Александр Гритченко - Подвиг на Курилах

А. Гритченко, Е. Меерович

Подвиг на Курилах

© Издательство ДОСААФ СССР, 1975 г.

ГОРСТЬ КУРИЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ

Необычная пассажирка воздушного лайнера

Бортпроводница неторопливо шла по салону, приветливо улыбаясь пассажирам. Взгляд ее невольно задержался на печальном лице старушки. Людей столь преклонного возраста не часто увидишь в салоне воздушного лайнера, тем более на такой длинной трассе: Москва — Владивосток. Что заставило эту старую женщину покинуть дом и отправиться в долгий, нелегкий путь?.. Может быть, желание повидать внуков, которые поселились на другом конце земли со своими неугомонными родителями, а может, и недобрая весть. Во всяком случае, из-за пустякового дела люди на восьмом десятке жизни не станут забираться в заоблачные выси, в грохот и сутолоку аэропортов.

Бортпроводница остановилась возле кресла старушки. Мягко заметила:

— Что же вы, бабушка, ремни не застегнули?

— Ты уж не сердись, внучечка, никакого сладу нет с этими вашими ремнями, — оправдываясь, произнесла старушка, виновато поглядывая на красивую девушку. — В какой уж раз летать приходится, а пристегиваться не научилась.

— Разрешите я вам помогу. — Бортпроводница щелкнула алюминиевым замком ремня и удовлетворенно сказала: — Вот, теперь порядок. Не выпадете.

— Неужто вот такой поясок человека может спасти? — недоверчиво спросила старушка.

— Может, — уверенно сказала бортпроводница, тряхнув ржаной копной волос.

Рев двигателей заглушил голоса. Девушка пригнулась к старушке, поправила сползший с ее головы платочек.

— Что же ты, внучка, себе такую беспокойную работу выбрала?

— Так ведь я люблю летать! А вы-то, бабушка, во Владивосток зачем летите?

— Да я не во Владивосток, а чуток подальше. На Камчатку. Там, может, и на Курилы полететь придется…

Девушка не могла скрыть своего удивления.

— Кто же у вас там?

— Сынок…

Лицо старушки потемнело, глаза погасли, наполнились слезами.

— Давно не виделись, наверное? — Девушка ласково погладила ее плечо. — Как величать-то вас?

— Агриппина Яковлевна, по фамилии Вилкова. А сыночка своего я в последний раз перед самой войной видела. На острове Шумшу, на горе, у самого моря его могилка…

Пассажирка больше не плакала. Только суровей стали ее черты, глубже морщины, темней круги под глазами.

— Кем был ваш сын, Агриппина Яковлевна?

Та щелкнула замком старомодного ридикюля и протянула девушке потертую на сгибах бумагу. Бортпроводница быстро пробежала глазами напечатанное на машинке письмо:

«Уважаемая Агриппина Яковлевна!

По сообщению военного командования Ваш сын старшина Вилков Николай Александрович в боях за Советскую Родину погиб смертью храбрых.

За геройский подвиг, совершенный Вашим сыном, Николаем Александровичем Вилковым, в борьбе с японскими империалистами, Президиум Верховною Совета СССР Указом от 14 сентября 1945 года присвоил ему высшую степень отличия — звание Героя Советского Союза».

— Не забыли моего сыночка, — тихо промолвила Вилкова, — и меня не забыли… Вот опять пригласили к себе погостить моряки. Расскажу им про Николая, — после короткой паузы она негромко добавила: — Если б вернулся с войны Николай, жену домой бы привел красивую, как ты…

Девушка, будто не слыша ее последней фразы, продолжала читать:

«Посылаю Вам Грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашему сыну звания Героя Советского Союза для хранения как память о сыне-герое, подвиг которого никогда не забудется нашим народом».

На новом месте службы

…Катер, лихо развернувшись, приближался к пирсу. Николай Вилков, плотный крепыш, с обветренным, скуластым лицом, с большими серыми глазами, стоял возле рубки рулевого и всматривался в силуэт плавбазы «Север», которая отныне должна стать его новым «домом».

Он легко взбежал по шаткому трапу, четко поприветствовал флаг. Потом, как положено, представился дежурному офицеру. Уже направляясь в каюту командира, услышал за своей спиной:

— Ну и парень! Ох, и силен, видать…

Сидящий у письменного стола командир предложил ему:

— Проходите, старшина, садитесь.

Николай опустился на узкий, обитый черным дерматином диванчик.

— Значит, вы наш новый боцман? — сочный командирский баритон вывел Вилкова из задумчивости. — Были знакомы с мичманом Дроздовым?

— Не приходилось, — ответил Николай.

