Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
– Откуда такие яства? Ты ограбил интендантов, Дани?
– Это награда за пойманных вражеских лазутчиков. Капитан Якоб приказал, – Дани сделал многозначительную паузу. – Да! Наш отважный солдафон именно приказал как следует отпраздновать мой день рождения. Что бы всё было, как в кафе «Жебро». Кстати, Шаймоши! Принеси из «хорьха» мой альт.
– Вздрогнем! – провозгласил Отто, и сам наполнил их бокалы.
– Прозит! – Дани поднял бокал.
Гильдебрандт мазал хлеб маслом и накладывал на него колбасу. Хозяйка словно нарочно порезала её толстыми кружочками, а хлеб, наоборот, тоненькими ломтиками. Колбасы было много – более двух фунтов. Ешь – не хочу. Хлеба – наоборот, одна небольшая булка. Бесцветные глаза обер-лейтенанта увлажнились от наслаждения. Дани с нежностью смотрел на Гильденбрандта. Они, конечно, поступили бестактно, начав застольную беседу на венгерском языке.
Невдалеке ухнул взрыв. Это обстоятельство позволило лейтенанту Хельвигу перевести беседу в правильное русло, то есть на немецкий язык.
– Наши стреляют, – проговорил он. – Противотанковая пушка. С чего бы это вдруг?
– Я припоминаю историю о разведчике большевиков, – отозвался Дани на своём безупречном берлинском диалекте.
– О карлике? – переспросил Гильденбрандт.
– О мальчишке, – напомнил Отто.
– О том, кто подорвал подполковника Гербера, – сказал Алмос. – Мы с Дани гонялись за ним по всему Воронежу, а ты, Гильдебрандт, расходовал на него противотанковый боекомплект. Какая расточительность!
– Ха! Тем не менее – слышите? – Больница всё ещё сопротивляется, – кивнул Гильдебрандт. – Я предлагаю выпить за нашего счастливчика. За тебя, Отто. Прозит!
– За меня? Мой день рождения в декабре, если, конечно, доживу.
– За отпускника! – Дани поднял бокал.
– За счастливчика! – Гильдебрандт вскочил. – Виданное ли дело! В разгар боёв получить отпуск!
Товарищи выпили за окончание отпуска лейтенанта Отто Козьмы.
– Чувствую себя рыбой, выброшенной на берег, – проговорил Отто. – Прошедшей ночью, на совещании в штабе, я так и не понял, взята ли проклятая больница. Отбывая в отпуск, я был уверен, что по возвращении застану свою часть где-нибудь в районе Лисок. А она до сих занимает оборону возле проклятой больницы. И ещё. Меня поразило кладбище в сквере. Я пытался пересчитать кресты. Когда я уезжал в Будапешт, там было всего несколько могил. Что же я вижу теперь? Поле крестов!
– Кладбище большевистских танков. Кладбище немецких героев, – Алмос сделал широкий жест рукой и едва не уронил на пол бутылку с остатками бренди. – Эти руины вокруг – тоже кладбище. Фрау Фишер, по-видимому, большая праведница. Мы сидим под это яблоней и не слышим запаха тления, несмотря на то, что воняет повсюду. А губернская больница – вот действительно проклятое место. Сколько раз мы думали, что уничтожили всех врагов? Сколько раз капитан Якоб заявлял, что объект взят?
– Ответьте мне, друзья! – обычно спокойный до флегматичности Отто Козьма внезапно разволновался. – Взята Губернская больница или нет?
– Это вопрос метафизический, – вздохнул Дани. – Мы штурмовали объект силами двух рот. Я и Алмос – мы оба были там. Мои люди обучены технике зачисток. Под моей командой несколько высококлассных спецов, обученных отлову диверсантов. Но тем не менее…
Дани замолчал, услышав, как стукнула калитка. Это верный Шаймоши спешил к ним, неся на потном лице тревогу и озабоченность. Вдалеке ухнул новый разрыв.
– Крупный калибр, – равнодушно заметил Гильдебрандт.
– К нам едет господин Якоб, – заявил Шаймоши, и в тот же миг из-за зарослей жёлтых цветов послышался скрип тормозов.
– Ребята! Подберитесь! – скомандовал Дани.
Повинуясь безошибочному чутью, из дома явилась фрау Фишер. С её появлением снеди на столе не прибавилось, зато сервировке был придан вполне благопристойны вид.
Гильдебрандт ещё застёгивал пуговицы на френче, а Алмос приглаживал слишком пышную для солдата причёску, когда внушительная фигура капитана Якоба уже воздвиглась над столом. Хозяйка быстро скрылась из вида. Шаймоши, подав вновь прибывшему стул, унёсся в направлении огорода. Дани лично наполнил бокал командира. Якоб проглотил бренди, крякнул и задал для порядка первый вопрос:
– О чём толкуют герои за праздничным столом?
– О проклятой губернской больнице, господин капитан, – быстро ответил Дани. – Лейтенант Козьма, наш отпускник, так и не понял, взята она или нет.
Кто из троих пнул его под столом? Скорее всего, это был тот же всуе упомянутый Отто Козьма.
– За каждый этаж и комнату приходилось сражаться в ожесточенных рукопашных схватках, – начал капитан Якоб, топорща усы в сторону пунцовеющего Отто. – Но что увидели наши товарищи, когда сражение кончилось? Больница, которая долго была сосредоточением тяжелых боев, была сверху донизу забита трупами женщин и детей, тяжелобольными и беспомощными людьми, часть которых оперировали всего несколько дней назад. Их кровати большевики использовали в качестве пулеуловительных щитов на окнах. Большевики стреляли в нас из-за кроватей тяжело-больных! Картина настолько бесчеловечная и мрачная, что ее никогда не забудешь. Крепитесь, друзья! – капитан Якоб подал Дани свой пустой уже бокал, и тот снова наполнил его. – Если мы позволим большевизму поднять голову, они станут бросать бомбы на наши дома и больницы. Их ничто не остановит.
– Такого не может быть, – усмехнулся Гильдебрандт. Обер-лейтенант единственный из присутствующих не подчинялся капитану Якобу и, как говорится, мог себе позволить. – В последней речи фюрер сказал…
– Я знаю все речи фюрера назубок! – рявкунул Якоб.
– Хайль!
– Хайль!
– Зиг хайль!
Хором отозвались Дани, Алмос и Отто. Гилдебрандт же просто вскинул пуку. Якоб фыркнул. Пожалуй, жест обер-лейтенанта показался ему чересчур небрежным.
– Большевизм есть проклятие человечества! – в подтверждение его слов одинокая яблоня уронила на середину стола свой недозрелый плод. Дани показалось или все его товарищи дружно вздрогнули? Стук упавшего яблока, звон стекла несколько поумерили пыл капитана. Вздохнув, он продолжил:
– Лейтенант Козьма в чём-то прав. Несколько раз нам казалось, что сражение за больницу закончено. Все её защитники перебиты и сопротивления больше не будет. Габели подтвердит мои слова. Он участвовал в последнем обходе больницы. Тогда мы добрались до так называемого «мужского отделения». Все помещения больницы были завалены трупами. Похоронные команды не справлялись с работами. Ты видел кладбище в больничном парке, Козьма?
Капитан Якоб рокотал. Листочки над их головами подрагивали. Дани считал, сколько раз солдафон Якоб скажет «ты» своим подчинённым. Чудовище Якоб так, наверное, никогда и не поймёт, сколь ему повезло получить под
