Валерий Николаев - Закуси горе луковицей
За день до отъезда Владимир захотел пройтись по санаторному парку, полюбоваться цветниками, заглянуть к Степану на лодочную станцию. И Некрасовы, прихватив с собой фотоаппарат, отправились в санаторий.
В парке, как и прежде, покой, прохлада и тишина. Но тишина особая, живая, состоящая из шелеста листвы, птичьего пения, поскрипывания деревьев и близкого дыхания моря. При ней даже воспоминания лишены всякой грусти.
Степана на лодочной станции не оказалось. И они, сделав на память несколько снимков, направились к цветочным клумбам. Цветники были их слабостью. И Некрасовы долго с наслаждением побродили среди них. Ребята, удивляясь изобилию и пестроте цветов, то и дело звали их посмотреть на то или иное чудо. Пока Артемка с видом знатока нюхал цветы, Аленка заботливо набивала их семенами свои кармашки. В их Ольховке она уже вполне известный цветовод.
Израсходовав последние кадры фотопленки, в самом благодушном настроении Некрасовы тронулись в обратный путь. Владимир и Зоя шли под руку, а ребятишки от избытка энергии и задора бегали вокруг них. И вдруг прямо у ворот они встретились с Денисом. Зоя испытала настоящее потрясение: «Разве такое возможно?» Он сидел… в инвалидной коляске, а за спиной у него стояла рыженькая круглолицая женщина. Эта встреча всех ошеломила. Некрасовы остановились. Денис, не умея справиться с удивлением, таращился то на Владимира, то на ребятишек. А Зоя смотрела на него. Передо ней был уже не молодой греческий бог, а слабый обрюзгший человек, хотя и по-прежнему красивый. Его спутница, видя всеобщее замешательство, приветливо улыбнулась.
— Здравствуйте.
Все поздоровались. Зоя, понимая всю бестактность своего вопроса, все же не удержалась и задала его:
— Что случилось?
Денис криво улыбнулся.
— Судьба наказала. Я считал, что у меня хватит ума уберечься от глупости. Видать ошибся.
— Попал в аварию? — предположила Зоя.
— Ага. Производственная травма, — с полуулыбкой сказала женщина. — Мост обрушился. Вы уж извините, нам пора. На процедуры опаздываем. Еще увидимся.
И толкнула коляску. Денис разжал кулак, мол, пока.
— До свиданья, — попрощались Некрасовы.
Владимир о чем-то разговаривал с ребятами, а Зоя тупо и напряженно думала.
«Вот тебе и шевроле. Все-таки что-то странное происходит вокруг меня. С Володей всё ясно — война. Но Денис-то тоже в коляске! И если бы я тогда простила его, то сейчас на месте этой рыженькой была бы я? Боже! Как это страшно. Более чем за десять лет никаких других вариантов. Видно, это судьба».
— А он изменился, — проронил Володя.
— Да. Беда многих меняет.
Когда Некрасовы вернулись из санатория, Владимир, как бы между прочим, сказал тёте Маше:
— Мы тут встретили местного парня на коляске. Семь лет назад он был на ногах. Его спутница сказала, что мост обрушился, это правда?
Тетя Маша усмехнулась.
— Да нет. Валентина шутит. История с Дениской произошла самая заурядная. Зина, жена его, года два по больницам путешествовала. То в одной полечится, то в другой. А он тем временем в такой блуд ударился, что и сказать неловко. Кстати, Валентина своего Борьку тоже от него родила. Теперь у них что-то вроде семьи.
А все это случилось недели через две после вашего отъезда. Зина поняла, что ей осталось совсем немного, и пошла к врачу. Сказала ему, что мол, умереть я и дома смогу, подписала бумаги и поехала домой.
Соседка увидела ее и попросила зайти чайку попить. А я, говорит, Дениску предупрежу, чтобы порядок навел и тебя встретил. Зина все поняла. И заявила: «Я же его, кобеля, предупреждала, чтобы в мой дом никаких баб не водил!» И пошла домой. Минут через пять соседка слышит выстрел. Вызвала милицию, «скорую».
Зина потом рассказывала участковому, что зашла она в дом, а там — музыка и спальная сцена со стонами. Она взяла ружьё, зарядила в него патрон, вошла, приставила ствол к его заду и выстрелила. Заряд был такой, что, как пошутил один мой знакомый, из его тазика получилась целая воронка. И дамочке досталось. А Зина после этого и говорит ему, надеюсь, я тебя удовлетворила на те несколько месяцев, пока жива буду. Увезли обоих. Грешить, говорят, теперь он точно не будет, а вот на ноги встать сможет или нет, еще вопрос. Говорят, нервы какие-то перебиты.
На следующий день Некрасовы уехали.
