина. А Ермаков лег пораньше спать. Место для завтрашней засады он уже присмотрел. Ныл синяк на ноге, расплывшийся желто-фиолетовым пятном до колена.
— Ты ужина ждать не будешь? — спросил Василий Палеха.
— Посплю, если удастся. Нога на ночь глядя разнылась.
Лейтенант покивал, налил граммов сто водки и протянул сухарь.
— Спи. Тебе завтра свежим надо быть.
— Буду.
Сквозь сон слышал, как явились снабженцы Их долго и сварливо ругали за то, что долго добирались. Те оправдывались и предлагали желающим пересечь разок-другой Волгу. В блиндаже спокойнее прятаться. Не дослушав окончания спора, Андрей снова погрузился в сон.
Когда проснулся, солнце, поднимавшееся огромным красным шаром за спиной, высвечивало безобразную картину всеобщего разрушения: закопченные скелеты домов, выгоревший поселок на горе, дым, поднимающийся из разных мест. На мысу острова Голодный догорал баркас. Большой тополь неподалеку искромсало прямым попаданием, оторвало метра три от верхушки, посшибало ветви.
Дом возле железнодорожной ветки зиял новыми пробоинами, там что-то дымилось. Удивительно, что Ермаков ничего этого не слышал, погрузившись в крепкий сон. Утром отказался от завтрака. Правило — на «охоту» идти только с пустым желудком, дольше проживешь. Фляжку с водой приготовил заранее, а Палеха (золотой мужик!) дал сверток с печеньем, сахаром и плащ-палатку. — С богом, Андрюха!
— К черту.
Боль в ноге немного за ночь утихла, двигаться стало легче. Отполз метров на восемьдесят от взводной траншеи и пристроился в старом окопе, вырытом еще в начале боев за город.
Снайперскому делу Андрея не учили, до всего доходил сам. Хотя на соревнованиях по пятиборью научился стрелять неплохо. Но снайперская охота это не только стрельба, а и умение находить надежную позицию для ведения огня. С вечера присмотрел укрытие на случай минометного обстрела у основания выщербленной стены, защищенной грудой кирпича, и частично прикрытой сверху расщепленной дверью. Укрытие — так себе, но лучшего поблизости не нашлось.
Передний край оживал. С высот Мамаева кургана дала несколько залпов по левобережному лесу батарея 105-миллиметровых гаубиц. Немецкие артиллеристы знали, что пусто там не бывает. Привозят запасы боеприпасов, продовольствия, ждут своей очереди на переправу маршевые роты. В кого-нибудь попадут.
Взрывы снарядов, падающих в лесу, малоэффективны. Деревья гасят осколки и взрывную волну, а людей размещают в глубине леса, низинах, пересохших ериках. Беда, если тяжелый снаряд ударит в дерево, возле которого находятся бойцы.
Здесь уж как повезет и под каким углом рванет снаряд. Может, осколки разлетятся поверху, срезая ветки и верхушки соседних деревьев, а может, обрушатся смертельным снопом вниз, там, где лежат тревожно переговариваясь, бойцы, в большинстве не нюхавшие пороха. Гадают, что их ждет завтра, доставят ли обед и когда поведут к переправе.
Ничего уже не будет. Сухие листья падают на тела, пробитые острыми, как зубья, осколками. Расползаются тяжелораненые. Кому-то повезло, их защитили раскидистые тополя и заросли вяза. Братскую могилу роют здесь же. Эти ребята до Сталинграда уже не дойдут. Отвоевались.
На закуску немецкие гаубицы выпустили несколько фугасов, целясь в бревенчатый причал у поселка Красная Слобода. Бревна массивные — этим калибром их не перешибешь. Порванные тросы быстро восстановят саперы, заменив заодно расщепленные доски и мелкие бревна.
Ермаков уже два часа следил за амбразурой дота, прикрытой металлической заслонкой. Блеснули линзы немецкой оптики, фрицы осматривали берег. Кое-где вели огонь пулеметы обычного калибра, легкие минометы. Мощные пули крупнокалиберного «машингевера», укрытого в доте, способны за полкилометра пробивать броневую плиту, но достойной цели для себя немцы пока не видят.
Внизу, на мокром песке, вышагивали вороны, раздергивая останки человеческой плоти. Эти ребята на кромке берега в большинстве останутся пропавшими без вести. Вряд ли их товарищи успели забрать документы, а упавший человек не обязательно убит. Да и кто там ночью чего понял? Упал боец, отлежался, а потом попал в другую часть. И будут ждать без вести пропавшего и год, и два и даже, когда война закончится.
