Богдан Сушинский - Стоять в огне
– Все это сказал партизан, который сам не видел ни одного живого парашютиста?
– Это уже и мои предположения, господин гауптштурмфюрер, – у Роттенберга явно сдавали нервы. Беседы со Штубером, с этим берлинским выскочкой, всегда давались ему нелегко. Впрочем, как и Ранке. И шеф абвера не скрывал этого в разговоре с Роттенбергом. – К тому же одного из десантников связник все же видел. Он вывихнул ногу при приземлении и оторвался от группы. Партизан видел его в сарае на окраине села Залещики. Партизана привела туда старуха-пастушка.
– Ваши люди его там уже, конечно, не обнаружили.
– Что, по вашим данным, гауптштурмфюрер, происходит сейчас с группой Беркута? Где она?
– На том свете. Вам, господин оберштурмбаннфюрер, известно это не хуже меня.
– А сам Беркут?
– Уверяют, что он погиб. Однако трупа его так никто и не видел.
– Жаль. Я бы посоветовал вывесить его череп на воротах крепости. Но пока что я склонен думать, что Беркут спасся. И с ним еще несколько его людей. А значит, группа может возродиться. Вместе с заброшенными из Москвы парашютистами она станет крайне опасной. А главное, парашютистов ни в ставке гауляйтера, ни в Берлине нам не простят. Вы знаете, каким требовательным становится управление гестапо, когда речь заходит о парашютистах.
– Извините, но… Ничего посоветовать не могу, господин оберштурмбаннфюрер, – жестко заметил Штубер. – Впрочем, я согласен помочь вам действиями своей группы. Которая тоже, к сожалению, только-только возрождается.
– Тем не менее помощь ваших людей понадобится уже завтра. Сегодня произошло несколько пренеприятнейших событий. На окраине леса, у шоссе, убит немецкий солдат-связист. Его формой воспользовался некий хорошо владеющий немецким языком партизан, который под видом связиста преодолел шоссе на десятом километре в районе моста мимо поста, состоящего из трех полицейских. На одного из этих олухов-полицейских он навесил катушку и заставил тянуть провод в лес. Там, в лесу, в петле из телефонного провода, этого полицая вскоре и нашли. Не кажется ли вам, что это снова заявил о своем воскрешении Беркут? Об очередном воскрешении, гауптштурмфюрер, – теперь уже и в голосе Роттенберга появились стальные нотки.
– Это еще не доказательство.
– А по-моему, вполне достаточное. Конечно, мы сколько угодно можем называть полицаев идиотами, язвить по поводу их боеспособности и даже наказывать их… Но стоим ли чего-нибудь и мы с вами, если этот диверсант до сих пор разгуливает по окрестностям Подольска в форме офицера вермахта или, еще хуже, в форме офицера СС? Где он скрывается? Где базируется? Каким образом поддерживает связь с Москвой?
– Еще раз извините, господин оберштурмбаннфюрер, но с таким же успехом я мог бы задать эти вопросы любому офицеру вашей службы. Которая, собственно, и призвана… Я ведь просил не спешить с карательной экспедицией. К тому времени мы уже знали, где находится база Беркута, начали прослеживать его связи. В наших руках оказался хозяин одной из явочных квартир.
– От которого ничего конкретного вы так и не добились, – вставил Роттенберг. – И которого пытались отпустить с миром.
– Чтобы установить контакт с самим Беркутом. Подробности этой операции вам хорошо известны.
* * *То ли Роттенберг понял, что разговор зашел в тупик, то ли решил, что, накаляя страсти в отношениях со Штубером, только вредит делу, но он вдруг умолк. Какое-то время в трубке слышалось лишь его примирительное кряхтение, знакомое Штуберу по подобным телефонным, а также нетелефонным беседам в кабинете у Роттенберга. Воспользовавшись этой паузой, Штубер отодвинул грубую войлочную занавеску на бойнице и выглянул. На небольшом дворике между двумя башнями цитадели и внешней стеной, на которой обычно тренировались рыцари его старой гвардии, фельдфебель Зебольд уже репетировал гладиаторские бои новобранцев.
– Имеется один сюжет. Думаю, вам, как психологу войны, он понравится, – нарушил молчание Роттенберг. – Исходим из того, что человек, вырвавшийся из Медоборского леса, действительно ваш знакомый – Беркут. И что он знает о высадке десанта. Следовательно, сейчас он разыскивает десантников, а десантники – его…
– В том случае, если у них не определено место встречи на одной из подпольных явок.
