Василий Агафонов - Неман! Неман! Я — Дунай!
Обстановка в штабе была нервозная: отсутствие стабильной связи с войсками, скудность сведений о противнике, а главное, невеселые итоги первых дней боев действовали угнетающе. В соответствии с приказом 16-й стрелковый корпус отошел на Каунас и затем, оставив его без боя, вышел к Ионаве. Все части 5, 188 и 33-й дивизий переправились на правый берег Немана, но удерживать там оборону уже не могли, так как немцам в первый же день удалось захватить мосты в Алитусе и Меркине. Оказался под ударом весь левый фланг нашей армии.
В такой ситуации собрался Военный совет армии. По одному виду генерала Морозова, поседевшего за эти дни, можно было понять, что положение наше тревожно.
Когда я вошел, командарм докладывал собравшимся обстановку. Он стоял, опершись одной рукой о стол, а в другой держал обломок указки. Генерал Шлемин жестом предварил мой доклад, и я присел на свободный стул.
— В сложившейся обстановке и при учете наших сил целесообразно развивать наступление на север, пробить боевые порядки 4-й танковой армии немцев, наступающей, видимо, на Двинск, и соединиться с другими войсками нашего Северо-Западного фронта. — Обломком указки Морозов проскреб на карте линию севернее Ионавы. — Есть и другая возможность, — продолжал он, — ударить во фланг танковой группе противника и соединиться с войсками Западного фронта. — Командарм замолчал, будто ему трудно было говорить.
Воспользовавшись паузой, поднялся начальник разведки подполковник Сошальский.
— Мы располагаем данными, что танковые колонны немцев растянулись по магистральным дорогам и рассечь их в удобном месте будет возможно, — сказал он и поспешно опустился на место.
— Товарищ командующий, а почему мы все-таки без боя оставили Каунас? — задает кто-то вопрос генералу Морозову.
— Если бы мы удерживали оборону по правому берегу Немана, тогда Каунас стал бы ключом этой обороны, — отвечает Морозов. — Оставаться в Каунасе — означало бы добровольно идти в окружение. Это только на руку немцам. Наша задача сейчас, нанося удары противнику, выйти на соединение с войсками стратегического эшелона…
Вошел оперативный дежурный. Он доложил, что из штаба фронта прибыл на самолете командир, желающий видеть командующего армией.
После ухода Морозова заговорил генерал Шлемин. Он успел только сообщить, что оба плана операций отправлены в штаб фронта и после санкции мы начнем активные действия всеми соединениями. В это время вернулся командарм. Он был неузнаваем: воспаленные от бессонницы глаза налились кровью, почерневшее за эти дни лицо словно окаменело. Ни на кого не глядя, он быстро прошел к столу, схватил обломок указки, отвернулся к карте. Несколько секунд что-то искал. Указка уперлась в слово «Каунас».
— Вот! — ни на кого не глядя, проговорил Морозов. — Из района Ионавы будем наступать на Каунас, а затем — на Восточную Пруссию. Это приказ Наркома обороны.
— А как же наш план? — спохватился генерал Шлемин.
— Штаб фронта ничего не ответил по поводу нашего плана, — глухо проронил Морозов.
Воцарилось тягостное молчание.
— Товарищи, — через силу проговорил Морозов, — приказ фронта обсуждению не подлежит. Иван Тимофеевич, — обратился он к генералу Шлемину, — штаб армии передислоцировать под Ионаву. Все члены Военного совета немедленно выезжают в войска.
Оперативный дежурный доложил, что прибыл командир 84-й мотострелковой дивизии генерал Петр Иванович Фоменко и просит принять дивизию в подчинение 11-й армии, так как потерял связь со штабом своего корпуса.
* * *Штаб армии начал перемещаться из Кайшадориса в район Ионавы.
По дорогам брели старики, женщины, дети… Устало, но упрямо шли они на восток, с опаской поглядывая на голубое летнее небо. Людей безжалостно обжигало солнце, они обливались потом, таща на себе непосильную ношу. Но пугало не солнце. В небе была другая опасность — вражеские самолеты. Малейший звук в вышине — и люди бросались на землю, прижимая к себе детей.
В первые дни войны часто употреблялось слово «эвакуированные». В народе говорили проще — «беженцы», и это доступное пониманию слово точно выражало смысл происходящего.
На тех дорогах войны мы видели беженцев. Ах, если бы можно было эвакуировать этих людей!..
