Поль Сидиропуло - Костры на башнях
Самолет набрал высоту, и гул моторов стал устойчивым, менее надрывным и надоедливым.
Пятнадцатого ноября по приказу Верховного Иван Владимирович Тюленев и командующий Северной группой войск генерал Масленников вылетели в Москву с докладом.
Лететь в столицу напрямик было нельзя, отправились через Баку, Астрахань, Куйбышев. Садился самолет на временные полевые аэродромы, затерянные среди равнинных полей России.
Готовя план дальнейших наступательных операций, который Тюленев должен был вынести на рассмотрение Ставки, перебирая в памяти события минувших дней, подвергая критическому анализу итоги боев под Владикавказом, он приходил к выводу, что результаты могли быть более ощутимыми. Разумеется, если бы контрудар по врагу был бы нанесен всеми частями Северной группы, которые находились в зоне боевых действий. Можно было, конечно, и не теребить душу запоздалыми упреками — враг разбит, отброшен, понес большие потери, и, судя по всему, в ходе битвы за Кавказ наступил наконец долгожданный перелом. Тем не менее Тюленев никогда не успокаивался, если чувствовал, что были допущены ошибки, что была возможность сделать что-то лучше, результативнее.
Истомились в дороге, прежде чем под крылом самолета мелькнули тусклые посадочные огни Центрального военного аэродрома.
— Вот и снова в Москве, — заметил Тюленев Ивану Ивановичу Масленникову.
Несмотря на поздний час, тотчас же отправились в Кремль.
Сталин принял их сразу. В его просторном рабочем кабинете не было никого. На этот раз Верховный сидел за большим столом, на котором была развернута, как скатерть, карта, и он что-то отмечал на ней карандашом. Рядом стоял стакан чаю, на пепельнице лежала забытая на время трубка, из которой струился тонкой нитью сизый дым.
Верховный поднялся, неторопливо направился навстречу гостям и приветливо поздоровался; у него было хорошее настроение, что случалось весьма редко, и он этого не скрывал, смотрел мягко, с едва уловимой улыбкой, застрявшей под густыми усами.
Сталин велел как можно подробнее проинформировать о положении на Кавказе. Иван Владимирович поведал со всеми подробностями о том, как мужественно сражались воины и народные ополченцы, партизаны и жители Кавказа. Верховный слушал внимательно, чуть наклонив голову, затем выпрямился и, вполне удовлетворенный сообщением Тюленева, сказал:
— Хорошо! Зайдите потом к товарищу Щербакову, пусть сообщат в сводке Совинформбюро…
Александр Сергеевич Щербаков, помимо того, что был секретарем ЦК и первым секретарем Московских комитетов партии, начальником Главного политуправления Красной Армии, еще и руководил Совинформбюро.
— Закавказскому фронту скоро будет легче, — сказал Сталин. — Мы намерены в ближайшее время разгромить врага на Волге. Крепость на Тереке выдержала атаки гитлеровских танковых колонн, волжская твердыня все еще находится в огненном кольце.
Он прошелся по кабинету, задержался и склонился над картой, словно не терпелось ему сделать на ней пометки; затем отошел от стола, медленно, будто с неохотой, поднял темные глаза на Тюленева.
— Враг отчаянно пытается захватить Сталинград, — продолжал Верховный с присущей ему неторопливостью, — но встретил невиданную стойкость воинов, защитников города. Нам известно, что немецкое командование приняло решение перебросить на Волгу часть соединений с Кавказа и тем самым усилить сталинградскую группировку. Замысел противника Верховным Главнокомандованием разгадан. — В кабинете было тихо. Сталин сделал шаг-другой я после недолгого обдумывания добавил: — Перед войсками Северной группы, — он повернул голову к генералу Масленникову, — стоит ответственная задача. Активными действиями сковать все силы первой немецкой танковой армии и не дать немецко-фашистскому командованию осуществить широкие переброски войск из группы армий «А» под Сталинград.
Иван Владимирович не раз задумывался над тем, что два крупных сражения, Сталинградское и Кавказское, тесно взаимосвязаны, несмотря на то что разделяло их немалое расстояние. И дело тут не только в том, что оба сражения ведутся одновременно. У них едина судьба — герои-сталинградцы оттягивали на себя силы гитлеровцев, предназначенные для завоевания Кавказа, но и неудачи на Тереке и Туапсе принуждали немцев поворачивать дивизии, шедшие на штурм волжской твердыни, в предгорья Кавказа.