– А если допустить, что наш неожиданный рейд против партизан (который вы так яростно не приемлете) спутал все планы русского командования? Да, место встречи у них было определено. Только в лесу ли? Во всяком случае давайте исходить из той логической посылки, что не в лесу. Насколько мне помнится, один из ваших только что вернувшихся из госпиталя старых рыцарей, агент Толкунов, каким-то образом был связан с авиацией.
– В течение трех месяцев он был стрелком на тяжелом бомбардировщике.
– Вот видите: он – русский, бомбардировщик тоже был русским. И кличка его, если мне не изменяет память, Стрелок-Инквизитор?
– Считаете, что он должен предстать перед Беркутом в виде парашютиста?
– На заключительном этапе. Для начала – более скромное задание: пройтись ночами по деревням под видом русского парашютиста, отставшего от своих. Вполне естественно, что в его положении человек одинаково интересуется и своими друзьями-десантниками, и партизанами, и даже подпольщиками. Конечно же, попутно ведет большевистскую пропаганду среди населения. А, господин Штубер? Почему бы нам не подыграть русским, коль уж они решились на такой отчаянный десант в районе Подольска, в непосредственной близости от фронтовой ставки фюрера? Они ведь знали, на что идут. И знали, куда посылать этот десант. Заполучив себе Беркута с остатками его группы, они, пожалуй, смогут планировать серьезные акции. Кстати, как самочувствие самого Стрелка-Инквизитора?
– В норме.
– Думаю, что даже ранение может сыграть на его легенду. Он недавно из госпиталя. После ранения, полученного где-то далеко отсюда, допустим, в Белоруссии, в районе Беловежской пущи. Которой русские, по вполне известным вам причинам, тоже усиленно интересуются.
– Нужно обдумать детали, господин оберштурмбаннфюрер.
– Даже не отметив заманчивость моей идеи? – нервно рассмеялся Роттенберг.
– Нужны детали, нужна легенда. С замыслом я в принципе согласен, однако…
– Ясно. Обсудим это завтра, в девять утра. Но к подготовке Стрелка-Инквизитора приступайте немедленно. В любом случае она пойдет ему на пользу. Через час у вас появится мой унтерштурмфюрер Генфрид. Большой специалист по части всевозможных декораций. К тому же дважды побывавший в тылу у русских.
– Декоратора встретим. В девять утра я – в вашем кабинете, господин оберштурмбаннфюрер.
– Мне бы очень хотелось, чтобы эта операция нам по-настоящему удалась, – доверительно завершил разговор Роттенберг. – Слишком много у нас с вами потерь. Некоторые из них не способен будет объяснить, а тем более оправдать даже ваш большой друг Отто Скорцени.
55
– Ты, Андрей? – Крамарчук услышал шаги Марии, открыл глаза, однако ни отозваться, ни приподняться не успел – Мария уже стояла у постели. – Ты, лейтенант?
В комнате было сумрачно, и Николай нисколько не удивился, что девушка приняла его за Андрея. Их сходство с Громовым было поразительным. А ревновать ее к Андрею он уже не мог. Слишком дороги были ему оба эти человека – командир и медсестра, последние из гарнизона «Беркута».
– Мария… Пришла! – радостно прошептал Крамарчук, забыв, что прежде всего должен разочаровать медсестру, сообщив ей, что он не лейтенант Громов. Ему приятно было ощущать на своем лбу ее теплую, чуть влажноватую ладонь. И хотелось снова и снова слышать это, пусть чужое, но так нежно произнесенное имя.
– Как же ты так?.. Откуда ты?!
Николай хотел ответить ей, объяснить ее ошибку, но, увидев сзади, почти за спиной Марии, старуху хозяйку, осекся. Кристич тоже оглянулась, прошептала: «Извините», – но Ульяна продолжала стоять с большим ножом-секачом в руке, с которым, видно, собиралась выйти на кухню, да почему-то не уходила.
– Крамарчук я, Мария… – прошептал Николай, когда хозяйка наконец ушла, растворилась в сумраке коридора. – Сержант Крамарчук. Тот самый, из дота, ни любви ему, ни передышки…
– Да? – как-то совсем неудивленно переспросила Мария. В длинном мешковатом ватнике, по-деревенски повязанная платком, она сейчас мало чем напоминала ту бойкую степенную красавицу медсестру, которую Николай ожидал увидеть здесь после двух лет неизвестности. – Значит, это ты, сержант, – облегченно присела она на корточки. – Боже мой!.. Ты-то откуда? Я уж думала: больше никого… Последняя из всего гарнизона.
– Не причитай, доктор Мария, не причитай, – ворчливо прошептал он. – Ну что ты? Держись. Все-таки нас еще двое. Отвернись, я поднимусь. Не ожидал так рано.
– Двое? А… лейтенант? – несмело, настороженно спросила Мария, отворачиваясь.
