Листопад - Тихомир Михайлович Ачимович
— Наслушался сплетен? — начала она спокойным, ровным голосом. — Ты же знаешь, сколько у меня недоброжелателей. Мне завидуют, что я молода, богата и красива, что у меня такой муж, как ты. Перестань сердиться, Влада. Ты должен верить только мне. Все остальные хотят нам лишь зла.
— Отныне я никому больше не верю, и тебе в первую очередь, — мрачно проговорил Влада. — Ты обманула меня, с четниками ушла.
Она усмехнулась, еще не решив, надо ли оправдываться. Неожиданная встреча с мужем выбила почву из-под ее ног, но она решила не сдаваться.
— Ты ведешь себя как ребенок, — сказала она после минутного замешательства. — Я люблю только тебя, и ты напрасно шумишь и сердишься. Тебя просто обманули. Конечно, это все шуточки твоего Лабуда, который обманывает тебя на дню по пять раз. Он тебе мозги засоряет своими идеями, а ты слушаешь его развесив уши. Дом бросил, жену оставил, и все для того, чтобы стать его коноводом. Опомнись, пока не поздно, подумай, с кем ты связался. Лабуд тебя до добра не доведет.
— Он мой друг, и я запрещаю так о нем говорить.
— С каких это пор твой поденщик стал твоим другом? Он годится, чтобы чистить твою конюшню и пахать твою землю, а для друга поищи человека, достойного тебя. Разве не видишь, что еще несколько дней — и с вами будет покончено. Всех коммунистов переловят, и его тоже. Послушайся меня, уходи от них, уходи, слышишь! Иначе будет поздно. А сейчас ты можешь на этом своем «друге» даже неплохо заработать. Четники объявили, что за Лабуда, живого или мертвого, они дадут двадцать пять тысяч динаров.
— А сколько ты получишь за мою голову? — негодующе спросил Влада. Его глаза гневно блеснули.
— Влада…
— Замолчи! Сколько же Чамчич пообещал тебе за мою жизнь, за мою голову?
— Я спасти хочу тебя. — Она схватила мужа за руку и повисла на ней всей своей тяжестью. — Я сказала правду. Вы окружены. Вам отсюда не выйти. Всюду немцы, четники, недичевцы. Когда к вам сюда шла, видела под Кошутицем отряд четников. Они устроили там засаду, вас ждут… Стоян тебе привет передавал и сказал, что, если ты перейдешь на его сторону, он тебя простит.
Владе хотелось завыть, броситься на жену и задушить ее, но он не мог пошевелиться. И руки и ноги словно налились свинцом, голова помутилась от гнева.
— Ты дешево меня продаешь, жена, — прохрипел он, чувствуя, что освобождается от ее тяжких оков. — Как-никак могла бы запросить у четников и подороже.
Елена увидела, что глаза Влады наливаются кровью, и испуганно отпрянула. Холодок страха пополз по ее телу, перехватило дыхание. Она еще пыталась сказать ему что-то в свое оправдание, но Влада больше не слушал ее. Его любовь к ней умирала у нее на глазах.
Влада чувствовал, как сердце его заполняется пустотой, тяжелым отчаянием и одиночеством. Ему казалось, что в груди у него все сгорело и превратилось в пепел, который постепенно терял тепло и превращался в лед. Рана на сердце перестала кровоточить, боль в груди исчезала, стало легче дышать. Но место любви заняла дикая ревность. Влада знал, что́ надо было ему делать, но не мог решиться. Не было сил ни смотреть на нее, ни прогнать от себя. Он был бы рад, если бы она исчезла, испарилась, как пропадает тень с заходом солнца за облако, но она продолжала маячить перед его глазами, живая, зовущая, готовая принять его. Было невероятно трудно сделать этот последний шаг.
— Уходи, между нами все кончено, — наконец произнес он слова, которых всегда страшился. — Я не могу любить женщину, которая продает мою жизнь, как старое тряпье.
— Ты меня прогоняешь? — Она хотела изобразить усмешку.
— Я тебя ненавижу. Отныне и навеки.
— Хорошо, я ухожу. Скажу Чамчичу, что ты отклонил его предложение… Тебе недолго осталось жить.
Влада сжал винтовку, чувствуя дрожь в пальцах.
— Уходи! — мертвыми губами прохрипел он.
Елена прошла несколько шагов, затем вдруг остановилась и крикнула:
— Завтра со всеми вами будет покончено!
— Ты что, к Чамчичу идешь? Расскажешь ему, где мы находимся?
— Скажу ему, что ты меня прогнал. — Она повернулась к нему спиной и быстро пошла вниз по дороге.
С каждой минутой Елена удалялась. Влада понял, что теряет ее навсегда. Сейчас она придет к четникам и расскажет им об отряде. Перед мысленным взором Влады возникла картина: Елена в объятиях Чамчича, — и его руки непроизвольно вскинули винтовку. В прорезь прицела он в последний раз увидел ее красивые ноги, гибкий стан. По спине Елены двумя черными змеями спускались длинные косы. Мушка прицела уперлась в промежуток между косами и замерла. Времени на размышление не оставалось. Через секунду она скроется за уклоном дороги. Вот уже исчезли ноги, и теперь лишь верхняя часть туловища осталась на виду. Палец нажал на спусковой крючок. Резкий звук выстрела разорвал холодный вечерний воздух. Когда дымок от выстрела развеялся, Елены уже не было видно.
Влада побежал вниз. Елена лежала неподвижно. Легкий ветерок шевелил кончики ее шерстяного платка. Сквозь пулевое отверстие сочилась кровь, ее становилось все больше, и она постепенно заливала полушубок. Елена была красива и мертвой. Влада упал на колени перед ней. Слезы текли по его лицу, застревали в усах.
Когда Влада пришел в себя, шел снег. Он ровным белым слоем укрывал лицо Елены от посторонних взглядов. По дороге шли бойцы роты. На Владу и Елену никто из них не обращал внимания. Они лишь на какое-то мгновение замедляли шаг, а затем обходили Владу и следовали дальше. Когда рота скрылась за ближайшим лесочком, Влада встал и, не оглядываясь, медленно побрел вслед за своими.
Он напряженно размышлял о случившемся, искал оправдание для Елены и не находил. Она изменила ему как жена, изменила делу, за которое он дрался, хотела предать его самого и его боевых товарищей. Сейчас они рассчитались — что сделано, то сделано. Вскоре Влада обнаружил, что он ненавидит не столько свою жену, сколько того, кто отнял у него Елену. Эта мысль пробудила его от шокового состояния. Завтра, когда встретится с четниками, он уж постарается, чтобы не продешевить, взять с них подороже. Двадцать пять тысяч динаров — разве это цена за человеческую голову? Нет, он ценит свою жизнь гораздо дороже, и враги убедятся в этом.
— Не вы, а я буду назначать цену, — бормотал Влада, — моя голова, моя и цена. Двадцать пять ваших — за одну мою. На том и порешим, конец аукциону. Денежки свои оставьте при себе —
