С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч
– Габыч, Габыч, я Ромаха!
– Габыч, да, для Ромахи!
– Батя тяжёлый «триста».
– Да, блядь. Какого же хера?
– Габыч, Батя «двести»!
– Габыч, Габыч, я Ромаха!
– Говори, братец!
– Ещё три «двести»!
Как будто от меня взяли и отняли части тела. Я на физическом уровне чувствовал эти потери.
– Ленон, Ленон, я Габыч!
– На приёме.
– Батя «двести». И ещё три «двухсотых».
– Каким образом?
– «Затрёхсотило» Батю, они бросились его оттягивать, туда же прилёт, и всё.
Ещё одна военная мудрость. «Триста» тянет за собой «двести». Если «затрёхсотило» в моменте боя, нехуй к бросаться к раненому! Услышав голос раненого, он обязательно навалит в то место ещё раз! А с использованием коптеров он навалит туда прицельно! Так что ещё раз: нехуй туда лезть. Для гражданских, конечно, может, прозвучит и ужасно, но хохол тоже не дурак, да любой враг – не дурак. И это война, а не чемпионат по щекотке.
В итоге вышло так, как и должно было случиться. Ранило Батю, к нему рванули парни оттягивать, и туда же ещё прилёт. В итоге пизда всем!
Богатырь продолжал двигаться по паутине. Совершая манёвр, он работал по хохлам с восточной стороны. Брал их в охват. У Богатыря тоже шло не всё ладно. Два «трёхсотых» и один «двести».
Ещё Мёрф нас учил, объяснял и сам показывал! Я об этом потом рассказывал знакомцу из восемьсот десятой в Севастополе. Он спросил меня:
– А почему вас на убой кидают в «Вагнере»? Заставляют врываться в окопы!
И тут, конечно, я всегда вспоминаю наставления Мёрфа:
– Максимально быстро, в динамике сблизится с врагом, закидать гранатами и ворваться в окопы, навязав ближний бой. Как только ты остановился на расстоянии и уткнул ебало в землю, пидорская арта вас расчехлит. Точка! И тогда в радейке будет только «двести», «двести», двести»…
Один из раненых был наш старый знакомец Мухич. Когда он понял, что его продырявили в лёгкое, этот парень, не зная, вытащат его или нет, закопал свой телефон. Чтобы в случае чего не достался врагу. До сих пор шутим над ним, что поедем под Бахмут выкапывать трубу, которую он зарыл.
В блиндаж влетел Ромаха.
– Габыч, БК есть?
– Да, возьми.
Цинки мы уже вскрыли, и Ромаха начал снаряжать опустевшие магазины.
– Одного я въебал!
Ромаха вщёлкивал патроны в магазин с каким-то запредельным остервенением. Глаза у него были белые и стеклянные. Казалось, он вообще не моргал.
– Габыч, я так больше не могу. Я устал. Братан, я уже заебался кишки пацанов собирать. Не могу.
– Братец, надо! Держись!
Что ещё я мог ему сказать?
– Я пошёл. – Ромаха выпрыгнул из блиндажа.
Сразу после этого по нам прицельно начала хуярить стволка. То ли хохлы спалили Ромаху, то ли как-то ещё. Гарнизон в это время зашёл в блиндаж поменять аккумулятор на птице. И как ёбанёт! Я смотрел, как брёвна, хорошо сложенные брёвна тридцатого диаметра подскочили и улеглись обратно. Будто блиндаж вздохнул и успокоился. Потом второй прилёт. Третий. Четвертый.
Ромаха вышел из блиндажа и не стал мять сиськи. Он сразу обошёл пулемётчика противника с фланга и выключил его существование в этой реальности.
– Габыч, Габыч, я Ромаха!
– Говори.
– Всё, мы их загасили!
– Принял, братец, закрепляйтесь. Все, блядь, укрылись и приготовились к возможному накату со стороны хохлов.
– Принял, принял! – раздалось по радейке.
Богатырь продвинулся чуть дальше. За Ромаху. Заняли следующий блиндаж в этом укрепе, выбив пидоров.
Потом в блиндаж зашёл Децл. Он примотал оторванную руку в районе предплечья бинтами. Рука висела, как сломанная ветка на кусте. Крови было немного, успел поставить турникет. Красавчик. Я передал его проходящим мимо ходячим «трёхсотым». Они забрали его и вместе пошли на точку эвакуации.
