Бела Иллеш - Обретение Родины
Внезапно ствол винтовки приказал ему свернуть влево.
Шоссе теперь, по-видимому, осталось позади. До Тольнаи донесся только гул какой-то одинокой машины, а отсветов фар не было видно. Да и сам этот гул вскоре совсем растворился в окружающей тишине, словно могучие лесные исполины обладали свойством поглощать все посторонние шумы.
Направление пришлось менять во второй и в третий раз. Тольнаи уже никак не мог себе представить, откуда они вышли и куда идут, и только машинально передвигал ноги, весь дрожа от холода.
— Стой!
Тольнаи остановился. Голые дубовые ветви уступили место тяжелым, покрытым снегом сучьям гигантских сосен. Соединяясь, они сплетались в настоящий шатер, под сенью которого копошились какие-то тени.
На миг эти тени отделились от иссиня-черного фона и вновь потонули в нем. Священник скорее почувствовал, чем увидел их. Но когда сквозь прогалину пробился в ночной сумрак слабый луч луны, Тольнаи заметил на людях, к которым он попал, ушанки и автоматы за плечами.
«Возможно ли? — мелькнуло у него в голове. — Ведь красные части за несколько сот километров отсюда!»
Тени в шапках словно бы читали его мысли. Одна из них тут же ответила на его непроизнесенный вопрос, сказав по-венгерски:
— Мы — венгерские партизаны!
И в свою очередь шепотом спросила:
— А вы кто? Ваше звание?
Вместо ответа Тольнаи лишь пожал плечами — он не мог говорить. Тогда партизан вытащил у него изо рта кляп, заодно прошептав в самое ухо:
— Не пытайтесь кричать!
Тольнаи глубоко вздохнул всей грудью. Сразу закружилась голова, пришлось прислониться к большой сосне. Вершиной сосна упиралась прямо в небо. Ветер сотрясал ее ветви, покрытые тонкой коркой льда. Тольнаи отчетливо слышал, как поет сосна за его спиной; это был приятный звук, вроде гуденья телеграфных столбов, когда ветер колеблет натянутые провода.
Серебряный звон сосны вызвал в его памяти длинные, бесконечно длинные ряды этих столбов, а они в свою очередь воскресили перед ним детство, школу, коллегию в Шарошпатаке, древний замок Ракоци, в котором обитают теперь герцоги Виндишгрец… Он опустил веки. Когда он стоял с открытыми глазами, то, казалось, ничего не различал. А прикрыв их, увидел свое прошлое.
Тольнаи тряхнул головой. Нет, он не хочет думать о прошлом!
— Ваше звание?
Тольнаи разомкнул веки. Фигура стоявшего перед ним солдата в шапке-ушанке была чуточку чернее царившей в этом парке темноты. Партизан стоял неподвижно. Он был широк в плечах, спокойный и могучий, как дуб.
— Ваше звание? — повторил партизан.
— Я кальвинистский патер.
— Как вы очутились в парке? Чего вы там искали?
— Не знаю.
— Не желаете отвечать? Жаль!
— Но поймите…
— Тихо! Или отвечайте на мои вопросы, или помалкивайте.
— Но…
— Если не замолчите, опять заткну рот.
Тольнаи еще раз втянул всей грудью воздух, и у него снова закружилась голова.
В стороне еле слышно перешептывались: должно быть, там решали его судьбу. Смутно двигались тусклые тени, спорившие сейчас о нем.
Если бы Тольнаи мог прислушаться, ему, по всей вероятности, даже удалось бы разобрать некоторые отдельные слова. Но у него не было на это сил. Пришлось снова опереться спиной о сосну.
А она гудела таким знакомым серебряным звоном.
Пленный священник дрожал от холода. Зубы стучали.
— Выпейте водки.
Человек в меховой шапке, несколько минут назад приказавший Тольнаи замолчать, поднес к его губам флягу. Тольнаи инстинктивно отдернул голову.
— Пейте!
Тольнаи сделал несколько больших глотков. Во рту водка еще казалась очень холодной, но, скользнув по гортани, она уже начала согревать, а дойдя до желудка, обожгла горячей волной, разнося по телу приятное тепло. Только зубы стучали по-прежнему.
— Еще глоток хотите?
Пленник помотал головой. Но партизан или не заметил, или не принял его движение всерьез. Он вновь поднес флягу к его губам.
— Пейте!
И священник снова пил большими глотками.
— Вас зовут Петер Тольнаи?
— Да. Откуда вы знаете?..
Человек в меховой шапке зашел сзади и разрезал веревку, которой четверть часа назад сам же связал ему руки. Лишь сейчас почувствовав, как болят у него затекшие кисти, Тольнаи принялся их растирать. Человек в меховой шапке помогал ему быстрыми сильными движениями.
