Василий Алексеев - Невидимая Россия

Василий Алексеев

Невидимая Россия

ПРЕДИСЛОВИЕ

Василий Иванович Алексеев, автор «Невидимой России», родился в 1906 году во Владимире. Вскоре после окончания Исторического факультета Московского университета, в 1930 году, он был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группе и приговорен к 5 годам заключения в концентрационный лагерь. По отбытии срока наказания поселился в небольшом городке Московской области. Во время войны город был занят немцами и Алексеев был отправлен на работы в Германию.

«Невидимая Россия» — повесть о советском юноше Павле Истомине, выросшем в русской интеллигентной семье. И отец и мать Павла, типичные представители русской прогрессивной интеллигенции, хотя и были религиозны, были против всяких «излишеств» в проявлении религиозности и не приучали сына к церкви. Воинствующее безбожие советской власти не только не уничтожило в душе Павла потребности в поисках нравственных идеалов, но, наоборот, помогло ему найти путь к правде и к Богу. В своих исканиях Павел оказался не одинок. Он рано начал находить среди сверстников друзей, которые так же, как и он, испытывали потребность в каких-то более возвышенных и вечных нравственных идеалах, чем те, какие внушала им советская школа и власть. К великому изумлению Павла, среди его друзей оказалось немало и таких, которые до того, как они открыли в религии новый источник света, прошли через комсомол. Павел и его друзья организовали подпольные кружки молодежи. В этих кружках они читали запрещенные в Советском Союзе книги Владимира Соловьева, Сергея Булгакова, Челпанова, Достоевского и других писателей, официально заклейменных в качестве «идеалистов». Члены этих кружков не только читали, но и зорко всматривались в окружающую жизнь, ища в ней подтверждения того, чем полны были их юные души. Новые знакомства и встречи убедили их в том, что под оболочкой официальной системы попрежнему жива другая, незримая Россия. Большинство членов кружка Павла, в конце концов, были арестованы и отправлены в концентрационный лагерь. Жизни в тюрьме и в концентрационном лагере посвящены едва ли не самые яркие страницы этой книги.

«Невидимая Россия» — повесть, но в ней нет вымысла. И светлые и темные ее страницы выстраданы Павлом Истоминым и его друзьями, они сами подскажут читателям выводы, укрепят в них веру и любовь к борющемуся за свое освобождение русскому народу.

Издательство имени Чехова

ЧАСТЬ I

Глава первая

ПОХОРОНЫ СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА ТИХОНА

Московские колокола скорбно перезванивались: Святейший Московский и всея России Патриарх Тихон скончался.

Незадолго до смерти на патриарха было произведено два покушения. Был убит келейник Святейшего. Умер патриарх в Боткинской больнице после какого-то укола. Москва была уверена, что его отравили.

Народ любил патриарха Тихона. Патриарх Тихон любил народ.

В 1922 г. большевики арестовали патриарха и обвинили его в отказе отдать церковные ценности для голодающего Поволжья. Это была ложь. Патриарх не дал разрешения на осквернение церквей безбожниками при отборе ценностей и предложил реализовать ценности силами самой церкви. Большевики не могли допустить, чтобы голодающих спасала церковь. Святейший был арестован.

Чекисты врывались в храмы, оскверняли алтари, срывали ризы с чудотворных икон, выбрасывали из рак мощи, сваливали веками собранные сокровища в общую кучу без описи и контроля. На базарах из-под полы продавалась церковная утварь, только что отобранная для голодающих. Во многих местах народ оказывал сопротивление. Лилась кровь. Умирали за веру. Тысячи были арестованы, сотни расстреляны. Православная церковь начала крестный путь на Голгофу. Патриарха вызвали в суд. Когда он появился в зале суда, весь зал встал, и патриарх благословил народ. Подготовлявшийся процесс не удался. Вскоре патриарх был освобожден.

Скорбно звонили колокола. Православие обезглавлено. Но большевики боялись всенародной демонстрации. Тело патриарха без огласки перевезли в Донской монастырь, на окраину города. Может быть, поленятся. Может быть, не поедут. А если поедут — город об этом не узнает.

Толпы народа с первого дня повалили в монастырь. Никто не поленился. Демонстрация состоялась, демонстрация приняла невиданные размеры.

За год перед этим умер Ленин. У Ленина было много приверженцев, особенно в Москве — красной столице мирового пролетариата. Кроме того, на похороны Ленина сгоняли силой. На похороны патриарха старались не пускать. Участвовать в похоронах патриарха было небезопасно. Похороны патриарха замалчивали. На похороны Святейшего Московского и всея России патриарха Тихона пришло больше народу, чем на похороны вождя мирового пролетариата Ленина. Все понимали значение этого события.

Двухэтажный собор Донского монастыря сурово и победоносно поднимал непокорное пятиглавие над старинными зубчатыми стенами. Внутри верхнего летнего храма был таинственный полумрак. Гроб стоял на возвышении по середине храма, утопая в цветах. Колонны, расписанные древними фресками, уходили в бесконечную высоту, окутанную мраком и сплошным облаком кадильного дыма.

Круглые сутки шли заупокойные службы. На клиросах сменялись причты церквей и монастырей. Монахи в черных одеждах читали и пели непрерывно. Схимники в опускающихся на лица куколях вышли из долголетнего уединения и молились у гроба.

День и ночь, без перерыва, народ шел проститься с патриархом. За первый день, по слухам, было продано 60 000 свечей. Свечи некуда было ставить — они грудами лежали у подсвечников. Чтобы пройти в храм, нужно было ждать часами. Вереница прощающихся растянулась на целую версту. В толпе не произошло ни одной ссоры, ни одного скандала. Каждый следил за тем, чтобы большевики не оскорбили память Святейшего. Милиция отсутствовала…

Весна и необычайность всего происходящего вскружили голову Павлу Истомину. Каждый день Павел ездил в Донской монастырь и всё время находился в состоянии, близком к экстазу. Пробравшись в собор, он часами смотрел на непрерывно проходящую мимо толпу. Лица сменялись лицами. Были тут старики и дети, неграмотные крестьяне и профессора, рабочие и молодежь. Последнее особенно радовало Павла. Нет здесь никакого классового различия, — думал он, — один, единый русский народ. Православный русский народ такой, каким он был и в семнадцатом и в девятнадцатом веках.

Вереница верующих поднималась по каменным ступеням собора, входила в главные двери, огибала справа возвышение, на котором стоял гроб, терялась на мгновение в бело-зеленой куще цветов, поднималась по ступенькам к гробу и целовала старческую полную руку Святейшего. Лицо патриарха было закрыто парчой. Выпростана была только правая рука, рядом с которой лежала икона. После прощания вереница уходила как бы в небытие, терялась во мраке левого придела. Павел, как загипнотизированный, не мог оторваться от этого зрелища. Домой приходил бледный и похудевший.

Мать с тревогой всматривалась в осунувшееся лицо сына и нервно выпрямлялась, делаясь от этого еще более статной и величественной, хмурила брови, но никаких замечаний не делала.

Вера Николаевна не чаяла души в единственном сыне и боялась его слишком большой искренности и экспансивности. Ей всегда мерещилось, что Павлик когда-нибудь погибнет так же смело, наивно и бессмысленно, как Петя Ростов в «Войне и Мире», поскакав туда, где больше огня и дыму. Потеряв мужа накануне первой мировой войны, Вера Николаевна все силы души отдала воспитанию сына. Как типичная представительница русской прогрессивной интеллигенции, Вера Николаевна была против всяких «излишеств» в проявлении религиозности, считала церковную обрядность ненужной условностью и не приучала сына к церкви.

Когда Павлику исполнилось семь лет, его и двоюродного брата Володю отправили на первую исповедь. Мальчикам дали денег, чтоб заплатить батюшке, но сами с ними не пошли. На другой день, за чайным столом, обе матери весь вечер вспоминали поэтическую искренность собственной детской веры. Мальчики ели варенье, слушали и несколько удивлялись своим матерям: исповедь тронула их очень мало.

Когда Павлику исполнилось четырнадцать лет, его первый раз пронзило сознание неизбежности смерти. Целый год он скрывал почему-то свой страх от матери, а в пятнадцать лет сам, без всякого постороннего влияния, потянулся к религии. Владимир Соловьев, С. Булгаков и Достоевский закрепили происшедший в нем перелом. Незаметно Павел пристрастился к церкви. Вера Николаевна сначала отнеслась снисходительно-скептически к новому увлечению сына, но вскоре крепнущее постоянство Павла стало влиять и на нее: Вера Николаевна вернулась к церкви.

У Павла образовался новый круг друзей. Больше всего он сошелся с Николаем Осиповым — еще большим фанатиком православия, чем сам Павел. Как-то, стоя у всенощной в церкви Большое Вознесение, Павел обратил внимание на худого, высокого молодого человека, простоявшего всю службу. Блестящие глаза молодого человека почти всё время смотрели на алтарь, а бледные губы шевелились в неслышной молитве. Павел от природы был жаден на людей и с этого раза, входя в церковь, всегда искал глазами чуть опущенные под невидимой тяжестью плечи и неподвижно углубленное лицо незнакомца, неизменно обращенное к алтарю. Один раз, после службы, Павел столкнулся с молодым человеком, выходившим из храма вместе со знакомым Павлу дьяконом.