Броневая заслонка поднялась повыше. Значит, фрицы что-то приметили. Левее окапывались бойцы соседнего полка, но их прикрывал бугор. Стрелять по ним бесполезно, немцы патронов на них не тратили. Вдоль левого берега на большой скорости прошел катер — до него слишком далеко. Тоже ни к чему себя лишний раз обнаруживать.
Переправа днем сокращалась до минимума. Но масса бойцов 62-й и 64-й армий постоянно нуждалась в огромном количестве боеприпасов. Без хлеба и махорки можно прожить. Раненые под обрывом потерпят до ночи, а кто умрет от заражения или не вовремя сделанной операции, такая, значит, судьба.
А без патронов никак не проживешь. Октябрь сорок второго был месяцем непрерывных немецких атак. Если кончатся патроны — труба дело. Бойцы копаются в заваленных окопах, выворачивают карманы убитых, воротя нос от нестерпимой вони. Находят пол сотни патронов россыпью, несколько обойм в порванном подсумке. Смятый пулеметный диск наполовину опустошен, но сколько-то патронов осталось.
В обрушенной ротной землянке должен бы оставаться небольшой старшинский запас. Рыхлую землю разгребают лопатками, касками. Есть! Среди глины, камней, клочьев одежды и останков тел нашли несколько просмоленных пачек патронов, две пулеметные ленты и ящик чудом не сдетонировавших гранат.
Ура, живем! Но если разделить найденные боеприпасы на взвод (тем более на роту), то до вечера не хватит. На штыках не продержишься. Поэтому с левого берега посылают мелкие суда, иногда бронекатера, а то и простые лодки с допотопными подвесными моторами, заранее обрекая половину из них на уничтожение.
Вот и сейчас прошел на полной скорости знакомый бронекатер С-40 с бортовым номером «Об». Кто везет, на того и грузят. Капитан «шестерки» — молодой, отчаянный, но уже набрался опыта и пересек Волгу почти благополучно.
Почти, потому что полевая 7 5-миллиметровка угодила в носовую часть фугасным снарядом, вырвала кусок палубы, но остановить ход смелого корабля не смогла. Хоть кто-то и погиб из экипажа, но тридцать тонн груза доставлено: мины, патроны, снаряды к легким пушкам, махорка, сухари и прочее.
А еще принято посылать с курьером засургученные конверты. Могут в спешке харчи и медикаменты забыть, но конверты с увесистыми гербовыми печатями не забудут. Там приказы, инструкции, грозные предупреждения: «Держаться… ни шагу назад… разъяснять бойцам ответственность… за трусость к трибуналу… к расстрелу… в штрафные роты (они только-только появились)». Как же такие пакеты забудешь взять? Без них война — не война, и все рухнет.
«Шестерка» доту с его крупнокалиберным «машингевером» не по зубам. Да и не хотят фрицы рисковать. На бронекатере трехдюймовое орудие в танковой башне и три пулемета. Могут ответить так, что мало не покажется.
И хотя риск получить снаряд в амбразуру минимальный (капитан отчаянно маневрирует, бросает корабль из стороны в сторону, уклоняясь от плотного вражеского огня), немцы не согласны и на этот минимальный риск.
Орудие бронекатера вело беглый огонь на ходу. Если шесть килограммов добротного русского тротила и стали влетят в амбразуру, то расчет размажет по стенам. Лучше не рисковать без нужды. Покурить, похлебать теплого кофе из термоса и дождаться подходящей цели, наблюдая за Волгой через опущенную броневую заслонку.
Такая цель вскоре появилась. Пассажирский катер-трамвайчик, который до войны ходил в заволжские хутора, возил отдыхающих на пляж. Многочисленные окна в трюме заколотили досками, рубку обшили тонким листовым железом, но пароходик остался тем же беззащитным речным извозчиком со скоростью десяток узлов.
Катер вывернулся из-за обрывистой оконечности острова и, выжимая все возможное из своего стодвадцатисильного двигателя, шел к правому берегу. Только острая необходимость заставляла пускать в почти безнадежный путь такие катера, лишенные брони и с трудом выжимающие свои десять узлов. Немецкие самолеты ввязались в схватку с нашими истребителями, и первую половину пути судно прошло благополучно.
Теперь катер обстреливали из полевых орудий — с холмов, а заслонка на амбразуре поползла вверх, давая возможность открыть огонь из крупнокалиберного пулемета.
Очередь. Еще одна. Ермакову показалось, что при свете вспышек он хорошо видит лицо в глубине дота. Андрей нажал на спуск. Пуля выбила рыжее облачко кирпичной крошки. Надо взять чуть левее и не торопиться. Стреляная гильза, звякнув, отлетела в сторону, а хорошо смазанный затвор подал очередной патрон с бронебойно-зажигательной пулей.
