Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга
— Хорошо, я живу напротив, так что я — быстро. — Лиза встала и открыла сумочку, чтобы расплатиться с официантом.
— Не надо, иди собирайся, — остановил ее Руди, — я подожду тебя здесь, расплачусь потом за себя и за тебя заодно. Машина у тротуара, синий «мерседес», если видишь.
— Да, да, — она кивнула. И почти выбежала из бистро. Быстро перешла улицу, поднялась в мансарду. Она действовала безотчетно, доверяясь одной только интуиции, которая подсказывала ей — так надо, так надо, ты на верном пути. Советоваться было не с кем, да и нельзя. Она поспешно сложила вещи. Написала письмо Фру и записки с извинениями своим подопечным. Рассчиталась с хозяйкой квартиры, которая жила этажом ниже. Спустя полтора часа она подошла к машине. Руди уже ждал ее за рулем. Увидев ее, вышел и распахнул перед ней дверцу автомобиля, предлагая сесть на заднее сидение. На улице пошел мелкий дождь. В машине было тепло и пахло крепким кофе.
— Что ж, Альстерштрассе, 38? — Руди обернулся к ней, — поедем домой, фрейлян?
«Домой…», — Лиза только вздохнула, опустив голову. Могла ли она себе вообразить еще несколько лет назад, в самый разгар войны, что однажды в жизни слово «домой» будет означать для нее не Ленинград и даже не Москву, а… Гамбург. Видимо, поняв ее чувства, Руди отвернулся и больше ничего не сказал. Щелкнул ключ зажигания, заработал мотор. Машина развернулась и медленно поехала по Рю де Монтень. Капли дождя барабанили в лобовое стекло, скатывались тонкими струйками вниз.
До границы доехали, перебросившись едва ли несколькими словами, почти в полном молчании. Вдруг Руди остановил машину. Вынул из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул его Лизе, на белом манжете рубашки под рукавом пальто блеснула золотом запонка.
— Ознакомься заранее, — посоветовал он, — мало ли что спросят. Говорить будешь по-немецки, — предупредил он сразу. — По-французски желательно с акцентом, не слишком грамотно. Но вообще-то лучше, чтобы ты говорила как можно меньше. Предоставь все мне. Ты поняла?
— Да, конечно, вполне, — Лиза открыла паспорт. — Ядвига Хелмер, — прочитала она, — но почему? — недоуменно вскинула на Руди глаза. — Разве я не могу въехать в Германию под своей настоящей фамилией.
— Можешь, — ответил он, выразительно глядя на нее, — но лучше этого не делать. Имей в виду, что до сих пор не только Германия, но и Франция, все другие страны наводнены шпионами. В том числе и советскими. Они разыскивают бывших нацистов, предателей, провокаторов. Так что будет лучше, если при переезде ты воспользуешься легендой. Тебе же не впервой, как я понимаю, — он как-то двусмысленно улыбнулся.
— Мне не впервой, — Лиза не стала кривить душой, — но я не ожидала, что мне придется играть роль и здесь.
— Ничего не поделаешь, фрейлян, такова действительность, — Руди покачал головой. — Проверь лучше, — продолжал он, — дата рождения твоя? — Лиза кивнула. — Ну, а место рождения значения не имеет, — констатировал он удовлетворенно. — Полуправда, это, как говорится, тоже правда, только наполовину. Оставь паспорт при себе. Покажешь пограничникам, когда придется. История такова: ты — жена моего друга, который погиб на фронте. Гостила у знакомых во Франции, а теперь, оказавшись в Лионе по делам, я забрал тебя с собой, чтобы тебе не пришлось ехать на поезде. В общем, принимаешь ухаживания сочувствующего друга, в этом нет ничего удивительного. Тебе не нравится? — Он снова включил мотор, машина тронулась.
— Да нет, я не против, — Лиза пожала плечами, — но все так странно. Мне и в Германии придется жить под именем фрау Хелмер? — догадалась она, и ей стало как-то зябко, неуютно.
— Пока да, — подтвердил он, не оборачиваясь, — а дальше посмотрим.
— Фрау фон Крайслер ты представишь меня тоже как Ядвигу Хелмер? — Лиза наклонилась вперед, ожидая ответа.
— Да, — ответил он после некоторого молчания. — Посуди сама, после всего, что она пережила в войну, ей будет не очень радостно, если к ней в гости пожалуют русские. У фрау Шарлоты очень слабое здоровье, мне бы не хотелось подвергать его испытанию. В конце концов, она может просто испугаться, ведь она немолодая женщина.
— Да, я понимаю, — скрепя сердце Лиза согласилась. — Надеюсь, ты подскажешь мне, где я смогу снять комнату в Гамбурге, — попросила она. — Насколько я понимаю, на Альстерштрассе, 38 ты меня не приглашаешь.
— Почему же, приглашаю, — возразил он с улыбкой. — В любое время дня и ночи, но сам я там бываю редко. Хозяйка там фрау Шарлота, что же касается меня, гораздо чаще я обитаю на соседней улице, где располагается мой офис и служебная квартира. Если захочешь, ты будешь жить в ней, ну а хочешь, отдельно — снимем тебе апартаменты.
Лиза промолчала.
