Леонид Ленч - Из рода Караевых
А уж война началась. Пошел молодой фашист воевать.
Родители за него ничуть не беспокоились:
— Нашего не убьют! У нашего особое воспитание. Его земное оружие не возьмет!..
На Западе воевал молодой фашист — ничего, обошлось.
Послали его на Восток.
Через месяц приходит сообщение из полка:
«Ваш сын убит. Наш полк русские разбили, кое-кто убежал, а сынок ваш тяжелым на ногу оказался — не успел. Так и помер — с бездной в глазах».
Заплакали родители. Пошли в зоологический сад, говорят волку:
— Герр волк, как же так — сынка-то убили?
Сидит волк, здоровый, клыкастый, жрет падаль. В глазах бездна.
— Подумаешь, — говорит, — убили! Нового родите…
— Не родим, — говорят родители, — старые мы уж. Как же быть теперь, герр волк?
Волк морду воротит:
— Это меня не касается.
Пошли к вонючке — она только пахнет, слова путного от нее не добьешься.
Идут родители домой, горюют. Вдруг выскакивает из-за куста тот самый заяц:
— Здравствуйте, родители! Говорил я вам: пожалеете, что меня не пригласили. Так оно и вышло.
— В чем же наша промашка, герр заяц?
— В том промашка, — говорит заяц, — что вы хотели из сынка дикого зверя сделать, чтобы он человека мог в войне одолеть. А того не бывает. Зверю человека не одолеть. Надо было меня взять: я бы его хоть ноги уносить научил. А то другие убежали, а он нет. Вот вам и бездна!..
Сказал — и в кусты. Только его и видели. Переглянулись родители и заплакали еще горше. Да слезами горю не поможешь!..
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ СДЕЛКА
Сидел немецкий генерал фон Кок в штабе, колдовал над картой — куда ему отступать: то ли в поле, то ли в лес, то ли в болото.
И вдруг видит: стоит перед ним черт. Одет как фашист: на все места черепа да кости нашиты, только в галифе сзади прорезь сделана, галуном серебряным обшитая, — для хвоста.
— Так! — сказал сам себе генерал фон Кок. — Выходит, до чертиков и довоевался.
А черт чин чином поднимает руку, машет хвостом:
— Хайль Гитлер!..
— Хайль так хайль, — отвечает генерал фон Кок, — только вот что: я очень занят, мне отступать надо — то ли в поле, то ли в лес, то ли в болото. Потому давайте короче. Небось душу мою купить желаете?
— Не прочь!
— Ваша цена?
— Назначайте вы, ваше превосходительство. Поторгуемся.
— Цена моя такая, — говорит генерал фон Кок. — Выведете мое войско из тупика — получите мою душеньку. Идет?
Посмотрел черт карту, только свистнул.
— Нет, — говорит, — не пойдет, ваше превосходительство. Тут сам черт ногу сломит. Гитлер вас сюда завел, пусть он вас и выводит. А я не берусь.
— Тогда сделайте так, чтобы мои солдаты не чесались. А то они все время чешутся, как собаки шелудивые. Вернете им солдатский вид — получите мою душеньку. Идет?
Черт опять головой трясет.
— Нет, — говорит, — не пойдет, ваше превосходительство. Ваших солдат теперь ни один дьявол в пристойный вид не обратит.
— Хорошо. Тогда сделайте так, чтобы на меня русские партизаны не кидались. Сделаете — получите душеньку. Идет?
Черт и на это не соглашается.
— Нет, — говорит, — не пойдет, ваше превосходительство. Вы русский народ до того довели, что в вас каждая кочка стреляет. Теперь никакие черти партизан не остановят. Сами уж как-нибудь.
Генерал фон Кок осерчал.
— Зачем вы ко мне пришли? Что я ни скажу, вы на все «нет» да «нет». Назначайте тогда сами цену. Я буду ломаться.
Черт говорит:
— Наша цена известная. Могу устроить так, что вас, пожилого хрыча, полюбит молодая девица неописуемой красоты. Одним словом, за любовь прекрасной Маргариты беру вашу душеньку. Идет?
Генерал фон Кок мужчина был еще крепкий, кровь в нем еще не остыла.
— Идет, — говорит, — продаю душу за любовь прекрасной молодой девицы: в жизни мы живем только раз. Только я эту самую Маргариточку, свою избранницу, должен предварительно поглядеть. А то, сами понимаете, кота в мешке брать тоже расчету нет. Подсудобите мне какую-нибудь кривобокую. Знаю я вас, чертей!
— Это можно, — отвечает черт. — Сейчас я вас перекину в Германию, и вы, ваше превосходительство, сами выберете себе подходящую Маргариточку.
Не успел генерал фон Кок моргнуть, как очутился в Берлине.
Подлетают они с чертом к одному дому.
Черт говорит:
— Загляньте, ваше превосходительство, в окошко. Там как раз сидит прелестная Маргариточка. Она вас может полюбить.
