Иван Василевич - Подвиг живет вечно (сборник)
Обратите внимание: первыми в гостиничный номер Рудольфа Абеля проникли агенты ФБР. Тогда это ведомство находилось в руках Эдгара Гувера. Он считался одной из наиболее влиятельных фигур в американской системе государственной власти. Иногда задаются вопросом: каким образом Гуверу удалось «пересидеть» в своем кресле семерых президентов? Секрет прост: в правила его игры входил беспроигрышный прием — пальцем не трогать элитарные эшелоны, а также гангстеров, мафию. С простыми смертными же, а тем более с иностранцами, он не церемонился. Факт остается фактом: ФБР вело и продолжает вести наступление на гражданские права американцев.
Вновь процитируем Дж. Донована, который, оценивая показания Хейханнена, писал: «Его утверждения были расплывчаты и не подкреплялись твердыми данными — датами, указанием времени, точного местонахождения и конкретных лиц». Фактически сбивчивые показания осведомителя подтвердили, и то лишь частично, третий пункт обвинительного акта. Не лучше выглядели и другие свидетели. И все же тучи над Абелем сгущались. Судья Байерс, обвинитель Томпинкс прилагали максимум усилий, дабы в нужном им направлении обойти все острые углы дела № 45094, манипулируя статьями конституции и кодексов. Дело доходило до трюкачества. Томпинкс, например, воздев к потолку руку с батарейкой от карманного фонаря («вещественное доказательство», скорее всего приобретенное агентами ФБР в ближайшем табачном киоске), патетически воскликнул: «Это не игрушка для развлечения, леди и джентльмены, это орудие разрушения, орудие уничтожения пашей страны!» Примеров таких фокусов с «вещественными доказательствами» можно было бы привести немало.
Много лет спустя, когда однажды мы весенним воскресным днем прогуливались с Рудольфом Ивановичем по тихим арбатским переулкам, он вдруг остановился, запрокинул голову и через линзы своих очков взглянул на затянутое сиреневой дымкой небо.
— А ведь сейчас, пожалуй, хлынет первый весенний дождь, — заметил он и продолжал — Помню, как этого ублюдка Хейханнена на суде мой адвокат озадачил, попросив уточнить время одного вымышленного им эпизода. Хейханнен ответил, что это, дескать, произошло весной, а для пущей важности пояснил: «Ибо шел дождь». Спустя секунду-другую выпалил: «Впрочем, это могло быть и осенью», так как осенью «тоже идет дождь». Вот так! — Рудольф Иванович улыбнулся: — А нам нужно возвращаться. Во-первых, потому, что скоро действительно разразится весенний дождь, а во-вторых, потому, что мне еще предстоит сегодня поработать. Воскресенье — это для вас, молодых…
Абель любил на досуге порассуждать на тему о человеческом возрасте. По его мнению, здоровье определяется резервами организма человеческой особи, запасом прочности органов. А прочность достигается их тренировкой. Однако любой «прочности» может прийти конец (стальные мосты и те рушатся!). С годами организм изнашивается, и конец фатален. Однако Абель отвергал сугубо пессимистические воззрения на проблему старения. Он признавал, что «убежать» от старости никому еще не удавалось, а вот «отодвинуть» ее елико возможно дальше — можно… Способы? Ну, они разные, это — особая тема для разговора. Тут нужно принимать во внимание обстоятельства места, времени действия «героя», его работу, отшучивался он, видимо, имея в виду свою собственную профессию.
Однако давайте мысленно вернемся в зал федерального суда, в Нью-Йорк. Выносится вердикт присяжных:
Абель виновен. А затем судья приговаривает Абеля к 30 годам тюремного заключения. Американская фемида добилась своего. Но мужество и стойкость советского человека буквально потрясли американскую общественность. Вот что писал о Рудольфе Ивановиче американский публицист И. Естен в книге «Как работает американская секретная служба»: «…В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни… Когда это не удалось, его начали пугать электрическим стулом… Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он, не колеблясь, отвечал: „Нет“».
Добавим: от дачи показаний Абель заранее отказался.
«Вынесение приговора, — писал Донован, — заняло всего 16 минут. Приговор был объявлен, и Абеля вывели из зала суда. Я смотрел ему вслед и думал… для человека в 55 лет 30 лет тюремного заключения означали пожизненное заключение… Прощаясь, он протянул мне руку, и я пожал ее. Для человека, готовящегося отбывать тридцатилетний срок заключения в иностранной тюрьме, полковник Абель обладал поразительным спокойствием».