— А жаль…

Последняя фраза капитан-лейтенанта содержала нечто вроде укора, так что Вилков почувствовал себя в чем-то виноватым. Действительно, ему не пришлось встречаться со своим предшественником, прежним боцманом корабля мичманом Дроздовым…

— Отменный был специалист, — вздохнул командир. — И команду в твердых руках держал. О таком боцмане можно только мечтать! А вы, кажется, спортом увлекаетесь, старшина?

— Есть немножко.

— Не скромничайте. Я встречал вас на соревнованиях. Видел, как ходите на шлюпке. И на лыжах, разумеется.

— На моем прежнем корабле было немало хороших лыжников и гребцов, — с чуть приметной грустинкой в голосе произнес Николай. Командир, видимо, уловив его настроение, вскинул широкие брови:

— Вы что же, не очень охотно шли к нам?

Вилков промолчал. А командиру подумалось, что с новым старшиной еще придется повозиться. «Был бы Дроздов здоров, я бы его и на десять таких, как этот, не променял». Командир даже в мыслях не мог себе представить, что можно без особого желания идти служить на его корабль.

Мог бы, конечно, Николай сказать, будто с первого дня службы на флоте мечтал попасть именно на «Север». Дескать, спал и видел себя «хозяином верхней палубы» на таком замечательном корабле. Тогда наверняка он сразу же заслужил бы расположение капитан-лейтенанта. Но не умел старшина льстить, подлаживаться к настроению других, будь этот другой даже сам командир корабля. Ему еще в детстве мать внушила: «Человек — не подсолнух, человеку не пристало весь свой век за солнцем головой ворочать…»

— Ну, что молчишь, старшина? — поторопил командир. — Говори, не стесняйся.

— Вы верно поняли, товарищ капитан-лейтенант, — Вилков поднял свою круглую, коротко стриженную голову. — Мне не очень хотелось уходить с родного корабля. — Он сделал упор на слово «родного».

— Что ж, спасибо за откровенность.

Командир поднялся. Вскочил, приняв стойку «смирно», и Вилков. Теперь, когда они стояли друг против друга, оказалось, что оба почти одинакового роста. Только у Вилкова плечи пошире да и весь он от прямых, мускулистых ног до выпуклой, обтянутой синей фланелью груди, короткой, как у атлета, шеи, выглядел массивней и поэтому казался немного ниже командира.

Уже не предлагая больше садиться и сам оставаясь на ногах, капитан-лейтенант сухим официальным тоном посвятил старшину в круг его обязанностей, посоветовал быть повзыскательней, не преминул заметить, что корабль всегда числился на хорошем счету.

— Завтра доложите, как устроились, — сказал он в заключение.

В старшинской каюте Николай присел на скамейку, огляделся. В два этажа койки, отгороженные тяжелыми плюшевыми шторами, намертво привинченный к палубе выкрашенный под дуб стол, покрытый зеленой материей. Две банки, как называют здесь скамейки. На переборке в самодельной металлической рамке цветная вырезка из «Огонька» — три летчицы, совершившие рекордный перелет — Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. Они улыбаются, из-под откинутых на затылок летных шлемов выбиваются легкие волосы…

Спустя несколько минут Вилков уже стоял на полубаке. Боцманская команда была в полном сборе. С нескрываемым интересом краснофлотцы разглядывали нового боцмана, появление которого, видимо, оторвало их от каких-то занятий. Ближе всех к Вилкову оказался приземистый, будто вросший в палубу, человек. На розовом, мясистом лице его блестели бусинки пота, а маленькие карие глазки смотрели на Вилкова в упор. Всем своим видом он словно бы говорил: «На первый взгляд ты орел, а каким окажешься на поверку, еще неизвестно, может, и мокрой курицей».

— Что ж, давайте знакомиться, — произнес старшина. — Фамилия моя Вилков, звать Николай, по батюшке — Александрович. А теперь вы себя назовите. Начнем с вас. — И Вилков указал глазами на приземистого человека.

Тот неожиданно тонким голосом произнес:

— Егоров Василий Карпович.

— Уваров Анатолий Ильич…

— Осьминкин Владимир Иванович…

— Синицын Леонид Борисович…

Разве он мог сразу всех запомнить? Конечно, Егорова ни с кем не спутаешь. Да и Уварова тоже: выглядит совсем мальчишкой. Длинный, худющий, шея тонкая, уши оттопыренные, большие, как вареники, а на щеках и на верхней губе рыжеватый пух. «Наверное, ни разу еще не брился, — подумал Вилков, исподтишка разглядывая Уварова. — Кисти рук в свежих царапинах. Нелегко, наверное, дается юноше корабельная наука…»