Думая обо всем этом, Тюленев задерживал свое внимание на странных словах доклада, который Верховный сделал 6 ноября на торжественном заседании, посвященном 25-й годовщине Октября. Неужто Сталин и теперь считает, что продвижение немцев в сторону нефтяных районов СССР является не главной, а вспомогательной целью? Как же так? Разве ему не известны истинные намерения гитлеровцев?
«В чем же в таком случае состояла главная цель немецкого наступления? — развивал свою мысль Сталин. — Она состояла в том, чтобы обойти Москву с востока, отрезать ее от волжского и уральского тыла и потом ударить на Москву. Продвижение немцев на юг, в сторону нефтяных районов, имело своей вспомогательной целью не только и не столько занятие нефтяных районов, сколько отвлечение наших главных резервов на юг и ослабление Московского фронта, чтобы тем легче добиться успеха при ударе на Москву. Этим, собственно, и объясняется, что главная группировка немецких войск находится теперь не на юге, а в районе Орла и Сталинграда».
— Учтите, — подчеркнул Сталин и строго посмотрел на генералов, как бы давая понять, что речь идет о весьма важном нюансе, которому в этом ответственном деле он придает особое значение, — нам не выгодно выталкивать противника с Северного Кавказа, а выгоднее задержать его там, с тем чтобы ударом Черноморской группы осуществить его окружение и уничтожение.
Тюленев понимал: слишком велико значение такого крупного окружения. Дело в том, что в полосе Закавказское го фронта действовало около девяти процентов всех пехотных и более шестнадцати процентов всех танковых соединений врага. Разумеется, разгром северокавказской группировки противника явился бы сильнейшим ударом по военной машине фашистов.
— Мы понимаем, — заговорил Сталин оживленнее, — что центр тяжести операции перемещается в район Черноморской группы. Поэтому необходимо перебросить третий стрелковый корпус из Северной группы в Черноморскую.
Ставка утвердила план действий Северной группы войск на конец ноября и декабрь 1942 года, который предусматривал нанесение сокрушительного удара по двум группировкам противника, расположенным на противоположных флангах 1-й танковой армии немцев.
Но одно дело разработать план операции, а другое — его осуществить. На деле не все происходит так, как задумано: действия 9-й армии развивались вяло, кое-где ей смогли противопоставить свою оборонительную мощь немецкие дивизии; запаздывал левый фланг, не вполне умело взаимодействовала пехота, танки, авиация.
Поступило в штаб Закавказского фронта донесение от генерала Тимофеева:
«Наступила долгожданная минута. Мы начали наступление».
Разгорелись бои за населенные пункты, расположенные на западе Северной Осетии. Противник встретил части Северной группы войск мощным массированным огнем из всех видов оружия, но остановить наступление не мог.
Ставка указывала командующему Северной группой войск:
«Противник уже перебросил из района ваших войск часть своих сил на север… Преднамеренный отход противника на северном берегу Терека нельзя считать случайностью. Создалась, таким образом, благоприятная обстановка для наступления всех ваших войск. Ваша задача состоит в том, чтобы не упустить момента и действовать посмелее».
Два дня лил дождь, резко похолодало. Шумели разлившиеся горные речки. После ночного бдения в штабе фронта командующий вышел во двор. Уже рассветало. За ночь выпал снег, кругом побелело. Наступила еще одна зима.
Вспомнилась жена. Провожая его на Южный фронт, она спросила:
— Ваня, как ты думаешь, сколько будет продолжаться война?
— Не меньше трех лет, — сразу же ответил он.
«Не менее четырех», — сказал бы он сегодня.
Вместе с генералом Тимофеевым Иван Владимирович выехал на вездеходе, чтобы осмотреть местность, уточнить расположение частей перед предстоящими боями.
— Трудно будет продвигаться, — сказал Тюленев, когда вездеход стал взбираться на скользкий подъем.
— Нам трудно, — ответил Василий Сергеевич. — А уж гитлеровцам вовсе туго будет…
Глава седьмая
Елизавета Христофоровна с трудом узнавала улицы родного города. Владикавказ превратился во фронтовую цитадель, неподалеку от родительского дома, на углу Тифлисской и Республиканской, был сооружен железобетонный дзот. Улицы ощетинились противотанковыми ежами, ожидался прорыв немецких танков и сюда, в пределы города. Жестокая авиационная бомбардировка превратила некоторые дома в груды развалин. Троюродная сестра Лизы погибла вместе с мужем и двумя детьми — бомба попала в их небольшой дом. Была семья — и нет ее.