Мы выбрались из блиндажа. В трёх метрах от блиндажа мы увидели воронку. Хохол въебал в одно и то же место. Я не знаю, что помешало сдвинуть пидору наводку на половину деления в сторону, но нам повезло. Хелдрейк залез в эту воронку и скрылся в глубине. Видно его не было. Ростом он был где-то метр семьдесят.
Всё стихло. И снова, как в случае со штурмом Николаевки, время для меня сжалось пружиной. Как будто прошёл час, от силы два, а на самом деле уже начинало смеркаться. День был самый что ни на есть ёбаный.
68
Эту ночь мы ночевали на В-65. На следующий день я принял решение переместиться на В-70. Я доложил об этом Ленону и получил добро на манёвр. Мы начали перемещение, о чём я сообщил Богатырю. Они занимали блиндаж на этой точке. Радости от нашего прибытия я в его голосе не услышал. Им пришлось съезжать и перемещаться в окопы.
Блиндаж был фантастический. Я со своими ста восемьюдесятью сантиметрами роста ходил в нём не пригибаясь. Штурма, естественно, подмели всё, имеющее ценность. Передали только найденные документы, телефоны, рации и флешки.
Потом уже мы нашли в выносимом хламе фотографии тех, кто строил этот блиндаж. Коллективные снимки мордатых, сытых хохлов. Они приезжали сюда на выходные, и это был у них такой движ выходного дня. Жизнерадостные лица на фоне строительных материалов, совместные фото с лопатами и отбойниками. Кривляния и весёлые нацистские приветствия на картинку. Видимо, для «Инсты» или «Фейсбука» делали. Во всяком случае, было очень похоже.
Мы положили их всех. Последние дни мы бомбили их артой и птицами так, что они боялись выйти из блиндажа. Всё было завалено полторашками с мочой. Видимо, было не до веселья и фотосессий в последнее время.
В лесополке, которую штурмовал Батя с Ромахой, мы обнаружили парочку свежих трупов ВСУ и ещё три-четыре таблички ранее зарывшихся. Среди этих была парочка иностранцев. Негров с американскими шевронами. «Ты откуда вылез, хлопчик, ты зачем сюда полез?» Строчки известной песни сразу всплыли в голове. Ладно пшеки, амеры и бритты, допускаю и турков, но негры? Им-то что мы сделали? Не знаю, меня в школе так учили. В Израиле – евреи, в Африке – негры. И мы всегда с неграми дружили.
Ленон решил вопрос со Смертником, который стал командиром разведвзвода после Укопа. Нас усилили тремя группами разведчиков. Потом Ленон приказал встретить и разместить по позициям прибывающие группы. Группы Мифика, Грифа, третьего парня не помню, самого из всех адекватного.
Хелдрейк и Гарнизон с рацией были на вы. Да, такое возможно. Оказывается, необходимо больше серого вещества, чтобы нажать тангенту и сказать: «На приёме!» Это не каждому дано. Можно, конечно, было воздействовать на подкорку парней другими способами, и возможно, что-то и получилось бы. Я начал к этому привыкать, но пошёл по-другому пути.
Они выставили и наладили связь. Я примотал микротелефонную трубку к висящему полиэтилену в блиндаже и приказал будить меня, если будут вызывать. Сам лёг на скамейку головой к той самой тангенте. Всегда на связи, с уважением, Габыч!
Был уже глубоко вечер. Ещё один день в аду. Не особенно приятный. Да что-там, тяжёлый был день. Наши тяжи частично переместились и выставились в Николаевке. Тройка ещё занимала южную часть перекрёстка. Медики под руководством Наиба эвакуировали «двухсотых». Носилок не хватало. И тогда я впервые повысил свой голос.
– Танатос, Танатос, я Габыч.
Нет ответа. Новолуганское было от нас далеко, и связь проходила с трудом.
– Танатос, Танатос, я Габыч.
– Танатос, да, для Габыча!
– Танатос, мне нужны носилки. Мы носим парней на спальниках.
– Мы делаем всё, что можем, Габыч. Носилок нет.
– Да мне похуй! Хоть весь Светлодарск обойдите, но