У самой Ионавы дорогу преградила река Вилия. Мост, к счастью, не был разрушен. Но только проехали середину — из-за неисправности мотора остановилась впереди идущая машина. Образовалась пробка. А сзади наседают — ревут клаксоны, кричат шоферы, трещат моторы… И вдруг все стихает, звенит только воздух… На наше счастье, у «юнкерса», видимо, не было бомб, иначе он не упустил бы такую цель. Обстреляв нас из пулеметов и израсходовав боеприпасы, вражеский самолет скрылся из глаз.
Штаб армии развернулся в нескольких километрах от Ионавы. Сразу попытались установить проводную связь со штабом 16-го стрелкового корпуса, используя местную проводную линию. Для ее ремонта кабельно-телеграфная рота армейского батальона выделила небольшую команду. Под артиллерийским и минометным огнем связисты исправили линию, но в Ионаве шел бой, нужно было как-то пробраться на городской узел связи и подключиться к коммутатору. Капитан Васильев поручил это самому расторопному телефонисту — Сергею Белянину.
Прошлой ночью Белянину удалось снять несколько сот метров кабеля с оставленной линии. В расположение роты он принес два мотка кабеля и ручной пулемет. Узнав о ночной вылазке связиста, я спросил, не было ли ему страшно. Белянин только усмехнулся: «Не мы к ним пришли… Пусть они и боятся». В то время не каждый день приходилось слышать столь уверенные слова.
Со стороны Ионавы доносился шум жестокого боя. Это заставляло думать, что наступление на Каунас сорвалось.
Вернулся капитан Васильев и доложил, что Сергей Белянин пробрался к зданию почты, но там уже засели гитлеровцы. Белянин бросил в окно несколько гранат, немцы из соседнего здания открыли автоматный огонь. Будучи раненным, Белянин все же переплыл реку и добрался до своих.
— Дела… — со злостью закончил Васильев. — И Каунаса не взяли, и Ионаву теперь не удержим… А все равно не верю, что они такие непобедимые!..
…Проводной связи со штабом 16-го корпуса нет, работает только радио. Мы уже знаем: наступление на Каунас захлебнулось. Пришло сообщение о гибели генерала Василия Федотовича Павлова — командира 23-й ордена Ленина стрелковой дивизии.
Отважно дрались бойцы и командиры этой дивизии. Остановив врага, они сами перешли в контратаку и гнали немцев чуть ли не пятнадцать километров, к станции Палемонас. На поле боя враг оставил сотни убитых и раненых, большое количество военной техники. Но поредели и части дивизии. Генерал Павлов несколько раз сам водил полки. Собрав силы, гитлеровцы атаковали снова. Павлов с остатками полков ринулся в последний бой. Враг не выдержал, отошел. Но пулеметная очередь скосила мужественного генерала. Тут-то и подоспел приказ об отходе.
К концу дня я встретился в штабе с подполковником Сошальским. Ужинали вместе, черпая из глубоких мисок густую перловую кашу.
— Сволочи!.. — зло говорил Сошальский. — На какие хитрости пускаются, подлецы! Ты представляешь, 5-я дивизия наступала через Гайжунский лес. У деревни Александровка немцы оказали жестокое сопротивление. Ну, на то и война, я не об этом. А тут на помощь спешит какая-то часть. Не знаю, как там командир 5-й дивизии Федор Петрович Озеров догадался, только дал команду открыть огонь по этой «подмоге». И не ошибся. Целую часть переодели…
— Хорошо то, что хорошо кончается…
— Какой, к черту, «хорошо»! — еще больше разъярился Сошальский. — Ты знаешь, что они таким же манером захватили Алитус?
В воздухе что-то прошуршало. Метрах в двухстах поднялся косматый столб земли. Затем еще и еще. Откуда-то бил немецкий миномет. Сошальский вскочил, весь напружинился и со злостью отшвырнул миску с кашей. Но тут же взял себя в руки, опять присел на пенек, закурил.
* * *Как только наши войска начали отходить после неудачного наступления на Каунас, было дано распоряжение прекратить работу с соединениями по радио.
Правда, у нас оставалась радиосвязь со штабом фронта, но и она просуществовала недолго. Справедливости ради скажу, что произошло это главным образом по моей вине.
Под Ионавой шел еще упорный бой. Наши части с трудом сдерживали натиск фашистов. Со штабом фронта радиосвязь поддерживалась в телеграфном режиме (ключом). Часов в девять утра начальник радиостанции 11-АК, работавшей со штабом фронта, доложил мне, что к аппарату вызывают командарма Морозова и члена Военного совета Зуева. В это время в воздухе появились немецкие бомбардировщики. Я подошел к радиотелефону. Вызов повторился: «К аппарату — командование советских войск!» Бомбардировщики уже гудели над нами. Я насторожился. А вызов повторился вновь. Тогда я ответил:
