Василий Алексеев - Россия солдатская
— Ну, пошли, — Петька встал — худой, обветренный и подтянутый.
— Хороший парень, — подумал, глядя на него, Григорий. —Не за Сталина ему бы воевать!
Соколов бежал впереди, пригибаясь к земле и стараясь не разлить ведро, похожий на старого, ощетинившегося волка, уносящего добычу.
Ким лежал в окопе бледный, ослабевший от голода. На мясо он сначала набросился с жадностью, но съев несколько кусков, закашлялся и весь согнулся, сотрясаясь слабым, маленьким, как у ребенка, телом.
— Я принесу мины, оставайся здесь, — сказал Григорий и пошел искать командира взвода.
Комвзвод сидел на корточках около щели, в которой прятался ротный политрук. Политрук из осторожности выкапывал для себя не обычный окоп в виде могилы, а особого рода углубление, напоминавшее бутылку с узким горлышком и широким дном. Сидеть в такой щели можно было только скорчившись, но зато шансы на прямое попадание уменьшались втрое. Из дыры, похожей на нору, высовывалась черноволосая голова. Щеки, обросшие щетиной, вздувались и опускались — политрук жевал большой кусок конины. — Ты чего, — спросил комвзвод Григория ласково.
— Хочу пойти за минами вместо Кима, — сказал Григорий. — Все равно стрелять сейчас нечем, а он ящика не донесет: очень ослабел.
Круглые глаза политрука поглядели из ямы на Григория с недоверием, но от замечаний он воздержался: на передовой ссориться с солдатами было не безопасно.
— Что же, иди, — смутился комвзвод и широкое лицо его покраснело. — Конечно, если хочешь, можешь идти, — прибавил он, быстро взглянув на политрука.
Где-то далеко послышался шум аэропланного мотора. Голова политрука скрылась в отверстии норы. Григорий быстро спустился к обрыву на дно оврага.
Вечерело. Сухие линии перистых облаков подчеркивали глубину блекло-синего неба. За неразрушенным домом, на противоположном берегу, из-за рощи золотых деревьев, как сияние на дорогом окладе, дрожали лучи невидимого солнца. Вода в реке спала, стала прозрачнее и бежала медленнее. Григорий нарочно не глядел на то место, где были разбитые танки и съеденная людьми лошадь. Прямо перед домом, рощей и солнечными лучами, поперек реки, тянулся цинковый трос, плыл перегруженный ящиками плот и ругались красноармейцы. Как будто не было ни вражеской авиации, ни артиллерии. Наверное немцам просто не приходит в голову, что наши устроили перевоз на самом видном месте, — подумал Григорий, пробираясь к ящикам. Мины никто не караулил и никто не выдавал. Григорий подошел к штабелю и на минуту остановился, прислушиваясь. Где-то совсем далеко и глухо шумел аэроплан. «Вечерний звон», — вспомнил Григорий картину Левитана, — только вместо звона гул бомбардировщика!
Взять ящик из верхнего штабеля было не трудно, хотя ослабевшие от недоедания руки были как чужие. Когда острый край ящика врезался в плечо, Григорий понял, что с земли без посторонней помощи он мин не поднимет. — До оврага метров 500, там безопаснее от авиации, хотя надо пересечь два пристреленных артиллерией места. Григорий пошел быстрее. Верхний край ящика, прислоненный к голове, давил на шею и давал возможность смотреть только вбок и вниз на дорожку, усыпанную мелким гравием. Григорий боялся, что поскользнется и уронит ящик. Почему больше никого нет, ни одного подносчика? — подумал он с досадой и вспомнил, что пять минут назад как раз это его и радовало: один человек привлекал к себе меньше внимания. Тогда он не думал, что ящик покажется таким непосильно тяжелым. Шум мотора усилился. Ругань на пароме прекратилась. — Спрятались в укрытие и смотрят, чей самолет, — понял Григорий. — Бросить ящик и добежать до оврага? Снова я его не подниму, а самолет может и улететь… Жаль, нельзя посмотреть наверх. И зачем я вызвался идти за минами? То конина, то мины! — пот потек по лицу, слабость усилилась. Определенно сделал глупость, что согласился идти! Шум мотора усиливался. Хотя бы успеть дойти до воронки в начале оврага! - Григорий почувствовал дрожь в коленях. В такие минуты надо не рассуждать, а напрячь все силы. Все равно на берегу негде спрятаться!
Глухой, воющий звук мотора раздался прямо над головой. Казалось, что до сих пор он прятался за обрывом берега и теперь ринулся прямо с него на Григория.
Сейчас завизжат пули! — Григорий не помнил, как бросил ящик и распластался на земле. Очереди из пулемета почему-то не было, шум мотора стал затихать. Очевидно, аэроплан ушел в сторону.
