Александр Щелоков - Жаркие горы
— В правую не могу, — ответил лейтенант. — Я левша.
— Замечательно! Свой Левша — это блеск. Не только блоху подкуем — целое стадо! Теперь начинай. Не спеша. Помни, аллах за нас.
— Почему за нас? — удивился лейтенант.
Щурков усмехнулся:
— Изучай боевые традиции. Твой взвод… Ах да, это еще без тебя год назад в кишлаке Данд у мечети крышу правили. Духи рванули, наши — ремонтировали. Как считаешь, на чьей стороне всемилостивый? Теперь начинай.
Лейтенант с размаху всадил нож в грунт.
— Э! — остановил его Щурков. — Сила есть, ума не надо? Учти, не духа бьешь. А вдруг там противопехотка? Давай без нажима.
Лейтенант воткнул нож в землю теперь уже с осторожностью.
— Есть, — сказал он с удивлением. Подвинулся вперед и стал разгребать камни.
— Что? — спросил Щурков.
— Точно, противопехотка. Вот гады! Ниже — рёбра противотанковой.
— Не спеши. Давай сообразим. Тут ловушка может оказаться…
Четыре километра они преодолевали двенадцать часов.
Шаг за шагом. То и дело выгребая из-под ног кастрюли, наполненные варевом смерти в знаменитых европейских кухнях войны.
От камня к камню. Сбивая засады оголтелых фанатиков, которых Кадыр направил для прикрытия минных полей.
Ущелье стало заметно просторнее. Синь неба над ними раскинулась шире и свободнее. Пенистый поток реки ушел в сторону, к дальним отвесам, и гул воды сделался слабее.
Щурков оглядел долину в бинокль и остался доволен. Теперь перед ними лежала главная линия обороны душманов. Та, к которой они стремились.
Духи молчали, ожидая опрометчивой атаки шурави, но Щурков и без отметок, поставленных огнем, знал ориентиры позиции противника.
Слева на склоне, круто взбегавшем вверх, прятались хорошо замаскированные гнезда крупнокалиберных пулеметов. В середине позиции, перекрывая дорогу, таилось заделанное в грунт мощное фугасное заграждение. Стоило только отряженному на то душману повернуть ручку индуктора — и в воздух взлетит все, что хоть случайно окажется рядом.
В двадцать три ноль пять эфир выдал сигнал: «Чибис». Фестиваль восемь, восемь, восемь».
Это означало, что батальон прошел краевые ущелья и блокировал Ширгарм со стороны Дарбара. Назавтра, на двенадцать, назначался удар по позициям душманов.
Утро пропало в суете, обычно предшествующей ответственному делу.
Щурков выстроил боевой порядок, найдя в нем место и лейтенанту Ахмаду с его взводом. Подтянул поближе к первому эшелону артиллерийскую батарею. Подошла и развернулась в тылу медицина. Боепитание подало боеприпасы. Прибыли офицеры связи, представлявшие авиацию.
В одиннадцать пятьдесят штаб запросил по рации:
— «Чибис», ваша готовность?
— Я «Чибис», — доложил Щурков полным напряжения голосом. — Начал отсчет времени.
Ротный и Полудолин, укрывшись за широким бортом бэтээра, следили за часами.
Три стрелки в стремлении сблизиться шли к одной точке.
— «Чибис», — предупредил эфир. — Фестиваль! Фестиваль! Фестиваль!
Серебристые стрелы истребителей-бомбардировщиков прошивали пространство, отбрасывая назад трубно-ревущие звуки.
Обойдя горный массив, эскадрилья зашла на рубеж боевой работы со стороны солнца. Теперь светило, клокотавшее яростью полуденного огня, работало против инфракрасных головок зенитных ракет.
В незримой точке голубого пространства машины разбросались веером, круто ринулись в высоту и уже оттуда, из натянутого струной, звенящего зенита, резко бросились вниз, набирая скорость.
Самолеты неслись к земле, оставаясь невидимыми. Только в какой-то миг черные тени пробегали по скалам и с такой же быстротой исчезали.
Удар, обрушившийся с высоты, казалось, потряс основы мироздания. Дрогнул мир. Качнулась под ногами и тяжелыми волнами заходила земля. Огромная стена камней и дыма, подсвеченная оранжевым пламенем, встала поперек ущелья.
Клубы бурой гари вырвались из теснин, поднялись ввысь и обрушились на землю гулким камнепадом.
Несколько минут спустя вторая волна огня, сопровождаемая оглушительным грохотом, фейерверком смерти, пронеслась по ущелью.
«Вот она, война, — подумал Щурков со злостью. — Сюда бы сейчас господ парламентариев. А потом их с полными штанами… прямо за стол переговоров. Сволочи!»
