Борис Яроцкий - Эхо в тумане
Когда Атанас приехал в Софию, падал снег, удивительно похожий на московский. Довольно быстро он разыскал квартиру пенсионера Проданова. Хозяин только что вернулся со стадиона, свежий, возбужденный, быстро расхаживал по квартире:
— Это хорошо, что вы заехали. Я побывал в архиве и кое-что выяснил о подпольщице, которой интересуется ваш товарищ. Летом сорок второго года девушка бесследно исчезла. Подпольщики посчитали, что Тана Тихова попала в руки царской контрразведки и тайно казнена. Но Тихова оказалась жива и даже на свободе. Я сопоставил показания фотомастера Тодора Трынова, о котором вам писали пионеры, данные документов следствия и воспоминания одной подпольщицы…
* * *…Летом сорок третьего года Тана часто появлялась на рынке, продавала рыбу. Многие знали, что ее брат Гочо, рыбачит и, бывает, возвращается с неплохим уловом.
Подпольщики обратили внимание на то, что Тана с уловом и без улова ходила на рынок не кратчайшим путем — не через тополевый сквер, а через площадь, под окнами полиции. И товарищи стали подумывать: а не умышленно ли девушка показывается полицаям на глаза, не передает ли она им сведения?
Но товарищи не взяли в толк, что недалеко от полиции размещалась немецкая морская часть. Сюда на больших грузовиках подвозили из Варны контейнеры, и за высоким каменным забором день и ночь стоял металлический грохот. Жители догадывались, что немцы собирают какой-то корабль, а перед этим по Дунаю пригнали несколько катеров для охраны морской базы.
В сорок втором году один катер подпольщики подорвали. В ту ночь многие слышали стрельбу. Потом ходили слухи, что с советского корабля высадился большой десант с пулеметами и пушками и направился походным порядком в Родопы, на подкрепление партизанского отряда «Антон Иванов».
Приготовление фашистов вызывало интерес, но всех, кто пытался приблизиться к каменному забору, патрули задерживали и отводили в комендатуру.
Тану почему-то не трогали: то ли у нее был слишком беззаботный вид, то ли в отношении ее патрули имели указания. Однажды, распродав рыбу, она увидела за воротами рынка семитонный грузовик. Водитель-немец, раздетый по пояс, копался в моторе.
Это был водитель одного из тех многочисленных грузовиков, которые доставляли в порт контейнеры.
Тана решительно взобралась в кабину.
Не доезжая до железнодорожной станции, водитель остановил грузовик, высадил Тану. Девушка свернула во двор, где росли высокие платаны, и вскоре очутилась в фотоателье Тодора Трынова.
Под каменными сводами студии было сумрачно и прохладно. На глиняном полу стояла старая, видавшая виды фотокамера. Ее объектив уставился в широкую стену, на которой художник нарисовал летнее море с далеким упругим парусом.
Из-за брезентового полога выглянул бородатый мужчина — мастер Трынов.
— На пропуск?
— На память.
Хозяин усмехнулся, и, хотя в студии было сумрачно, Тана заметила, что глаза его подобрели. В последние два года у него фотографировались только на пропуска.
Тана поправила перед зеркалом волосы, положила руки на колени. Приготовилась ждать. Но руки не лежали спокойно: то и дело одергивали подол ситцевого платья.
— Отсюда вылетит ласточка, — Трынов ткнул в объектив толстым коротким пальцем. И пока Тана, повернув голову, смотрела в фотокамеру, Трынов раздвинул на окне штору, и в студии стало светло, как на улице. — Готово.
Трынов был доволен, что с ним расплатились не обесцененными левами, а свежей рыбой. Тана же была в восторге от фотокарточек. С них на нее смотрела смуглая большеглазая девушка: мастер ей нарисовал белое платье, оно делало ее чужой, а вот глаза, широкие, вразлет, брови и строго сжатые припухшие губы, несомненно, принадлежали ей, Тане.
Один из подпольщиков утверждал, что в начале июня сорок третьего года он видел, как ночью Тана вышла из дому, осторожно взобралась на тополь, стала что-то высматривать на территории базы. В ночное время работы велись в ангаре — алюминиевом каркасе, обтянутом серым брезентом.
Подпольщики догадывались, что это объект важный. Не случайно на прилегающих улицах усиленно ведется патрулирование.