Уже семнадцать. Владимир в ожидании гостей разметает снег во дворе. Сегодня вьюжит, и он опасается, как бы не перемело дороги. Но вот и стук в окно, значит, приехали. Зоя набрасывает полушубок и толкает дверь на крыльцо. И тут же слышит радостные возгласы:
— Здравствуй, дядя Володя!
— Здравствуй, Верочка! Здравствуй, моя дорогая.
Спускаясь по ступенькам, Зоя с усмешкой думает: «Теперь они навсегда останутся друг для друга Верочкой и дядей Володей». Выходит из-за угла дома и видит, как Володя пожимает руку Михаилу, а Верочка задорно смеется. Увидев Зою, она идет ей навстречу. Они безо всякого стеснения рассматривают друг друга, и тепло по-родственному обнимаются.
К десяти вечера подошли и остальные их ближайшие друзья: Шевченко, Геляевы, Даниловы, Моховы, Соколовы. Не было только Васенёвых — служба. Бабушка тоже была со всеми. Создав полумрак в зале, зажгли гирлянду и свечи. Детям накрыли стол отдельно, в Артёмкиной комнате. И начался праздник. Провожая уходящий год, Некрасовы и их гости по традиции вспомнили все хорошее, что он принес им. А потом Владимир включил магнитофон. Зазвучала всеми любимая мелодия «История любви». Тут же вбежали в комнату малыши и сгрудились у двери.
— А сейчас танцы! — объявил он. Подошел к Зое, улыбнулся. — Потанцуем?
Со смешанным чувством радости и тревоги Зоя приняла его предложение. С первых же их шагов поняла, что все ее опасения излишни: его движения были уверенны. И они, поглядывая друг на друга, с упоением танцевали. Танец окончился. Володя достал носовой платок и вытер вспотевшее от напряжения лицо, а Зоя смахнула с ресниц неожиданную слезу. Присутствующие, заворожено наблюдавшие за ними, зааплодировали.
Минут через двадцать все снова сидели за столом. Володя напомнил, как, находясь в отпуске, они увлеклись творчеством Пастернака. И тут он попросил Зою прочесть стихотворение «Зимний вечер». Она с большим вдохновением прочла его. Лишь только отзвучали ее слова, Володя произнес:
— Есть еще одна похожая история. И я хочу прочитать её.
— Просим, — откликнулась Верочка.
Владимир, глядя жене в глаза, сказал:
— Она о сегодняшней новогодней ночи, о вас, друзья мои, и о счастье; и посвящена моей любимой спасительнице Зоеньке. — Он взял ее ладонь в свою руку и бережно поцеловал.
Скользнув по лицам гостей, задержал взгляд на елке, провёл рукой над пламенем свечи и, понизив голос до простуженного шёпота, стал декламировать:
И снова вьюга по земле кружит бесцельно.Свеча сгорает на столе. В душе метельно.Мерцает отблеск в хрустале, в стекле богемском,Искрится в бусах и колье на шейках женских.Горит рубиновым огнем вино в графине.Гирлянда. Шпиль блестит копьем. Ель в серпантине.Бьет мотыльковый снегопад в экран оконный.Амур стрелой бьёт наугад позолоченной.Шалит жестокий сорванец. Сразит — не сетуй.Свеча играет в мишуре волшебным светом.Судьбы своей никто из нас, друзья, не знает:Что обретет в урочный час, что потеряетИ чье однажды в забытьи прошепчет имя,Кого удача окрылит, кого покинет.Храни нас Бог от всех тревог и от лишений,И дай прожить нам этот год без прегрешений.И помоги сберечь друзей среди неверья,Не знать невежд и дикарей, и суеверий;Не растерять любви своей и память сердца,И на любимых нам людей дай наглядеться!Легко ступают каблучки, кружатся пары.Ведут мелодию смычки и бас-гитары.Поют «Историю любви». Стук сердца слышен.И мы истории свои еще допишем.Пусть ярче будут наши дни огней гирлянды,И эру счастья и любви пробьют куранты.Чтоб не пропали к жизни вкус, очарованье,Пусть остаются, в меру, грусть и расставанья.…Мороз узоры на стекле вьёт канителью.Свеча сгорает на столе, сражаясь с тенью.Воск, истомившийся в тепле, навяжет кружев.И верьте: каждый на земле кому-то нужен!Шампанским головы вскружим — любви настоем,И до утра мы закружим, как ветер в хвое.Свеча, как чуткая душа, горит, волнуясь.А мы стоим, едва дыша, зарей любуясь.Лес дремлет в розовом дыму, в морозной лени.И вот рассвет — как робких губ прикосновенье.Мир в ожидании затих, как в изначалье.Последний тост, последний стих уж отзвучали.Подсвечник пуст.С грустинкой смех и взгляд лучистый.А за окном, как в чудном сне, — в сугробах искры.
На этой доброй странице Книги Судеб мы их и оставим. В жизни Некрасовых будут еще и огорчения, и потери, но будут и праздники. Я в этом уверен. Дай им Бог счастья!
