Михаил Савельев - Парни из легенды
ЛОНДОН СЛЫШИТ ЗВУКИ БОЯ
Второй месяц ведем наступательные бои. Зима выдалась суровая, многоснежная. Наступать можно только вдоль дорог. Фашистам держать дороги под плотным огнем — дело нехитрое. А каково преодолевать эти огневые заслоны!
Да и отвоевав частицу своей земли, мы находили ее опустошенной. На месте населенных пунктов стояли только закоптелые русские печи с сиротливо торчавшими трубами. Негде было даже обогреться. Но и печи оставались только потому, что фашистское воинство слишком спешило удрать. Ведь в приказе Гитлера говорилось, что при отступлении надлежит сжигать дотла все деревни и взрывать печи. А печи оставались не взорванными.
Отступая, фашисты угоняли наших людей в рабство, а слабых расстреливали, бросали в колодцы или сгоняли в общественные здания и там сжигали заживо. Угоняли или уничтожали и скот.
Не могу забыть участок железной дороги, на который мы вышли, наступая со стороны Козельска на Сухиничи. На протяжении многих ее километров стыки рельсов были подорваны толовыми шашками так, что один конец каждого рельса был разрушен. А рядом на земле лежали подорванные телеграфные столбы.
Ничего живого и ничего такого, чем можно было бы пользоваться. Тактика выжженной земли.
И как–то вечером совсем неожиданно вошли мы в небольшую деревушку, окруженную лесами. Уцелевшую деревушку с живыми людьми. Но и здесь, не обошлось без трагедии.
Под окнами деревянного домика на снегу чернел небольшой холмик свежевскопанной земли, на холмике крестик, а на нем серая детская кепочка.
В этой деревне наша часть остановилась на ночевку. Проследив, чтобы все люди были размещены, мы с командирами подразделений с удовольствием вошли в теплую хату и скоро — впервые за много дней — пили чай, сидя за настоящим обеденным столом. Хозяйка с девочкой, не желая стеснять «начальников», ушла ночевать к соседям, и мы свободно разговаривали о предстоящем боевом дне.
— А вот эту деревню горе обошло, — произнес кто–то из командиров.
— Да похоже, что не совсем так, — возразил я, — вспомнив маленький могильный холмик.
В это время в хату без предупреждения вошел невысокий старик с аккуратной бородкой. Потоптавшись у порога, он снял шапку, поздоровался. Мы вопросительно смотрели на него. Войдя вслед за стариком, Николай Усов объяснил:
— Разыскивал командиров, поговорить хочет…
— Верно парень сказал. Очень всем нам хочется узнать, как идут дела на фронте. А то ведь фрицы говорят, что отступают временно.
Успокоив старика, заверили его, что у фашистов теперь путь один — на запад. Погоним их до самого Берлина, А потом я спросил, не знает ли он, что за могила на краю деревни прямо под окнами дома.
— Знаю, как же. У соседки моей горе–то это случилось. Вчера утром спешили фашисты, изверги, страшно. А жрать–то, видать, хочется… Вот один из них выскочил из машины и — во двор к Пелагее. Накинул корове на рога ремень и потащил со двора. Пелагея в слезы, уцепилась корове за шею и кричит; «Оставьте, оставьте нашу кормилицу! Ведь дети у меня малые…» Фашист ногой ее в живот… Падая, женщина закричала: «Сыночки, корову нашу уводят!» Выскочили ее мальчуганы, кинулись к тому фашисту, про сестричку маленькую лепечут и тоже корову за шею ухватили… А фашист их из автомата… Обоих…
Много мы уже видели следов фашистских зверств, этот рассказ заставил нас кулаки сжать от ненависти.
В середине января мы обошли Сухиничи с юга и перерезали дорогу, ведущую из города на запад. Но у нас не было сил, чтобы идти на штурм Сухиничей. Фашисты это знали, и уходить из города не собирались. А мы считали, что держим врага в кольце, и ждали подкрепления.
В двадцатых числах прошел слух, что подкрепление прибыло, готовится наступление на город и что звуки этого, боя донесутся до Лондона. Слухи подтвердили. На наш участок фронта прибыла радиостанция «Говорит Западный фронт». Она и будет передавать репортаж на Лондон о бое за освобождение Сухиничей.
Артиллеристы начали подготовку еще до рассвета. В девять часов в атаку пошли танки и пехота… А к полудню город уже был в наших руках. Многих гитлеровцев перебили, немало их сдалось в плен. Были захвачены многочисленные трофеи. Сто вагонов только с боеприпасами. Словом, гитлеровцы оставили город весьма поспешно. А секрет раскрывался просто. Две наши дивизии были направлены в обход Сухиничей с задачей отрезать врагу пути отступления. Разгадав маневр нашего командования, гитлеровцы начали поспешно отступать. Настолько поспешно, что сам командующий обороной города генерал фон Гильс бежал чуть ли не пешком, оставив во дворе дома, в котором жил, прекрасную легковую машину. Этот трофей был отправлен командующему армией.