Впервые с такой ясностью он ощущал, что ненавидит дело, которым сейчас занят. Так, должно быть, ненавидят огонь пожарные, хотя всякий раз, преодолевая чувство страха и отвращения, лезут в пекло, чтобы задушить пламя.
Там, где еще недавно была позиция душманов, все кипело в дыму и огне, трещало, рвалось, гудело. Вверх взлетали камни, клубы бушующей копоти.
Глядя на это, Щурков не испытывал ни злорадства, ни торжества. Разрушительная сила, свирепствовавшая в долине, была делом вынужденным, неизбежным.
Едва отклубилась пыль, чуть раздуло едкую гарь, как прозвучала команда «Вперед!».
Теперь, когда отработала авиация, в дело вступали мотострелки. Как ни сокрушай оборону, все равно где-то в камнях, среди расселин, на удобных взгорках остались ашрары, давшие священную клятву попасть в долгожданный рай именно сегодня. Выковырнуть их из укрытий, заставить замолчать, принудить вскинуть руки над головой, вымести с дороги все, что мешает нормальному мирному движению, — непростая огневая работа. И вся она на плечах чистильщиков — тех, кого в силу традиций зовут рядовыми.
Развернувшись в цепь, рота плотно перехватила долину. И пошла…
— Патроны беречь! — подал команду Щурков.
Его беспокоила лихая пальба, которая донеслась со стороны левого фланга.
— Беречь патроны!
Он побежал к большому серому камню, смещаясь вправо. На бегу увидел: то, что издали казалось кучей гальки, было телом душмана. Освобождая для себя место, Щурков оттолкнул ногой тяжелую тушу. Потянуло сладковатым, тошнотворным запахом тлена.
Хлопок взрыва, рванувшего перед камнем, ударил в уши. Сверху с шорохом посыпалась каменная крошка. Легкие захлестнула колючая гарь.
Задыхаясь, Щурков тряхнул головой. Внезапная глухота отступала постепенно. Еще раз помотав головой, он посмотрел вперед. В прогалине, отделявшей его от крутого уступа, шла группа душманов. «Три… пять… десять», — машинально подсчитал он и поудобнее приладил автомат на упоре.
Бандиты двигались, не открывая огня.
Тщательно прицеливаясь, Щурков начал подрезать атакующих короткими очередями с правого фланга. Вот споткнулся и с размаху ткнулся головой в камни невысокий, в чалме, душман. Его автомат отлетел в сторону и пополз по склону.
«Есть», — отметил Щурков и перенес огонь левее.
Позади него отрывисто застучал пулемет. Пули всплеснули пыль под ногами духов. Пулеметчик поправил прицел и сразу выбил из линии трех душманов.
Справа и слева, далеко оторвавшись от ротного, перебежками перемещались стрелки.
— Не отставай! — крикнул Щурков Авакяну, который все время держался рядом, а сейчас припоздал, и рванулся вперед.
Он то и дело перепрыгивал через камни, высоко подбрасывая ноги. На бегу менял направление, чтобы не налететь на обломки скал, которые не было возможности перепрыгнуть. По голеням его хлестали прутья разросшихся кустов.
Щурков бежал не оглядываясь. Вдруг по правой ноге чем-то шибануло. Он подумал, что наткнулся на сук, по инерции перескочил куст и на ровном месте, без всякой видимой причины, рухнул на землю.
Удар пришелся на левый локоть. Щекой он наткнулся на прицельную рамку автомата и распорол до крови кожу.
Еще не зная, в чем дело, он попытался привстать, но, едва наступил на раненую ногу, повалился. С растерянностью определил: «Вот и ранен». Стало не по себе. Горячий пот поплыл по телу.
Только в такие минуты, пахнущие горелой взрывчаткой, на грани жизни и небытия, человек по-настоящему ощущает бренную хрупкость своего существования. Все — ужас тяжелых ран, чужая смерть, — все, что еще вчера, час, минуту назад, казалось, не задевало его самого, вдруг обрушивается тяжелым ударом.
Щурков какое-то время лежал, совершенно не ощущая боли. Просто собственная нога казалась чужой, а может, вовсе деревянной и не беспокоила его. Пугало другое. Возникая в затылке, голову волнами окатывала туманящая слабость, и ему все труднее удавалось сохранять ясность сознания. Один раз он провалился во тьму, а придя в себя, с пугающей очевидностью подумал: всё, он умирает. Хотел закричать, потянулся рукой к автомату, чтобы выстрелить — надо же привлечь к себе чье-то внимание, — но не успел. Темная пелена наплыла мутной тенью, отключила сознание…
* * *Щурков пришел в себя, не понимая, где он и что с ним. Дернулся, пытаясь встать, но чья-то твердая рука прижала его к земле.
— Лежи, голубчик, лежи, — произнес деревянный голос. — Все хорошо. Главное, не дергайся.
