Свен Хассель - Направить в гестапо
— Видел, как те позеленели? Когда это произошло, выглядели так, будто их вот-вот вырвет. Они прекрасно поняли, что мы сделали это умышленно, только ничего не смогут доказать. Спорим, наши вечером выставят нам выпивку?
— Будем надеяться, — сказал Малыш и снова плюнул на их ломберный стол. — Как думаешь, этот хмырь уже в аду?
— А где же еще? На небе такого ублюдка не примут.
— Вот именно. — Малыш снова взял бутылку и задумчиво посмотрел на нее. — Интересно, примет ли Он нас, когда придет наше время? Как предполагаешь?
— Я не предполагаю. — Порта стасовал и быстро раздал карты. — Есть более важные вещи, о которых приходится думать. Бери свои карты, давай играть.
— Ладно. — Малыш поставил бутылку, послушно взял карты с широкой спины фельдфебеля и бросил на них беглый взгляд. Вся земля вокруг была забрызгана его мозгами — видел? Когда мы поднимали его? Вся земля.
— Ну и что?
— Ничего. — Малыш пожал плечами. — Спросил просто, видел ты их, вот и все. — Внезапно ему пришла новая мысль, он положил карты и широко улыбнулся Порте. — Знаешь, что, пойду, навещу его зазнобу, вот что я сделаю. Утешу ее, понимаешь? Скажу, что он все равно был гнусным, паршивым ублюдком, так что она ничего не потеряла — тем более, если я лягу с ней постель. И она будет приятно удивлена. В конце концов, — рассудительно продолжал он, — это будет справедливо — я шлепнул ее хахаля, и будет правильно, если я ублажу ее. Пожалуй, можно сказать, что это мой долг.
— Да, — торжественно согласился Порта. — Это блестящая мысль. Мне нравится. Придти в голову она могла только такому великодушному человеку, как ты. Если на то пошло, я не уверен, что это не долг всей роты.
Они допили шнапс и выбросили пустую бутылку. Порта широким жестом выложил свои карты на спину фельдфебеля.
— Полный дом, — спокойно сказал он.
Когда они подъехали к казармам, было уже поздно, поэтому парни просто оставили грузовик, бросив труп в кузове. Обнаружили его почти неделю спустя.
Через несколько дней, когда полк получил приказ готовиться к отправке, во двор вошел небольшой отряд новичков. Кое-кто из нас стоял у окон, наблюдая за ними, потом вдруг Старик обернулся и крикнул Легионеру:
— Эй, Альфред! Иди, взгляни!
Легионер протиснулся вперед и посмотрел туда, куда указывал пальцем Старик.
— Ну и ну, черт возьми! — Он засмеялся и весело ткнул Старика в бок. — Да ведь это наш старый приятель штабс-фельдфебель! Давай его поприветствуем!
Они распахнули окно, закричали и замахали руками. Штабс-фельдфебель Штальшмидт поднял взгляд. И, видимо, сразу узнал их, потому что даже с того расстояния я увидел, как он побледнел. Рядом с ним шел обер-ефрейтор Штевер. Он бросил быстрый взгляд на окно и с полными ужаса глазами отвернулся. Мучивший его кошмар стал явью.
Порта, просунув голову между Легионером и Стариком, выкрикнул насмешливое приветствие.
— Едва успел! Мы скоро отбываем; еще пара дней, и ты мог бы опоздать на поезд!
Колонна продолжала путь. В середине ее шел человек с трубой. На зеленом воротнике его мундира были видны следы черных петлиц СС. Проходя под окном, он взглянул вверх, его глаза на миг остановились с надеждой на Порте.
— Кто это? — спросил я. — Твой друг?
Порта улыбнулся.
— Просто деловой знакомый.
Гауптфельдфебель Эдель по своей манере тепло встречать новичков обратился к ним с речью, исполненной угроз, оскорблений, ненависти и жгучего презрения.
— Вам любой скажет, — рычал он, — что с теми, кто мне нравится, я кроткий, как новорожденный ягненок, сладкий, как сахар. К сожалению, нравятся мне очень немногие.
У новичков не оставалось сомнения относительно его чувств к ним. Эдель поставил их на уборку туалетов до конца недели, предупредив, что если унитазы не будут чиститься до блеска минимум два раза в день, он лично позаботится, чтобы кое-кто за это поплатился.
Когда Эдель закончил вступительную речь, подошел оберст Хинка. Доброжелательно улыбнулся всем, и на душе у новичков на минуту полегчало.
Эдель сделал поворот кругом, щелкнул каблуками и молодцевато откозырял.
— Гауптфельдфебель Эдель, пятая рота, с двадцатью новичками.
Хинка оглядел их и негромко рассмеялся своим мыслям. Никаких видимых поводов смеяться не было, поэтому на душе у новичков тут же снова потяжелело. Оберст поднял голову и увидел членов пятой роты, с удовольствием наблюдавших эту сцену из окон. И улыбнулся.