— Откуда вы знаете мое имя? — повторил Тольнаи.
Партизан засмеялся.
Священник присел под гудящей сосной. Не прошло и полминуты, как он уже лежал, уткнувшись лицом в снег, мгновенно охваченный сном.
Его разбудила стрельба.
Тольнаи вскочил.
Он сразу даже не сообразил, где находится. Чья-то тяжелая рука закрыла ему рот, другая с силой потянула за плечо вниз, заставив вновь присесть. Где-то совсем рядом разорвалась граната. Между соснами свистели пули.
Потом на миг воцарилась тишина, после чего опять заговорило оружие, опять среди ветвей послышался свист свинца. Деревья стонали — пули врезались в их мякоть, трещали сучья. Вскоре воздух прорезали очереди трассирующих пуль. Их лилово-красный след длинными линиями прочерчивал мглу. Затем послышался еще один, но уже какой-то новый звук. Это были тупоконечные пули — разрывные, так называемые «дум-дум». Напарываясь на ветки, эти пули с треском лопались, выбрасывая из себя множество зазубренных колючек. Горе тому, кого настигнет такая пуля.
Потом винтовочную стрельбу заглушил визг минометов.
Мины проносились над головой. Стреляли где-то совсем близко.
Все вокруг гремело, шуршало, стонало, грохотало. Но те, кого искали минометы, молчали.
Через четверть часа смолкли и минометы.
Им на смену возник над лесом гул самолета. Самолет обстреливал деревья пулеметными очередями. Машина пронеслась совсем низко над соснами, почти касаясь верхушек, затем опять взмыла в высоту, и гул мотора стал постепенно стихать. Вот наконец он исчез совсем, и снова стало слышно, как ветер колышет деревья.
Тишина…
— Замерзнете, — шепнул парень в меховой шапке. — Вставайте скорее.
Тольнаи с трудом поднялся.
Он действительно почти окоченел.
Когда человек в ушанке помог ему надеть короткий полушубок и нахлобучил на голову меховую шапку, Тольнаи подумал, что все только что виденное и слышанное просто какой-то самообман и явью быть не может. Необычайный сон.
Тольнаи прислонился к дереву и снова впал в дремоту.
Спал он долго. Когда засыпал, под соснами стояла густая тьма. Теперь она сменилась предрассветным сумраком, в котором сновали тени в меховых шапках, с автоматами за спиной.
Чем больше привыкали глаза к полумраку, тем явственнее становились очертания этих теней, постепенно принимавших человеческий облик. Их уже можно было отличить друг от друга. Тольнаи долго старался угадать, с кем разговаривал он ночью, но узнал этого человека лишь тогда, когда к нему шепотом обратился широкоплечий, широкогрудый великан:
— Идем!
— Куда? — спросил Тольнаи, но не получил ответа.
Захватившая его группа двигалась гуськом. Он шагал след в след впереди идущим. Шли они быстро, но предрассветный холод все же давал о себе знать.
Лесную чащу прорезал глубокий овраг. Шедшие впереди партизаны исчезли из виду так быстро, словно их поглотила земля. На крутом склоне оврага Тольнаи поскользнулся. Но крепкие руки поддержали его:
— Осторожно!
Лежавший в овраге изжелта-серый снег был сырой и тяжелый, как глина. Идти по нему было трудно. С лица Тольнаи градом катился пот.
По дну оврага шагали еще довольно долго. Потом выбрались на склон.
В лесу постепенно светало. Над деревьями между клочковатыми ярко-оранжевыми облаками плыл неимоверной величины солнечный диск. Трона опять повела книзу. Склон, вначале пологий, постепенно становился все круче и круче.
— Осторожно!
Когда спускались в овраг, Тольнаи насчитал девять одетых в зеленые ватники партизан. А сейчас он видел впереди одиннадцать человек. Еще двое шли сзади. Один из них был гонвед. Тольнаи узнал его и не выдержал, чтобы не воскликнуть:
— Бодроги!
Гонвед молча улыбнулся. Он не сказал ни слова, но кивнул священнику.
Передние партизаны остановились.
— Будем завтракать, — проговорил человек в меховой шапке, который ночью давал Тольнаи водку. На шапке его вместо пятиконечной звезды виднелась пришитая наискосок красно-бело-зеленая лента.
Исполинские сосны окружали круглую яму.
— Воронка от снаряда, — пояснил венгр в меховой шапке. — В сорок первом здесь шли жестокие бои.
Теперь к Тольнаи приблизился и Бодроги. Они обменялись крепким рукопожатием.
— Как вы сюда попали, Бодроги?
