Сергей Герман - Штрафная мразь
Офицеры и кто-то из сержантов пинали и поднимали бойцов. Грохнул еще один взрыв, и обрубок тела отлетел на несколько метров.
— Мины! — закричали штрафники. — Мины!.. Куда нас загнали? Братва!.. Но деваться было некуда. Штрафники оказались между молотом и наковальней.
Как оказалось, мины с нейтральной полосы снять не успели. Передний край остался заминированным.
Но у бойцов штрафной роты не было выбора. Они обязаны были кровью искупить свою вину.
И рота пошла в атаку прямо по минному полю.
Это было тяжело! Страшно!
Проходов в минном поле никто не знает. Плотный пулеметный огонь. На снегу красные пятна. Взрывы! Взрывы! Много погибших.
Кто-то из мусульман сел среди взрывов и начал молиться.
Лученков продолжал бежать… впереди и сзади бежали ленинградский студент Васьков… татарин Шарафутдинов, бывший московский таксист Зозуля.
Взрыв рванул рядом с Пашей Ефтеевым, рыжим, горбоносым, похожим на осетина. Не хромая он пробежал несколько метров и упал с отбитой разрывом пяткой.
Вырвались вперёд. Лесок оказался позади.
Волна бегущих захлестнула немецкие позиции.
Скоротечный встречный бой. Немцы какие то странные, не похожие на арийцев. Коричневые лица, узкие глаза.
— Бля-яя, да это калмыки! — задышливо выдохнул кто — то из штрафников, вывернув карманы убитого им немца. Бросил на застывшую мёрзлую землю солдатскую книжку — «Зольдбух».
Брезгливо вытер о телогрейку руку, — Галзан Насунов… мать его…национальный легион.
Были в немецкой армии и такие формирования. А что тут необычного?
В Красной армии тоже служили всякие — китайцы… и чехи… и латышские стрелки.
Форма на калмыках была немецкая, а петлицы свои. У офицера — пилотка с желтой кокардой. Оружие — винтовки Манлихера с примкнутыми ножевыми штыками и автоматы системы «кирали». Серьезная штука с магазином на 40 усиленных «маузеровских» патронов калибра 9,0 миллиметра. Пробивает тело насквозь. Но очереди автоматов и треск выстрелов быстро захлебнулись.
Судя по всему, немцы не верили в то, что русские будут наступать по минному полю. Слишком уж диким было такое предположение. Поэтому и держали на этом направлении всего лишь калмыцкую роту. Впоследствии оказалось, что в этот день её должна была сменить немецкая часть. Калмыки просто расслабились. Именно это их и погубило.
Калмыки — жилистые, вёрткие. Но вошедшие в раж штрафники их просто перекололи и перерезали в первой траншее, пока они не успели толком занять позиции.
Лученкову врезались в память страшные слова:
— Тут пятеро сдались.
— На кой хер они нам? Куда их девать? Вали всех!
И следом короткие автоматные очереди.
* * *К вечеру закрепились в отбитых у противника окопах.
Помников спрыгнул в окоп, наполовину заметенный снегом, прислушался к звукам затихающего боя, и сказал Ванникову, неотлучно маячившего у него за спиной:
— Вызывай штаб дивизии.
— Первый!.. Первый… Высоту взяли. Окапываемся. Потери…
Помников посмотрел на лежащие перед брустверами окопов и на всем предполье тела штрафников.
Вспомнил взлетающие вверх окровавленные ошмётки. Поёжился.
— Потери значительные! До трети личного состава. Уточняем.
— Как ведут себя немцы?
— Пока тихо. Но сейчас ударят. Дайте поддержку. Своими силами не удержусь!
— Приказываю держаться!
— Есть держаться, товарищ первый. Но не будет поддержки — долго не протянем. Поддержку давайте.
— Будет! Всё будет. Конец связи!
Штрафники молча долбили закаменевшую землю, понимая, что скоро начнётся бой и только от глубины окопа будет зависеть продолжительность их жизней.
К рассвету каждый из ста восьмидесяти оставшихся в живых штрафников выдолбил для себя узкий окоп, похожий на пенал.
За спиной оборудовали ротный наблюдательный пункт, вырыли укрытия для пулеметов и противотанковых ружей.
Склон высоты был достаточно крутым, с флангов высоту защищал длинный прерывистый овраг и узкая промоина.
Танки могли двигаться только по склону, поняв это командир рты распорядился закопать в снегу на пути следования танков бутылки с зажигательной смесью.
Обычно штрафники шарахались от них, как чёрт от ладана. При попадании случайной пули или просто от неосторожности жидкость прожигала человека насквозь. Но Лученков спрятал пару бутылок в вырытую нору.