Однажды мы спросили Рудольфа Ивановича:
— О вас слывет молва, что вы совмещаете в себе мастерство художника с прекрасными знаниями математики и криптографии. Существует ли связь между искусством и точными науками?
Он немного задержался с ответом, на какую-то долю секунды прикрыл веками свои серые пронзительные глаза и четко ответил:
— Если угодно — да, существует. В криптографии, в математике, в живописи можно обнаружить общее явление: процесс кодирования. Шифровать — значит кодировать. Математическая формула есть код, то есть предельная сжатость информации. А возьмите древних художников, которые создавали наскальные росписи где-нибудь в Китае или на Цейлоне. Если всмотреться в линии контуров людей, животных, начертанных живописцами на стенах примитивных храмов, жилищ, то ведь это также переданное в спрессованной форме видение того или иного предмета. Иными словами — кодирование. Вообще контур, мне думается, и в современной живописи, рисунке — это как бы выделение, выпячивание основного элемента сюжета на холсте или картоне. Техника оконтуривания помогает зрителю ухватить главное. К ней прибегали художники эпохи классицизма, ее не чураются и деятели современного искусства. А что такое шифр, код? Повторю: передача информации в сжатом виде. Код облегчает читающему задачу не расплываться «мыслью по древу», а быстро схватывать существо вопроса. Хотя, разумеется, шифровальщик существует еще и для того, чтобы посланное им донесение смог прочитать лишь тот, кто знает ключ для его расшифровки. Вы согласны с этим? — приподнял брови Абель.
«Полковник был на редкость своеобразной личностью, — вспоминает адвокат Донован. — Его снедала постоянная потребность в духовной пище, свойственная каждому образованному человеку. Он жаждал общения с людьми и обмена мыслями».
А теперь попробуем сопоставить некоторые события, происходившие в США до, во время и после ареста Абеля. Попытаемся, так сказать, спроецировать их на действия американской администрации.
В конце февраля 1956 года в северо-западном районе Вашингтона, в рабочем кабинете шефа Центрального разведывательного управления Аллена Даллеса состоялось срочное заседание. Помимо хозяина на нем присутствовали начальник штаба ВВС генерал Натан Туайнинг, представитель исследовательского института ВВС подполковник Хемлок и член экспертного совета национального космического агентства НАСА полковник Превитт. Даллес, окинув всех быстрым взглядом, бросил: «Разведка, которую мы вели над территорией восточного блока с помощью воздушных шаров, провалилась, господа. Нужны новые средства. Предоставляю слово полковнику Превитту».
Превитт поднялся, достал из вместительного саквояжа фотографии и чертежи самолета, которого никто из присутствовавших прежде не видел. Конспективно пояснив технические данные новой машины, полковник подчеркнул: «Этот самолет сможет подниматься выше 21 километра. На такой высоте он будет неуязвим для русских ракет, а тем более истребителей. Автор проекта — главный конструктор фирмы „Локхид“ Кларенс Джонсон. Опытный образец изготовлен на заводах этой корпорации».
Слово снова взял Даллес: «Необходимо тщательно координировать наши усилия. В рамках ЦРУ подготовкой серии разведывательных полетов будет заниматься отдел 10–10. Самолет уже имеет кодовое название У-2».
Аллен Даллес нервничал: как сохранить секретность, как уйти от утечки информации об истинных целях, для которых предназначался новый самолет? В редакции газет из кабинетов ЦРУ полетела направленная дезинформация: появился, мол, самолет с высокими техническими данными для метеонаблюдений, а также для измерения радиоактивности высших слоев атмосферы и исследования инфракрасного излучения… Но позже, когда несколько машин У-2 в разных регионах потерпели аварии, один из японских журналистов с предельной осторожностью отметил; «Конечно, это самолет для метеоисследований. Но вместе с тем было бы нелепо полагать, что его нельзя использовать и для разведывательных целей…»
Принимая во внимание, что в октябре 1957 года в СССР был запущен первый искусственный спутник Земли, и сознавая в этой связи, на каком уровне находится советская наука и техника в области создания космических кораблей, в Вашингтоне еще в большей степени стали раскручивать маховик антисоветской истерии. А к тому дню, когда Абелю был вынесен приговор, психоз шпиономании в США дошел до грани истерии, в том числе в верхних эшелонах власти.