Заглянул генерал в окошко, видит: сидит за столом девица, тоща, как сушеная вобла, щечки зелененькие, носик остренький-преостренький, жует картофельную шелуху.
— Не подойдет, — говорит генерал фон Кок и даже плюется. — Это мумий какой-то, а не прекрасная девица.
Подлетают они с чертом к другому окну.
Заглянул генерал фон Кок в окошечко: сидит за столом девица тощей первой. Плюнул генерал, полетел к третьему окну. Заглянул — та же картина.
Так они одиннадцать окон облетели.
Заглянул генерал фон Кок в двенадцатое окно, а там шкилет сидит, пронеси господи! Генерал с перепугу аж на землю свалился, затылок ушиб.
Стоит, потылицу трет и черта ругает.
— Какого черта, — говорит, — вы мне эти шкилеты показываете? Вы же мне обещали прекрасную девицу предъявить. Маргариточку! А это что?
Черт руками разводит.
— Других нет, ваше превосходительство. Я не виноват, что Гитлер германскую девицу до такого околелого вида довел. Чем богат, тем и рад. Берите какие есть.
— Пусть их Кощей Бессмертный замуж берет. Незачем было меня от дела отрывать.
Стал генерал с чертом ругаться.
Генерал кричит:
— Убирайтесь вон! Не продам я свою душеньку!
А черт ему:
— И не надо. Я ее так, задарма, получу.
— Как это «задарма»?
— Очень просто. На вас фюрер серчает. А на какого немецкого генерала фюрер серчает, того обязательно или кондрашка хватит, или он в воздушную катастрофу угодит, или разрыв сердца с ним произойдет. Вот и с вами тоже несчастный случай скоро должен случиться. Тут я вашу душеньку и зацапаю.
Генерал черта за такие слова по рылу.
Ударил и вдруг видит: сидит он один над картой. Скучно ему стало. Да и верно ведь, заскучаешь. Отступать надо, а куда — неизвестно: то ли в поле, то ли в лес, то ли в болото…
НЕПРИХОТЛИВАЯ ВОШЬ
Жил-был на Восточном фронте солдат Фриц. И жила в нем вошь. Солдат чешется, вошь питается, дни идут. Вот убили Фрица. Что вше делать? Изловчилась вошь и перелезла на унтер-офицера Ганса. Унтер-офицер чешется, вошь питается, дни идут. Вот и Ганса убили. Тут загрустила вошь.
— Только устроилась, и опять надо на новую квартиру переезжать.
На фронте долго грустить не приходится. Наклонился над убитым Гансом обер-лейтенант Макс, а вошь — не будь дура — взяла да перелезла к нему на штаны. «Ничего, — думает, — проживу! Главное, чтобы тепло было и не дуло!»
Офицер чешется, вошь питается, дни идут. Поехал офицер к генералу с донесением. Вышел из машины, а русская бомба как шарахнет. И вошь взрывной волной бросило самому генералу за воротник.
— Ах! — сказала вошь. — Я, кажется, опять переехала!
Вызвали генерала к самому Гитлеру на доклад. Генерал сел в машину и поехал. Генерал чешется, вошь питается — едут.
Приехал генерал Гитлеру докладывать, а вше любопытно на фюрера поглядеть, она и выползла на генеральский мундир. Генерал наклонился, вошь не удержалась и угодила Гитлеру в рукав. Притаилась там и сидит. Наступила ночь. Лег Гитлер спать, а вошь осмелела и стала им питаться. Гитлер чешется, вошь питается, часы идут. На рассвете Гитлер не выдержал и закричал страшным голосом:
— Кто смеет мною, фюрером, питаться?!
Вошь отвечает:
— Это я, вошь, вами питаюсь!
— Да как ты смеешь мою чистокровную кровь пить?! Ты что, вошь, сумасшедшая?!
— Нет! — отвечает вошь. — Я не сумасшедшая. Я неприхотливая: ты, фюрер, океаны человеческой крови выпил, дай мне твоей хоть с осьмушку наперстка испить!
— Ох, уничтожу я тебя сейчас, нахалку!
— Руки коротки, фюрер! Я при тебе буду, вместо совести жить. От совести ты освободился, а от меня нет тебе спасения. А уничтожат меня только вместе с тобой!
С той поры и одолела Гитлера бессонница. Это его по ночам неприхотливая вошь вместо совести грызет. Гитлер не спит, чешется, вошь питается — дожидаются они своего конца.
ДОГОВОРИЛИСЬ!
Огневые позиции батарея занимала на довольно высокой горе, поросшей густым орешником. Орех — веселое дерево, его любят птицы. Птиц здесь было множество, и казалось странным, что даже свирепые громы артиллерийской пальбы не заставили синиц, кукушек и зябликов эвакуироваться из родимых гнезд. По-видимому, беспечные пернатые по птичьему своему легкомыслию решили, что просто в этом году выдалось такое грозовое лето.
