Листопад - Тихомир Михайлович Ачимович
— Что ты болтаешь? — не принял шутки Влада и нахмурился. — На войне, дружище, приходится иногда потерпеть.
— Я понимаю, но что поделаешь, если есть хочется, — грустно произнес Космаец.
— Ничем не могу помочь, хлеба нет ни крошки, и вообще ничего из еды нет. — Влада почувствовал, что напрасно стал читать нотации Космайцу, и добавил участливо: — Потерпи до утра, чего-нибудь найдем, когда выберемся отсюда.
— Один бы кусочек чего-нибудь. — Космаец низко опустил голову.
Гордана, сидевшая невдалеке, вытащила из-под себя вещевой мешок и долго рылась в нем.
— Возьми! — Она протянула Космайцу кусок сахара. — Это мне на праздник дала одна старушка… Было четыре кусочка, но три я уже отдала раненым, а этот тебе, Рада.
Космаец протянул было руку, чтобы взять сахар, но тут же отдернул ее, словно обжегся.
— Нет, я не могу его взять, я же не раненый. — Он отвел глаза в сторону, чтобы побороть искушение. — Ты ведь тоже голодна, вот и съешь его сама.
— Кто тебе сказал, что я голодна? Я, правда, устала немного, и голова еще болит, но есть я не хочу.
Она взяла Космайца за руку и положила сахар ему на ладонь. Он, наверное, целую минуту смотрел на него, не зная, как поступить. Затем вынул нож, расколол сахар на мелкие кусочки и, взяв один себе, раздал товарищам.
— А это тебе, Гордана, — протянул он девушке ее долю.
Она рассмеялась и крепко обняла мальчика, прижав его к своей груди. Космаец не сопротивлялся и не возражал против таких нежностей, но щеки его густо покраснели.
— А ты знаешь, какой сегодня день? — спросила Гордана.
Космаец неопределенно повел плечами. Он давно потерял счет времени, словно жизнь проносилась где-то в стороне от него.
— Ну вот, а еще православным зовешься! — весело воскликнула Гордана. — Сегодня же рождество! До войны я очень любила этот праздник, — продолжала она негромко. — Соберемся, бывало, компанией и идем ночью на Калемегдан[18] костер жечь. Разведем большой-большой и играем вокруг него, песни поем. Веселились до самого утра. Да, а теперь кажется, что все это было очень и очень давно… Компания распалась, а многих из друзей и знакомых и в живых уже нет… Попробую заснуть, может, во сне увижу кого-нибудь из старых друзей.
Она прислонилась спиной к холодному стволу бука, закрыла глаза и вытянула затекшие ноги. Гордана была без сапог. Сквозь прохудившиеся чулки виднелись пальцы ног. Ее сапоги совсем развалились, и Лолич в очередной раз пытался хоть как-нибудь отремонтировать их.
— Пейо, да брось ты это бесполезное занятие, немного подлатал, и хватит, — сказала Гордана, щурясь от пламени костра. — Эти сапоги свое отслужили. У них от древности теперь не кожа, а что-то вроде бумаги: ткнешь сучком — и дырка. Как только в следующий раз четников разобьем, что-нибудь поищу для себя. Должна же у кого-нибудь из них быть маленькая нога! Спасибо тебе, Пейо, отдохни лучше.
— До рассвета еще далеко, успею выспаться, — ответил Пейя.
— Придется тебя разочаровать насчет сна, — вступил в разговор Зечевич. Он едва дождался, пока Пейя кончит возиться с сапогами Горданы. — Лабуд приказал отправить твой взвод в разведку. Идти надо немедленно.
— Вот так всегда: ты полагаешь, а тобой располагают, — полушутя, полусерьезно сказал Лолич.
Он взял винтовку, смахнул с нее снег, протер патроны и вставил их в магазин.
— Задание получишь от Лабуда… Если что, не беспокойся, мы будем поблизости, одного не оставим… Костер гасить не надо. Наоборот, наберите дров потолще, перед уходом бросим их в огонь. Четники наверняка наблюдают за нами — пусть думают, что мы еще здесь. Надо попробовать обмануть их и ударить по ним неожиданно.
Снег все падал и падал. Снежинки кружились в холодном воздухе, словно рой потревоженных пчел. Колонна партизан быстрым шагом спускалась вниз по склону горы, поросшей лесом. Причудливые силуэты деревьев мелькали перед глазами, будто тени. Опасность грозила отовсюду. Но пока лес молчал. Его тишину нарушало лишь поскрипывание снега под ногами.
Лолич со взводом шел впереди отряда метров на двести и регулярно докладывал Лабуду об обстановке. Он понимал, что сейчас от него зависело многое — надо было обнаружить четников, не открывая себя. Снег слепил глаза. Вытирая лицо от налипшего снега, Лолич в который уже раз отмечал, что его руки до сих пор хранили запах кожи сапог Горданы, которые он только что ремонтировал.
«Конец иллюзиям, — с горечью и сожалением подумал он, — конец мечтам и приятным сновидениям. Жизнь все ставит на свое место. Все вокруг меняется, и я тоже. Когда-то я мог смотреть на нее целыми днями, но не ценил этого. Теперь же счастлив, если увижу ее хотя бы издали. Все напрасно… О Гордане надо забыть, она предпочла другого. Как бы я хотел выбросить ее из головы, если бы мог! Видеть их вместе — выше моих сил. Но может быть, еще есть какой-нибудь выход?»
Лолич ломал голову над тем, как бы завоевать расположение и любовь Горданы, но все его варианты упирались в одно препятствие — в Лабуда. Пока Лабуд с Горданой, решил Лолич, ему нечего рассчитывать на успех. Он остановился и посмотрел назад в надежде увидеть Гордану. Мимо проходили, словно тени, бойцы его взвода. А на горе все еще пылали костры, оставленные партизанами. Они пурпурно пламенели на черном бархате ночи. Снизу казалось, что пожаром охвачена вся гора. Четники не давали о себе знать. Трудно было сказать, куда они подевались: то ли снялись со своих позиций и ушли совсем, то ли спрятались от мороза и снегопада в селах. Лолич подождал Лабуда, чтобы поделиться с ним своими соображениями, хотя видеть Лабуда ему не хотелось.
— Пока не знаю, что нам следует предпринять, — сказал Лабуд, выслушав Лолича. — Мимо села пройти незаметно нам, конечно, не удастся. Значит, надо бы напасть на них, пока они спят. Но они разместились в крепких домах, и так легко до них не добраться.
— Я думаю, надо выманить их на открытое пространство и заставить там принять бой, — предложил комиссар.
— А как это сделать?
— Надо послать в село взвод Лолича, и пусть они там начнут бой. Четники сразу поймут, что противник малочислен, и у них должно появиться желание прикончить его. Мы же всем отрядом устроим им засаду на высотке за селом.
— Пожалуй, ты прав. Другого выхода я не вижу, — согласился Лабуд. — Пейо, теперь все зависит от тебя. Подумай до рассвета, как все это осуществить.
— Задание понял, — ответил Лолич и растворился в темноте.
Вместе со взводом в село ушла и Гордана.
Пока все