— Благодарю, гауптфельдфебель. Устроим новичкам небольшую разминку, пусть они освоятся. Думаю… — он снова взглянул на окна, и улыбка его стала шире, — командовать ими поставим Кальба.
— Слушаюсь.
Эдель повернулся и стал искать взглядом Легионера, но он уже выходил из двери. Подошел к оберсту, и они откозыряли друг другу.
— Двадцать новичков — нужно, чтобы они освоились, привыкли к нашим порядкам и так далее. Времени у нас немного, но постарайся; как думаешь, справишься?
Легионер обвел оценивающим взглядом двадцать встревоженных людей.
— Наверняка.
— Отлично. Давай познакомимся с ними, потом я оставлю их в твоем распоряжении.
Неторопливо, грациозно оберст пошел вдоль шеренги новичков. Гауптфельдфебель следовал за ним услужливо, Легионер — спокойно, бесшумно. Хинка остановился перед Штальшмидтом.
— Фамилия?
— Штальшмидт, штабс-фельдфебель…
Хинка заглянул в бумаги, которые держал в руке.
— Из гарнизонной тюрьмы? Никогда не был на фронте.
— Никак нет, я не мог, я…
Оберст поднял руку, и он умолк.
— Не трудись оправдываться, в этом нет нужды. Пройдет не так уж много часов, и ты увидишь бой. Пожалуй, твои счастливые дни уже позади, пришло время сделать настоящий вклад в военные усилия страны. Посмотрим, насколько ты пригоден к этому. — Он снова взглянул в бумаги и нахмурился. — Так… тебя отправили к нам, потому что признали виновным в жестоком обращении с заключенными, находившимися под твоим надзором.
— Там все напутали. — Говорил Штальшмидт сдавленным, хриплым голосом, так как жутко страшился Легионера, таившегося позади, будто хищник. — Произошла ошибка. Я не совершал ничего подобного. Я не способен на это.
— Не нужно объяснять, штабс-фельдфебель. Все, кого направляли к нам, утверждали, что они здесь по ошибке. Мы привыкли к этому, уверяю тебя.
Оберст пошел дальше. Эдель двинулся за ним. Легионер постоял, холодно глядя на Штальшмидта. В конце концов провел пальцем по синеватому шраму на лице, неторопливо улыбнулся и, ничего не сказав, продолжил путь.
Хинка остановился перед Штевером.
— Еще один из тюрьмы? Похоже, там устроили серьезную чистку.
Штевер слабо улыбнулся.
— Все очень неудачно получилось.
— Не сомневаюсь.
Оберст кивнул и пошел дальше. Эдель пошел дальше. Легионер задержался.
— Ступай, найди обер-ефрейтора Порту. Скажи, что прислал тебя я. Он будет знать, что с тобой делать. Я уже поговорил с ним. Порте известно о тебе все.
От ужаса Штевер не мог шевельнуться. Он стоял, таращась на Легионера, загипнотизированный его длинным синеватым шрамом, глубоко сидящими глазами, жестким, суровым ртом.
— Ну? — Легионер приподнял бровь. — Я отдал тебе приказ. Советую выполнять.
И пошел за Хинкой, не давая себе труда повернуть голову, взглянуть, вышел ли Штевер из строя.
Теперь оберст остановился перед бывшим водителем из СС. Указал на трубу.
— Играешь на этой штуке, да?
— Так точно. Я был трубачом в кавалерийском полку. Дивизия СС «Флориан Гайер».
— Вот как? А что привело тебя к отправке с нами на фронт?
Клебер мучительно сглотнул и потупился.
— Кража — и торговля на черном рынке.
— Что же ты крал?
— Э… картошку. — Клебер покраснел как рак. — Картошку и сахар.
— Картошку и сахар — очень глупо, не так ли?
— Так точно.
— Хм. Что ж, тебе будет полезно увидеть бой. Возможно, отвлечешься от мыслей о продуктах.
Один за другим новички подвергались пристальному осмотру. Каждый из них взирал на оберста с благоговейным трепетом, на Эделя — с опаской, а на Легионера — с чем-то похожим на кромешный ужас. Наконец оберст, откозыряв, ушел, Эдель последовал за ним, и они остались наедине с Легионером.
Он тут же сдвинул кепи на левый глаз (в его воображении это все еще было белое кепи Иностранного легиона) и сунул в рот недозволенную сигарету. Прикурил и стал говорить, не вынимая ее изо рта.
— Слушайте меня, паршивые ублюдки. Вы здесь новенькие и не знаете, что к чему, но есть один человек, противоречить которому не советую — это я. Я служил во французском Иностранном легионе. Потом три года в особом батальоне в Торгау. Теперь я здесь, и вы здесь, и могу сказать только одно — да поможет бог всем вам!
Старик посмотрел из окна, как Легионер ведет свой небольшой отряд бедняг в сторону самого отдаленного и укромного двора для учений, где мог обращаться с ними, как вздумается. Хмыкнул.