Впереди показался пограничный пост. К удивлению Лизы, выпустили их и впустили быстро, даже почти не смотрели документы. Советские пограничники, усмехнулась она мысленно, не вели бы себя столь неосмотрительно и беспечно. Не поленились — все перетряхнули и заставили бы раздеться до нижнего белья.
— Все в порядке, счастливого пути, господин Крестен, — донеслось до Лизы сквозь стекло пожелание офицера. Руди благодарственно махнул рукой. Машина снова двинулась.
Дождь по-прежнему колотил в стекло, за окном мелькали поляны, аккуратные белые домики с черепичными крышами. После пережитого волнения Лиза расслабилась и незаметно для себя задремала. Когда же открыла глаза, даже испугалась. В запотевшие стекла машины она не увидела ничего, только сплошную белую пелену, туман. Даже в лобовое стекло, которое очищалось дворниками, ничего не было видно. Только присмотревшись, можно было различить, что за туманом проскальзывают очертания высоких домов, витрины магазинов, словно не касаясь земли, проплывают отдельные, редкие пешеходы. Лизе вообще показалось, что машина не едет, а плывет, — «мерседес» действительно передвигался медленно, да и как быстрее, в такой туман-то? Словно с огромного расстояния доносились приглушенные звуки — сирена парохода в порту, бой старинных часов на башне ратуши.
— Мы уже в Гамбурге? — спросила Лиза, наклонившись вперед.
— Да, — ответил он просто, — почти дома.
— И здесь часто такой туман?
— Случается. Особенно в дождливую погоду. Мы называем такую погоду «Smuddelwetter», погода-неряха. Занудный, пронизывающий насквозь мелкий дождь, густой туман весь день. Иногда все длится по несколько дней. Конечно, не очень весело, зато запоминается. Очень похоже на Венецию зимой, — заметил он, поворачивая на перекрестке, — только здесь мы все же едем по суше, а там плывешь на гондоле по каналам. Внизу — вода, сверху — тоже вода, туман, дождь, слякоть. Все сливается в единую, безраздельную картину грусти — каналы, берега, острова, небо.
— Я никогда не была в Венеции, — тихо ответила Лиза, — я только читала о ней.
— Съездим.
Когда отъехали от порта, туман поредел. Стали четче вырисовываться контуры домов, появились очертания поребриков, отделяющих проезжую часть от тротуаров. Лиза смотрела по сторонам, желая увидеть разрушения, оставшиеся после налета союзной авиации, о котором рассказывал ей Руди в Лионе. Но аккуратные, трудолюбивые немцы старательно восстановили свой город, по крайней мере ту часть, по которой они теперь ехали. Здесь шрамы войны были совершенно незаметны. Словно выплыв из ватных серых хлопьев, облепивших машину, справа возник парадный подъезд какого-то здания, освещенный тусклыми фонарями в ажурном решетчатом обрамлении. Машина остановилась, Лизе даже показалось, что она, точно лодка, закачалась на волнах тумана.
— Это Альстерштрассе? Ты здесь живешь? — спросила Лиза, выглядывая в окно.
— Нет, здесь будешь жить ты, — ответил Крестен, — Здесь находится служебная квартира, о которой я тебе говорил. Я уступлю ее тебе на время. — Он вышел из машины. Распахнул дверцу со стороны, где находилась Лиза, помог ей выйти.
Ступив на тротуар, мокрый и скользкий, Лиза оперлась на руку Руди, — ей показалось, что она провалилась в густое, холодное облако, по ногам сразу пробежал озноб. На пальто мгновенно выступили темные, влажные пятна. Волосы, завитые в Лионе и весьма растрепавшиеся за поездку, сразу поникли, став прямыми как солома.
— Прошу, фрейлян, — Руди вытащил из багажника чемодан Лизы и, предложив ей руку, повел в дом. Заметив, что она смущена погодой, пошутил: — Не волнуйся, здесь не каждый день так. Гамбург — очень красивый и приветливый город. Его издавна любят все моряки и всегда приходят в порт, если выпадает возможность. Даже в Мюнхене, а это юг Германии, выпадает дождей больше, чем здесь. Но сегодня ты, конечно, мне не поверишь, — он засмеялся.
Они вошли в… Руди сказал, «в подъезд», но было ощущение, что они вошли в фойе театра или какого-то музея. То, что открылось взору Лизы, никак не походило на подъезд в советском его понимании. Будучи даже дочерью князя, Лиза выросла в советские времена, и она никогда не знала дореволюционной русской жизни. Потому она оказалась не готова к «излишествам буржуазной жизни», как обычно писали в «Правде». До блеска вымытый и натертый полиролью мраморный пол, на стенах, драпированных темной тканью, зеркала и картины. Лепные украшения на высоком сводчатом потолке, с которого свисали, заливая ярким светом весь холл, бронзовые люстры со сверкающими хрустальными подвесками. Бронзовые подсвечники на высоких тумбах в простенках между зеркалами и у обтянутых светлой кожей диванов и кресел, стоящих в холле для посетителей. Все необыкновенно чисто, сделано с любовью и элегантностью. Ничего подобного Лиза не видела даже в партийном доме на Тверской, где жила Белозерцева.