Через некоторое время страшный, как обвал, налет артиллерии обрушился на траншеи.
Штрафники держали оборону, выдерживая беспрерывные артиллерийские и минометные обстрелы, которые прекращались только на ночь, но ночью требовалось вести постоянный беспокоящий огонь в сторону немцев, как сказал ротный — «чтобы не спали», боеприпасов хватало. Днем прятались от мин и снарядов в нишах, вырытых в стенках траншеи, но это не спасало от мин.
Рота, завешенная желтым толовым дымом притаилась, пережидала налет. Позиции находились у немцев как на ладони. Рота несла потери. Несколько раз немцы атаковали. Помощь не приходила, и приказа на отход тоже не было. Приказ был только один — «Стоять насмерть!»
Почти сутки, в непрерывном тяжелейшем бою штрафники удерживали позиции. Потом не стало и связи.
Рано утром, после короткого, но интенсивного артобстрела, вдали услышали рёв двигателей.
В окопах всполошились, вскинули головы и увидели в рассветном сумраке черные точки танков. Помников прижался к стенке окопа, приставил бинокль к глазам — танки ползли ромбом.
Полдесятка воняющих гарью машин вынырнули из темноты и двинулись к позициям штрафников.
— Танки!..
— Танки!..
Помников отнял бинокль от глаз, закричал: — Бронебойщики! Приготовится к отражению танковой атаки! — Он побежал по ходу сообщения туда где находился взвод бронебойщиков. — Стрелять только по моей команде!
Машины набирали скорость, но издали казалось, что они ползли медленно, переваливаясь с пригорка на пригорок. Впереди колонны, подпрыгивая, как мячик, катился маленький легкий танк. Он словно разведывал дорогу: стоило ему чуть отклониться вправо или влево, как сейчас же вся ромбовая колонна меняла курс.
Танки открыли огонь. Первые снаряды разорвались перед бруствером окопов. На штрафников посыпались комья земли.
Замерли расчеты бронебойщиков. Стрелки, не отрывал глаз от прицела прильнули к ложам длинных, неповоротливых противотанковых ружей.
— Пора… — Шепнул Помников и закричал. — Давай!
Стрелки одновременно дёрнули спусковые крючки. Ружья подпрыгнули, грозно тявкнули, изрыгнув пламя.
Танки продолжали ползти.
Вновь тявкнули противотанковые ружья, но уже как-то неубедительно. Лученков осторожно выглянул из окопа.
Наступающие танки шли быстро, удачно маневрировали и вели постоянный беглый огонь. За ними пригнувшись бежали серые фигурки.
Заработали станковые пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы. Оборона оживала, давила пехоту, не давая ей подойти к окопам штрафников. Танки рванулись вперед, стремясь броней прикрыть своих пехотинцев и раздавить огневые точки. Ухали танковые пушки, ревели моторы.
Взрывы звучали сухим треском, подкидывая вверх комки грязного снега и мёрзлой земли. Пулемётные очереди прошивали склон. Один из штрафников выскочил из ячейки и быстро пополз в тыл. Очередь крупнокалиберного пулемёта ударила его в спину.
Лученков чувствовал, что все мысли и страхи ушли, остались только прорезь прицела и мушка. Приклад пулемёта привычно толкнулся в плечо. Пулемётная очередь ударила по жидкой цепи. Несколько человек упало.
Противотанковые ружья хлопали непрерывно. Целились торопливо, спешили — выстрел… еще выстрел! Мимо! Дымная гарь ползла над окопами, над полем.
— Целиться лучше, сучьи дети! Ну-ууу! — Закричал Помников.
Внезапно, наткнувшись на участок из бутылок с горючей смесью, загорелся первый танк.
Немцы продолжали бежать по грязному снегу, умело прячась в воронках и прячась за танками. Подбитый танк продолжал разгораться. Откинулся люк. Но никто оттуда не вылез. А еще через мгновение внутри танка рванул несильный взрыв и рыжее клочковатое пламя повалило из моторной части и откинутого люка, окутывая мёртвую машину облаком чёрного дыма.
Оставшиеся танки, маневрируя и время от времени меняя позиции, продолжали стрелять длинными очередями, поддерживая атаку своей пехоты. Через несколько минут ещё две машины подбили бронебойщики.
* * *Клубился дым отработанного бензина, урчали и ревели моторы, трещали пулеметы. Атакующие немцы бежали небольшими группами. Штрафники уже видел их лица, перекошенные в крике рты, плюющиеся огнём автоматы и плоские жала штыков на карабинах.
Лученков высунулся из щели увидел, как ещё один Т-IV, крутится на месте, засыпая гусеницами щель Джураева и его помощника.
