Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
– У русских кончились патроны, – сказал один из солдат.
– Нам предстоит рукопашная, – отозвался другой.
– Закидать их гранатами, – предложил третий.
– Наш дьяволёнок наверняка находится среди них. Он не должен получить случайную пулю. Парень нужен нам для дела, а потому можно резать. Стрелять нельзя. Мальчишку надо брать живым.
– Сдавайтесь! – крикнул Алмос. – Вы окружены! Всем гарантируем жизнь.
Лейтенант Гаспар, пожалуй, в слишком уж картинной позе возник в проёме высокого окна. Бледное от усталости лицо, пыльные кудри, пятна крови на кителе. Нет, сам Алмос не ранен, то кровь его менее удачливых товарищей. Наивный романтик! Русские наверняка не поняли ни слова из его прочувствованной речи. Он ведь говорил на венгерском языке.
Дани стал карабкаться на завал. Двое солдат с автоматами наперевес последовали за ним. Остальные двинулись в обход завала.
– Командир как всегда лезет на рожон. Ничего не боится, – проговорил кто-то из них.
Дани улыбнулся. Любовь подчинённых даже в дни тяжёлых потерь радовала и воодушевляла его.
Внизу, под завалом, обнаружилась другая груда камней. Чья-то исполинская рука сложила огромные, округлые валуны в идеальном порядке, в центре периметра рукотворной же баррикады. Сама баррикада, насыпанная из мелких осколков железобетонных конструкций и битого кирпича, имела форму правильного прямоугольника. Каменные плиты пола внутри периметра баррикады побурели от крови. Тут и там валялись стреляные гильзы, винтовки, ящики из-под патронов и гранат.
– Вот они, партизаны! – прошептал один из солдат. – Видите, господин лейтенант, крайний валун шевелится. Святой Иштван! Да это же женщина!
Это действительно была женщина. Волосы её и одежда были так густо покрыты цементной пылью, что она совершенно сливалась с серым интерьером в стиле декаданс. Лицо её могло бы показаться мёртвым, если б на нём не жили большие с фиалковой радужкой и жемчужными белками глаза. Вот женщина поднялась на ноги, превращаясь из мёртвого валуна в сутулую старуху. Из-под подола серого своего балахона она вытащила винтовку с обрезанным стволом. Мгновение – оружие с металлическим стуком упало на каменный пол. Отдав противникам поясной поклон, женщина уселась на пол, замерла, будто снова окаменела.
Солдат, стоявший рядом с Дани, передёрнул затвор винтовки, прицелился. Партизаны подняли головы, уставились на них, и Дани понял, что некоторые «валуны», пожалуй, мертвее камня. Они действительно походили на ожившие камни. На серых неподвижных лицах живые глаза – испуганные, печальные, злые, равнодушные, обречённые. Один из партизан – огромный старик с перепачканной кровью бородой – схватил осколок цемента, бросил его и тут же упал лицом вниз. Пуля попала ему в голову. Остальные продолжали сидеть неподвижно. Все они походили на гранитные глыбы, осколки чего-то невообразимо чужого, иномирного, приговорённого к гибели.
Дани смотрел на периметр сверху. Дружище Алмос видел их пленников в совершенно ином ракурсе. Остатки его роты – десяток изнурённых и голодных солдат, взобрались на вершину баррикады. Сам лейтенант Гаспар находился внутри периметра, в окружении только пленённых партизан и Дани очень наделся, что рожок его автомата полон патронов.
– Ты посмотри на них, Дани! Дикий народ! – крикнул Алмос. – С кем мы воюем! Но какие при этом несём потери! Я взбешён, Дани! У меня двое раненых!
А Дани высматривал среди осколков поверженного большевизма худенького мальчишку – партизана-подрывника. Тот отыскался во время обыска пленных. Он прятался под полами широкого плаща той самой старухи, что бросила к их ногам обрез.
* * *
После подсчёта трофеев живых пленных оказалось не более пятнадцати человек – в основном старики, женщины и подростки. Все перепуганные, все с голодным блеском в глазах, все вшивые. Дани незамедлительно приговорил почти всех. Кроме мальчишки Матвея, временно помиловали молодого паренька, по виду студента с едва пробивающимся мягким пушком над верхней губой, а так же мужика в гимнастёрке и армейских штанах с лампасами. Этот, скорей всего, был офицером и руководил группой. Впрочем, знаки отличия с гимнастёрки были срезаны. Посмотрев партизану в глаза, Дани понял, что отвечать на вопросы пленный вряд ли будет.
– Выпотрошить их? – поинтересовался Шаймоши.
– Некогда. Надо добыть топливо. Нашему «хорьху» не место в этой клоаке.
* * *
«Хорьх» катился по лабиринтам руин. Дани наслаждался вождением. Выискивать верный путь, высматрить впереди возможные опасности в виде мин, растяжек и дьявол знает ещё каких уловок, изобретённых партизанами для их уничтожения – вот увлекательнейшая из мальчишеских игр!
Теперь их небольшая колонна состояла из четырёх транспортных средств. За «хорьхом» следовали «фиат» Алмоса и всё ещё живой немецкий мотоцикл под управлением усатого токаря. Замыкала колонну бронированая машина. Пленников разместили под бронёй, вместе с раненными. Солдаты обоих взводов, участвовавшие в операции, расположились на броне. Они возвращались с победой, с богатым уловом. Теперь диверсантам от них не уйти. Сейчас их целью являлся сквер перед воротами городской больницы, превращённой партизанами в бастион сопротивления освободителям города. Козырный туз – мальчик Матвей – полулежал на заднем сиденье «хорьха». Плотная опека Шаймоши не оставляла ему шансов для побега.
* * *
– Вот оно, проклятое место! – воскликнул Шаймоши. – Тормозите, господин лейтенант!
Пленник на заднем сиденье застонал, задёргался, затараторил нечто бессвязное. В зеркале заднего вида Дани видел, как Шаймоши тискает мальчишку. Только вряд ли объятия капрала кажутся тому отцовской лаской.
– Вирьёшь! Не сбегишь! – бубнил неугомонный ординарец.
В ответ пленник укусил его за руку. Неугомонный, захохотав, со всей силы саданул пленника локтем под рёбра.
– Не переусердствуй, Шаймоши. Этот пленник представляет немалую ценность.
– Ценность! Вздёрнуть его на воротах!
– И то правда, – проговорил Дани по-русски, разглядывая посечённые осколками столбы больничных ворот.
Сами ворота, давно уже сорванные с петель, проржавелые и гнутые валялись тут же неподалёку. Чудом сохранившаяся арка ворот радовала глаз белоснежной штукатуркой и барельефами развеваемых ветром праздничных знамён. Больничный парк в этом месте представлял собой поляну обугленных пней. Кто-то как следует поработал, вырубая старые дерева. Напротив входа в больницу громоздился фундаментальный, возведённый с чисто немецкой добросовестностью дот. Посеревшее от копоти здание больницы неплохо просматривалось сквозь редкие кроны уцелевших дерев. Пока Дани рассматривал пейзаж через ветровое стекло «хорьха», Алмос уже выбрался из «фиата» и теперь производил инспекторский осмотр дота. Двоих пленных партизан уже извлекли из-под брони и поставили прямо перед воротами. Из амбразуры дота им в спины таращилось дуло крупнокалиберного пулемёта. Персонал огневой точки – пятеро немцев со знаками отличия 86-й пехотной дивизии под командой младшего чина выстроился перед Алмосом, как на смотру. Никто из солдат вермахта не выглядел перепуганным
