Приемные дети войны - Ефим Аронович Гаммер
— Эй, курильщики! Навались!
— Подваливай, браток! Открывай пошире роток! Если не занемог, набирай курева впрок.
— Сколько? Две? Деньги вперед и кури на здоровье!
Заходило море "Купи-Продай", подхватило Кольку на гребне волны, отнесло чуток в сторону от лотошника, расступаясь перед полицейскими. Они прошли рядом, пыхнули смесью запахов — ваксой, винным перегаром, вонючими немецкими сигаретами.
В зыбучем человечьем водовороте Колька заприметил знакомое лицо. "Никак тетя Мария, мама Володи Гарновского? И куда ее понесло? Сбежала ведь из дома, спряталась. Чего теперь лезет на людное место?"
Мария Гарновская — вохровская шинелька, пушистый оренбургский платок — ходко пробиралась по базару. Ни к чему не приценивалась. Ничего с себя не продавала. И остановилась, к полному недоумению Кольки, у лотка с книгами.
— Собрание сочинений англицкого писателя Дюмы…
С каким-то неискренним весельем женщина спросила у сельского неуча:
— С каких это пор Дюма стал английским писателем?
"Так его, лапотника!" — обрадовался Колька неожиданной выходке Марии Гарновской.
Но тот невозмутимо ответил:
— А чей же, ежели не секрет?
— Французский.
— Ишь ты, грамотная. Может, заодно скажешь, когда он жил на нашем свете?
— В период Возрождения.
"Что? — опешил Колька. — Вот сморозила!"
Между тем Мария Прокофьевна, не торгуясь, выманила у прижимистого мужика "Трех мушкетеров" — всего один роман, хотя он настаивал на продаже всей кучи книг. И теперь приговаривала:
— Вот сыночку будет приятный подарок на день рождения.
"Стоп! — сказал себе Колька. — Тут что-то не то. Какой еще день рождения? Второй за один год? Отмечали же… А, может, это по еврейскому календарю?"
С ожесточением стал протискиваться к Марии Гарновской, чтобы внести напрашивающиеся поправки. Уже две. Но не успел.
Визгливый голос полоснул по воздуху:
— Облава! Спасайтесь!
Все разбежались. Мария Прокофьевна, как заметил Колька, нырнула в бывшую библиотеку, на краю площади, где размещалось ныне какое-то учреждение.
2
Минувшие после побега из дому недели Володя провел не с мамой, а у ее подруги Веры Аркадьевны, старшей лаборантки завода "Красный химик", бездетной женщины, живущей с престарелой бабушкой в собственном домике из четырех комнат за чертой города, недалеко от реки.
О маме Володя думал постоянно, ибо угрозы Колченогого, как он понимал, вполне выполнимы. Стоит предателю напасть на ее след, выискать нынешнее местопребывание, и — конец всем надеждам на спасение.
Но пока все обходилось.
Мария Гарновская сняла маленькую комнатушку в затерянном на окраине особнячке. Ютилась в ней вместе с Толиком, изредка выскальзывала в город, навещала Веру Аркадьевну, чтобы проведать сына.
Володя иногда бывал у нее, но чаще встречался с Колькой, который, позабыв о былом соперничестве "казаков" и "разбойников", превратился в закадычного друга. Да и какие у них могли быть по нынешним временам разногласия, когда в городе властвовали фашисты? Они изобрели свои правила жизни. По этим правилам жить было невозможно, а умирать никому не хотелось. За любую провинность — расстрел. Комендантский час соблюдай — это для каждого. Без желтой звезды на улицу не выходи — это специально для евреев.
— А не податься ли нам в отряд Карнаухова, — как-то предложил Колька. — Не с пустыми руками придем. С моим "вальтером".
— Выбрось его. Какой толк от твоей пукалки? — посоветовал Володя.
— Скажешь, "толк"! Немца пришьем. Автомат позаимствуем. И айда к нашим. Примут.
О делах партизанского отряда, которым командовал бывший директор керамического завода Михаил Карнаухов, жители Славянска были наслышаны. Тайком передавали друг другу новости об очередных операциях земляка. Но где базируются партизаны и кто из городских находится на связи с ними, разумеется, никто не знал.
3
Колька с таинственной полуулыбкой пристраивался к кровати, где лежал с ватным компрессом на горле Володя, прихвативший на днях ангину. Уже по тому, как подталкивал впереди себя стул с выгнутой спинкой и торопливо, хитро подмигивая, шевелил не издающими ни звука губами, было ясно — он приволок с собой ворох всяческих новостей.
— В городе снова объявились листовки, — сказал Колька.
— Да ну?
— Вот тебе и "ну"! Лежишь тут и ни черта не знаешь!
— Я больной. Не видишь?
— И я больной.
— А у тебя что?
— Вот взгляни. — Колька наклонился к Володе. — Фурункул в ухе.
— Чего вдруг? — удивился Володя.
— От шпреханья, — доложил Колька.
— Чего — чего?
— От немецкого шпреханья, — разъяснил с тем же невозмутимым выражением на лице Колька. — Закатилось мне в ухо их шпреханье, вот и фурункул вырос.
— Брось дурака валять!
— Не валяю я дурака, парень. Это раньше, когда мои уши сушились на гвоздике, в них ничего не застревало. А сейчас… Я же от Анны Петровны немецкий перенял… Сейчас в них всякая всячина застревает.
— И что же у тебя в ухе застряло еще кроме фурункула?
— Пацанов и девчат будут угонять в Германию. Вот что! Готовят эшелон.
Из кухни послышался голос Марии Гарновской:
— Что ты сказал?
— В Германию будут угонять наших! — машинально откликнулся Колька и тихо сказал Володе: — Скажи своей маме, чтобы не шастала по улицам. Не понимает, что ли? Ищут ее! Колченогий, как я слышал, у всех соседей допытывается, куда она подевалась?
— Никуда не подевалась! Навещает меня.
— Пусть осторожнее навещает. Я видел ее на базаре, где сотни чужих глаз. А где чужие глаза, там и лишние языки. Наведут на след. Кстати, — Колька встрепенулся, — я и не знал, что у тебя день рождения переместился. Это что? — по еврейскому календарю?
— Ничего и не переместился. При чем здесь календарь?
— А чего же тогда мама покупала тебе "Трех мушкетеров". Сам слышал: "Подарок на день рождения".
Володя тотчас крикнул:
— Мама! Каких "Трех мушкетеров" ты мне купила?
После недолгой паузы Мария Прокофьевна откликнулась:
— Не покупала я "Трех мушкетеров"…
— А почему Колька говорит?
— Что говорит Колька? — Мария Прокофьевна вышла из кухни, присела на кровать, положила руку на лоб Володи. — Да, у тебя жар! — и осуждающе посмотрела на Кольку. — Мальчик, а не пора ли тебе домой? А то ты что-то путаешь-путаешь, только температуру набиваешь больным.
Колька насупился:
— Вовсе я не путаю. Разве не вы были на базаре? Разве не вы купили книгу с лотка у деревенского олуха?
— А? На базаре? Да-да, — женщина сделала вид, что припоминает покупку. — Но я купила не "Трех мушкетеров". Книги мне не по карману. Я купила… Вот пристал! Картошки я купила. Хочешь, угощу? Жаренькая, с чесночком и луком. Пальчики оближешь.
4
Почему Володина мама не сказала ему правду?
Этот вопрос мучил Кольку, пока…