Спустя несколько дней после поездки в Варну, часов в одиннадцать вечера, Тана опять была около каменного забора, за которым работали немцы. Здесь ее встретил знакомый водитель семитонного грузовика и увел в расположение базы. Вскоре там произошел взрыв. Домой Тана не вернулась…
Стоил Проданов прервал рассказ и направился в кухню варить кофе. На столе осталась темно-коричневая папка: в ней лежали копии архивных документов. Когда хозяин вернулся и разлил по чашкам кофе, Атанас напряженно думал, словно рассказ еще продолжался.
— Значит, это было в первых числах июня сорок третьего года?
— Десятого июня.
— А как ей удалось передать фотографию?
— Не знаю.
— Она передана в августе. Это подтвердил бывший подводник Хомутов.
— Может быть, Гочо только в августе имел возможность встретиться с советскими моряками? Тогда у меня есть основания считать, что Тана и Иванка — одно лицо.
Атанас согласился:
— Вполне вероятно, — и рассуждал далее: — А в ноябре того же, сорок третьего года Иванка передала Алексею шивалевский орех. Значит, в ноябре она была жива?
Атанас не мог смириться с мыслью, что Иванка погибла. Стойлу Проданову понятны были чувства офицера, но он не собирался его обнадеживать. Тем более что у него был неопровержимый документ, свидетельствовавший о трагической гибели юной антифашистки…
По приезде из Софии Атанас побывал в Шивалево: он хотел еще раз убедиться в том, что ореховое дерево, давшее плоды на восточном берегу Черного моря, берет свое начало именно отсюда, с этого уголка болгарской земли.
Неожиданно для себя Атанас встретил сокурсницу по Новозагорскому сельскохозяйственному техникуму — Диану Станеву. Тогда она была очень худенькой девушкой, а теперь заметно раздалась, и не удивительно — с тех пор минули годы. Но волосы — русые-русые — и темные карие глаза были все те же.
Диана работала бригадиром в Персиковой долине. Ее специализированная бригада выращивала виноград. Семь лет назад она вышла замуж за местного парня Петко Сосерова. Вот и все, что она успела сообщить Атанасу по дороге к дому.
— А ты мне недавно снился, — призналась робко. — Думаю, к чему бы это?.. Получается, сон в руку.
Атанас был рад, что подруга юности его помнит, хотя сам все эти годы, пожалуй, ни разу не думал о ней.
В квартире пахло жасмином. В зале на стене висели два портрета — Дианы и незнакомого, с веселыми глазами парня. Атанас догадался: это Дианин муж — Петко. Был он в форме танкиста.
Не успел Атанас оглядеться, как широко распахнулась дверь, и в комнату вбежал черноглазый мальчишка. Он удивленно уставился на гостя, потом со словами «Папа, папочка!» бросился ему на шею.
От неожиданности Атанас оторопел, но в следующее мгновение прижал к груди мальчишку, недоуменно взглянув на растерявшуюся Диану.
— Папочка, где ты так долго был? На службе, да?
— Нино, это не папа.
— На службе, сынок…
Мальчик еще крепче прижался к Атанасу, и тот сквозь курточку ощутил частые удары восторженного сердца.
— Я тебя не предупредила…
Атанас не понял, но догадался, что эту семью постигло большое горе и он — случайный свидетель внезапной радости мальчика, «дождавшегося отца».
Когда-то, лет десять назад, Кралев читал рассказ о мужестве русского солдата. В том рассказе беспризорный мальчишка тоже спрашивал, почему отец так долго не находил его и куда он дел свое кожаное пальто.
— Мама, ты не видишь, это же папочка! — счастливо лепетал мальчишка. — Только у него шинель другая, с красными полосочками, и погоны другие, желтые.
Диана, напряженно стиснув на груди руки, переменилась в лице. И Атанас подумал: «Как можно ошибиться, если верить только тому, что говорят о себе люди».
Диана, не в силах видеть, как сын прижимается к ее давнему товарищу, ушла на кухню. Когда-то она тайно вздыхала по Атанасу, только он был равнодушен к ней, ему нравилась другая — ее подруга, теперь многодетная женщина.
Диана принялась накрывать стол. Атанасу было слышно, как осторожно звенела посуда.
— Мама говорила, что ты погиб, — объяснял Нино. — Она плакала, плакала…
— А ты?
— Я не плакал. Ну, может, немножко, но мама не видела… — И вдруг заговорил о другом: — А у меня есть собака. Рекс. Пойдем, покажу. — И они поспешили во двор, под навес, где жила старая, с желтыми глазами сторожевая овчарка.
Весь вечер Нино не отходил от Атанаса, и когда мальчик уснул, Диана рассказала о том, что ее муж механик-водитель Петко Сосеров погиб при исполнении служебных обязанностей, на пожаре.
