Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Утром отделение младшего сержанта Новожилова вышло работать как обычно.
Рядом с братской могилой бойцов РККА и гражданских беженцев на холме появилась еще одна – для бойца Еремеева и двенадцатилетнего пацаненка, так неосторожно отнесшегося к военному железу. И больше всего Новоселову хотелось бы, чтобы могил тут не добавлялось.
Капитан Берестов, снова адъютант старший медсанбата
Медики не подкачали, это Дмитрий признавал твердо. Причем и те, что лечили в городском госпитале его трудно заживающую дыру в ребрах, и те, ради которых он взялся за тяжеленный и очень вонючий труд. Похоронная команда, бывшая отдельным медико-санитарным отрядом, выполнила свою работу на «отлично». Головы немецких вояк были собраны с запасом, и вонища от стеллажей привлекла всех мух с округи. Трупоеды тоже постарались, не посрамив знания военврача Михайлова, – потому первый этап обработки черепов к осени практически завершился. Приехавшая из ВММА бригада вольнонаемных суровых женщин прямо там же на берегу принялась дочищать, обезжиривать и отбеливать будущие экземпляры уникальной коллекции, для чего отделением Новожилова было сколочено там же еще несколько сарайчиков. В них разместили бочки и химреактивы для работы.
Судя по довольному виду фельдшера Алексеева – все шло к тому, что коллекция будет создана в срок и полностью использует свой научный потенциал. Было чем гордиться – отобранные для коллекции уже голые четыре тысячи пятьсот черепов и несколько сотен второсортных – с незамеченными вначале повреждениями или еще чем бракованные, типа двух негритянских, тоже годны были в дело, например, для работы курсантам. И это не считая собранных трофеев – от штабных фургонов и грузовиков до винтовок и патронов.
Этому больше всех был рад сам начпох. Он здорово вымотался на этой непривычной для командира РККА работе, сам бы не поверил, если бы ему кто пару лет назад сообщил, что он будет разбираться и в пахотном деле, и в хитростях финансового и вещевого снабжения, и в коневодстве, и в сотне совсем разных вещей. А пришлось вникать. Ей-ей, командовать пехотным взводом было куда легче и проще. Сейчас все бывшие в прошлой безмятежной жизни лейтенантские хлопоты и трудности виделись смешной щенячьей возней. Сбор трупов, уже вздувшихся и потекших, продолжался интенсивно. Смрад разложения, казалось, пропитал Берестова до костей, летом пришлось из избы перебираться в палатку – воняли работники инфернально, да и сам командир не отставал. Приходилось заводить по два комплекта одежды – один для работы, второй – для визитов к порядочным людям. Только частой баней да стирками и спасались. И еще – трофейным немецким одеколоном. А тем временем прибыли бригады строителей – стали рубить дома в погоревших деревнях, строили новые избы взамен сожженных – наспех, быстро и не особо качественно, но и то было хорошо, оказывается правительство помнило о нуждах селян. Это воодушевляло, хотя Новожилов ходил зеленый от злости и мало что не кусался – лезли за лесом чертовы балбесы штатские куда ни попадя и потом приставали с претензиями – самыми разными, от того, что человек подорвался, до того, что пилы ломаются – в деревьях осколки и пули застряли, их на доски пилят и вылетают зубья к чертовой матери.
Все время грызло начпоха то, что все как-то нескладно на фронте выходит. Первомайский приказ Верховного Главнокомандующего вызвал резкий подъем настроения у всех, видно было, что вот сейчас, в 1942 году немца дожмут, ан глухие слухи про провал прорыва блокады Ленинграда и окружение 2 Ударной армии, упорные позиционные бои под Ржевом мешали старлею верить в это безоглядно, хотя внутренне он и сам смирился с тем, что домолотят фрицев без него. Но – все же сомневался. И как в воду глядел: рухнул фронт под Харьковом, и немцы поперли, как заведенные, словно снова блицкриг проворачивали.
Совинформбюро глухо сообщало об оставленных городах, обычным гражданам это мало что говорило, забиваясь реляциями о победах РККА, но стреляный воробей начпох понимал – это катастрофа. Немец – ПРЕТ! И потери наших – колоссальные. У довольно богатой команды реквизировали почти весь транспорт, оставив всего один грузовик, сильно обездолили в плане бензина и, если бы не хитромудрость командования, осталась бы похкоманда вообще пешей. Оставалось радоваться, что с пахотой успели местным помочь в самый раз.
А потом пал Севастополь, фрицы уже лезли на Кавказ. В эти дни казалось, что уже и все. Дорвутся до нефти – и кранты! Старший лейтенант подал рапорт о переводе его кем попало на фронт, но ответ был резкий и злой – делай, что положено и не петюкай!
Берестов и не петюкал больше, корячился с порученной работой и старался сделать ее как можно лучше. И когда переехал в палатку, то не стал забирать со стены избы повешенную карту СССР. Просто чтобы не расстраиваться. Ему было ясно, что и окруженные в Демянске немцы устояли, и наоборот, – наших под Вязьмой успешно фрицы разгромили. И без того расстройства хватало, например, когда у него реквизировали очень полюбившуюся всем похоронщикам немецкую полевую кухню, в которой можно было приготовить сразу три блюда и развезти горяченькое по нескольким точкам. Помнил командир, как обрадовался находке неугомонного мотоциклиста Новожилова, во время постоянной саперной разведки обнаружившего в лесу эту самую кухню. Вместе то ли с ездовым, то ли с поваром, сладко и навсегда заснувшем мертвым сном на облучке кухни. Все тогда еще удивились: дров у фрица было полно, а замерз. То, что сказал мудрый механик, что кухня – это не печка, и топить ее с пустыми котлами – угробить вещь напрочь, встретило возражение простое: мог фриц хоть снег топить и воду кипятить, ан предпочел сесть поудобнее, сунуть руки в рукава тощей шинелки и так и отойти в иной мир, только край покрашенной белой маскировочной краской каски заиндевел от последнего дыхания. Отправился повар в яму к камарадам, башку его поместили в третью клеть, а кухня отлично послужила несколько месяцев. И все сильно горевали, утратив такую ценную штуку. Что ж, пришлось жрать сухомяткой, а то и терять время на готовку на костре, рядом со смердящими телами, неудобно, конечно, но работали дальше.
А потом отряд, по выполнении задачи расформировали, начпох получил письменную благодарность от начальника ВММА, новое очередное звание и тепло простился с подчиненными. Отметил отвальную с начальствующим составом – фельдшер тоже улучил минутку, пришкандыбал, хотя посидел очень мало «на три рюмки только»,