Наверное наш, — решил Григорий, — немецкий по крайней мере обстрелял бы переправу.
Григорий поднялся с земли и сел на ящик. На противоположной стороне у плота никого не было. Так и есть; спрятались в укрытии. Не дожидаться же здесь немецкого самолета!
Поднять ящик с земли было очень трудно. Не встали ли мины от толчка при падении на боевой взвод? — подумал Григорий, поворачивая ящик на бок. Какой он невероятно тяжелый!
Пот струйками стекал по лицу. Григорий сел на ящик после двух неудачных попыток взвалить его на плечо. И конина не помогла. Вот слабость проклятая! Если бы каждый день есть, как сегодня!
Снова где-то, совсем далеко, загудел самолет. Звук этот угнетал Григория, несмотря на то, что на противоположном берегу снова началась погрузка и снова оттуда доносилась ругань. Бросить ящик здесь? Пошлют Кима, а какой он помощник! Григорий собрал все силы, взял ящик в охапку и, не поднимая на плечо, с трудом передвигая ноги, пошел к оврагу. Только у начала оврага его встретили подносчики других расчетов и помогли взвалить ящик на плечо.
Григорий стоял на одном колене и следил за прицелом. Петька с невероятной скоростью опускал мины в длинный зеленый ствол миномета. Григорий искоса поглядывал на худые, цепкие руки Петьки, боясь, что тот опустит очередную мину до того, как выстрелит предыдущая и произойдет несчастие. Ким сидел в ходе сообщения и вставлял в хвосты мин бело-желтые пакетики с дополнительными зарядами. Командир расчета лежал у самого гребня оврага и делал вид, что командует. На самом деле он только передавал команду комвзвода. Количество мин быстро таяло. По уставу можно выпустить до двадцати пяти мин в минуту, — печально думал Григорий, смотря на цифры прицела.
— В каждом ящике девять мин. За пять минут можно расстрелять все двенадцать имеющихся у нас ящиков, а попробуй натаскать их в наших условиях!
— Сколько мин осталось? — командир расчета повернул красное, изрытое оспой лицо.
— Всего два ящика, — радостно сообщил Ким. Ему явно хотелось уйти в свой окоп.
— Осталось два ящика, — крикнул командир расчета в сторону невидимого командира взвода.
— Прекратить стрельбу! — донесся издали едва слышный голос.
На сегодня отвоевали, — с облегчением подумал Григорий, садясь в угол окопа.
— Вычистите миномет и можете идти в убежище, — сказал командир расчета, скрываясь за насыпью, поднимающейся вокруг гнезда.
Петька с сожалением вернул лежавшую около него запасную мину назад Киму, сел на корточки и свернул папироску.
Григорий вспомнил, как, будучи в концлагере, он попал один раз десятником в лес на разбивку делянок. В его распоряжении было две группы рабочих: одна состояла из пожилых рабочих, другая из молодежи. Тех и других было по пять человек. Среди пожилых было два бывших лейб-казака. царский фельдфебель и два полтавских крестьянина, причастных к повстанческому движению. Пятерка молодых ребят была вся из одной деревни и все попали по одному делу: за кражу колхозного зерна во время голода. Григорий прожил с рабочими месяц в одном бараке и тогда его поразило, что пожилые рабочие, каждый из которых представлял яркую индивидуальность, работали много хуже молодежи, так похожей друг на друга, что Григорий иногда их путал. Теперь, глядя на Петьку, Григорий удивлялся, насколько Петька похож на одного из пареньков, сидевших за колхозное зерно. Как легко и бездумно дается ему война и какой он поэтому хороший солдат! Петьку увлекает процесс опускания мин в ствол миномета. О смерти он не думает, к Сталину относится равнодушно, немцев не ненавидит, но считает соперниками в интересной игре, называемой войной. К голоду и хамству Петька привык с рождения и просто их не замечает. Жалко, что нет возможности поработать над такими пареньками: любого из них в два счета можно сделать противником советской власти, но зато каждому из них нужно сразу же давать конкретное задание. Одной теории для них недостаточно - они ее просто не воспримут. На оккупированной немцами территории создать из таких ребят армию совсем легко.
Глава четырнадцатая.
ГЕРОИ
Вечером пошел дождь. Пришлось опять делать над окопом крышу. Досок на этот раз не было и Григорий положил наверх плащ-палатку. Плащ-палатка скоро начала течь и земля в окопе намокла. Григорий поджал ноги и съежившись сел в наиболее сухой угол. Ким спал рядом, свернувшись в комочек, вздрагивая во сне, как прозябший щенок. Темнота постепенно охватила сознание Григория.