И Лондон действительно слушал эхо этого боя. Как мы узнали потом, в Лондоне из репродукторов отчетливо доносилась артиллерийская канонада. Когда началась атака, были слышны мощное русское «ура» и беспорядочная стрельба еще уцелевших вражеских огневых точек и отдельных автоматчиков. А слова диктора о том, что противник обращен в бегство и русские солдаты занимают вражеские позиции, были встречены тысячными толпами собравшихся у репродукторов англичан овацией и возгласами: «Да здравствует Россия!», «Да здравствует Красная Армия!»
Гитлеровское командование долго не могло смириться с потерей Сухиничей и не раз предпринимало отчаянные попытки вернуть город, бросало в бой большие силы авиации, танков, пехоты, наносило мощные артиллерийские удары. И после каждой попытки овладеть Сухиничами фашистам приходилось подводить печальные итоги.
Но, конечно, в этих боях несли потери и мы. Были убитые. Именно здесь, в Сухиничах, были тяжело ранены командующий 16‑й армией генерал Рокоссовский и командир 328‑й стрелковой дивизии полковник Еремин.
Бои за освобождение и последующее удержание Сухиничей нас многому научили.
МАЛЕНЬКИЙ ПАСТУХ
Собственно, пастухом его сделали несколько позже, и сделали разведчики. А встретились мы с ним еще зимой, когда у пастухов вообще нет работы. Встретились в только что освобожденной деревне, в которой и скотины–то никакой не осталось. Да и самой деревни тоже не было. Стояли только трубы да объемистые русские печи.
За одной из таких печей я заметил мальчугана лет десяти. Мальчик с любопытством рассматривал остановившиеся машины и сидевших в них военных. Убедившись, что это свои, он шагнул из–за печи и, засунув кисти рук в рукава фуфайки, зябко передернул плечами. Я подозвал мальчика и спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Мальчик с недоумением посмотрел мне в глаза и пожал плечами. Да и что он мог ответить на такой вопрос? Мальчика звали Толей. Толя Григорьев. Он был единственным человеком, уцелевшим в этой деревне. Перед отступлением фашисты расстреляли всех жителей, а деревню сожгли. Толя с матерью прятались в погребе у соседей. Нашли их и там. Но мальчика не заметили. Вылезая из погреба, мать шепнула: «Сиди… Вылезешь, когда наши придут».
Дождался мальчик своих. И нам надо было решать его судьбу. Я подозвал командира разведроты и, кивнув на мальчика, сказал:
— Его зовут Толя Григорьев. Остался сиротой, остальное сами видите. Отправьте его в тыл бригады. Накормить, потеплее одеть… А дальше — посмотрим. Ты согласен, Григорьев?
Мальчик радостно кивнул головой и, оглядываясь на нас, зашагал с капитаном к броневику.
Не захотел Толя уходить от разведчиков, упросил, чтобы его оставили на кухне — повару помогать. И картошку чистил, и дрова колол, и посуду мыл. Но, конечно, больше всего любил слушать разбор проведенных разведчиками поисков. Он даже отпрашивался у повара с кухни: «Разрешите, я пойду послушаю, как они хвастать будут».
И разборы эти пошли Толе на пользу. Скоро он уже знал, и как надо через окоп перемахнуть, и как фашисту кляп в рот сунуть, и как пленного вести, чтобы не оглядывался, а шел по–быстрому. Словом, парень кое–чему научился и стал проситься в разведку. Разведчики «не отказывали» мальчугану, только откладывали на другой раз. Уходя в разведку, старшина роты обычно говорил:
— Задание у нас сегодня сложное… Вот в другой раз пойдем, тогда и тебя возьмем.
Повторялось это уже не однажды, и Толя, поняв, что старшина хитрит, тоже решил пойти на хитрость.
В начале мая получили разведчики задание захватить языка в квадрате N. Предполагалось, что туда прибыли новые части. Нужно было уточнить. Разведчики, готовились тщательно. Готовился и Толя. Тайком, конечно.
В ту ночь, когда разведчики уходили на поиск, старшина опять сказал Толе:
— Сегодня у нас очень ответственное задание. И опасное. Нельзя тебе… В другой раз.
И ушли. А Григорьев сунул за голенище трофейный кинжал — и за ними. Моросил весенний дождик, ночь была темная, самая подходящая для поиска. Разведчики шли спокойно. Толя старался не упустить их из виду, но близко не подходил.
