Обязан побеждать - Владимир Георгиевич Нестеренко
– Лейтенант, я ждал, когда ты бочку, словно в тире, поразишь, и дождался! – Медведцеву почему-то нравилось называть Костю по званию. – Скажи кому – не поверят! Фейерверк в честь Победы славный!
– Цель была исключительная, сначала я глазам своим даже не поверил, а когда зажёг бензин – поверил!
Вербин от слов Кости непринужденно и весело засмеялся. Улыбки тронули губы Степана, старшины, Головина.
– Но ты, жадюга, на этом не остановился! Как удалось до цистерны добраться? Нам не было видно.
– Старый опыт, капитан. Самый первый. Полдня высиживал у дуба, маракуя, как же зажечь горючее? Далековато для бронебойных. И высмотрел. В бензовоз стали закачивать горючку, вот я шланги и прошил зажигательными. Расстрелял с десяток фрицев и расчет пулемётный, и – ноги в руки! Добавлю только, капитан, будешь «жадным», когда это зверье людей наших живьем собиралось закопать на месте первой облавы.
Костя помолчал немного и добавил:
– Какой замечательный пулемёт! Отправляет фрицев на тот свет с такого расстояния!
– Я добавлю, какие замечательные руки и точный глаз у владельца этого оружия! – с улыбкой сказал капитан.
– Руки и глаз у товарища Степана не хуже моих, но целовать его пулемёт я не стану. Не только из-за того, что это оружие врага, а потому, что он уступает «дегтярю». Вон старшина броневик подрубил как березку. Его пулемёты могли бы подбросить нам горячего пара изрядно!
Настроение у диверсантов улыбчивое. Мужской сдержанный смех от меткого слова в короткой разборке смертельной схватки был подтверждением силы отечественного оружия и русского духа.
– По тебе тогда из минометов не шарахнули? – сыпал вопросы капитан.
– Нет, я же быстро ушёл. Думаю, расчёт недавно поставили за вокзалом. И мне не виден и вам со взлобка. Мог накрошить капусты!
– Мог, только крошило его притупилось от пуль Вербина и нашей стремительной огневой атаки, – сказал капитан, снова вызывая улыбки товарищей. – Как твой боец, выживет?
– Ранение не смертельное, контузия тяжёлая, – откликнулась Таня.
– Смелый парень, пацан, вес бараний, я его одной рукой на спину закинул, – сказал Вербин.
– Как старший по званию, объявляю каждому участнику боя – благодарность с занесением в личное дело! Об этом будем радировать.
– Служим Советскому Союзу! – дружно ответили бойцы.
– Что, в путь, пока стёжки видны? Как, Степан?
– Надо бы кугу отсюда наискосок перейти, местами по колено будет, но не топко. Километра полтора не боле. На том берегу возвышенка, сухо и обзор хороший.
– Тогда в путь! – сказал капитан. – Степан – веди!
– За мной, братцы! – весело отозвался Степан.
– Товарищ капитан, час связи с Центром, – заявила о себе радистка Катерина.
– Пропустим, отстучишь доклад утром. То, как немцы на хвосте? Вперёд!
Глава 24
Иван вышел с ребятами к Бобровому, когда вечерний свет сливается с ночной темнотой и идти становится невозможно. Луна, помощница в таких случаях, закрыта низкими облаками, торопящимися на восток. Передали бы весточку нашим войскам, где они сейчас дерутся, держатся ли, пора бы по зубам бронированным кулаком двинуть. Иван до войны следил за армейскими новостями, знал, что новый танк Т-34 пошёл в серийное производство, сколько успели сделать и на передовую отправить? Вопрос вопросов.
– От нелегкая, – ругнулся Иван, – не хватило полчаса светлого.
Он ничего не увидел на берегу речушки, хотя не сомневался, что точно вышел напротив бобровой плотины. Прислушался, шумит вода, сливаясь с плотины. Но где же группа деда Евграфа? Не кричать же.
Сержант Ботагов с помощью Люси тяжело опустился на старый погрыз бобра, выпрямил ноющую ногу.
– Осмотрите берег, – сказал он, – если не найдете своих, устроим ночлег прямо здесь.
– По речке снизу тянет запах кострища, – сказал Леонид, – вниз надо двигать.
– Я тоже так думаю, – согласился Иван. – Ниже речка в половодье растекается по нашей стороне, а правый берег крутой. Вот на нём-то, чует мое сердце, и сел дед, где посуше. Вы, товарищ сержант, пока побудьте с Люсей, а мы сходим. Тут тополя и ольхи полно, дерево мягкое, потому бобёр это место выбрал.
– Ладно, Иван, потом мне бобровую историю расскажешь, идите, ищите людей. Ногу жжет, аж зубы трещат.
Иван смешался и затопал вслед за Лёней и Силантием. Прошли метров сто в темноте, натыкаясь на ветки ольхи.
– Точно они на той стороне, чуете, слабый ветерок тянет, снова пахнуло кострищем, – уверенно сказал Шелестов и, что есть силы, закричал: – Эге-ге! Дед Евграф, Дарья отзовитесь! Это я, Лёня Шелестов, с Люсей к вам пришли.
Молчание. Прошли дальше. Лёня снова закричал:
– Дед Евграф, где вы, отзовитесь! Люся и Лёня к вам пришли!
– Тута мы, на правом берегу.
Послышался металлический звон. Били о лопату обухом топора. Звук резкий, летит далеко. Дед запалил бересту. Замахал кругами. Береста разгорелась, тусклый огонь указал направление.
– Тут кругом мелко, сигайте в воду, не бойтесь.
Лёня первый шагнул, зачерпнул ботинками холодную воду, захлюпал проворнее и первым выбрался на крутой берег, ощетинившийся густым тальником. Лёня упал на колени, стал продираться сквозь густые заросли.
– Здесь тальник густой.
– Я знаю, – откликнулся Иван, – его не обойдешь, далеко по берегу тянется. Только выше плотины есть погрыз тальника, там проще перебраться.
С трудом выбрались на берег, встали на ноги, направились к стану деда. Он ждал гостей в потёмках, настороженно всматриваясь в силуэты.
– Что случилось, что вас лейтенант сюда направил? Где же Люся?
– Люся пока осталась с раненым сержантом. Лейтенант ушёл с отрядом диверсантов громить станцию, а нас – сюда отрядил. Принимай, дед, на ночлег, – ответил за всех Иван.
– Устраивайтесь, я – за Люсей и сержантом, – сбрасывая с плеч тяжёлый заплечный мешок, сказал Шелестов.
– Я