Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед
Подхожу. Объясняю, кто я и откуда. А оружием, говорю, не пугай. У самого два ствола — один на плече, другой в кобуре. Вызывай начальника караула, раз уж такой уставник. Думаю, меня каждая собака в полку знает. Сейчас придет офицер и проблема не будет стоить выеденного яйца.
Однако начальником караула оказался молодой лейтенант, только что выпустившийся из училища. «Документы!» — требует. Я ему: «Юноша! Выезжая из лагеря даже на проверки боевого охранения, не говоря уже о рейдах, все оставляю в штабе. Мы с тобой вроде бы не в Рязани…»
Трудно обрисовать восторг, овладевший лейтенантом. Возомнив, что поймал шпиона, повел меня к начальнику штаба полка. И какое же было разочарование молодого служаки, когда я заговорил с майором, словно мы виделись с ним час назад. Но начальник штаба, пользуясь случаем, накинулся: «Сами нарушаете установленный порядок. Даже пароль лень узнать. Вот посажу и будете ждать в дежурке, пока ваши не приедут на проверку».
Надо сказать, пути у меня с этим майором пару раз пересеклись. Еще в Союзе. Особо не жаловали друг друга. А тут такая прекрасная возможность досадить товарищу из вышестоящего штаба. Короче, обругались. Я сел в дежурке, закурил и разговариваю с дежурным по полку. Только собрались попить чаю, вновь входит начальник штаба. Он что-то сказал мне обидное и я тут же ему ответил. «Встать!» — картаво заорал майор. Я встал. «Сесть!» — опять выходит он из себя. Я сел, думая, что на этом все и закончилось. Но не тут-то было. Он опять орет: «Встать!..» Ну, тут уж заклинило и меня. Я вскочил и сам зарычал на него, напомнив, что вроде бы являюсь офицером и не намерен терпеть к себе хамское отношение. Провинился — доложи моему начальнику, а унижать себя я не позволю. Выпалив это, демонстративно уселся на стуле. Больше майор уже и не пытался меня поднимать. И в это было в его интересах. Еще одно его телодвижение — и я бы ему перечислил весь зоопарк. К счастью, до этого не дошло.
Я спокойно попил чаю с дежурным, поболтал с ним. Потом пришли ребята из полка проведать, узнав, что меня «арестовали». Посмеялись, пошутили. Майора не очень-то жаловали подчиненные и были рады, что ему досадил представитель вышестоящего штаба. Я дождался приезда нашего проверяющего, зашел попрощаться к командиру полка. Он и говорит: «Попроси прощения у начальника штаба, ты же младший». Я ответил, что коль майор попытался меня унизить в присутствии дежурного по полку, то я ему ничего не обязан. Пусть каждый отвечает за свои ошибки сам. «Ладно, бог с ним со всем, забудем», — сказал на прощанье командир полка. Мы пожали друг другу руки, и я уехал на аэродром.
Да, днем присутствовал на офицерском суде чести. Разбирали дело старшего лейтенанта. Был ротным, два года назад снят с должности. Здесь же хотел заняться «бизнесом». Купил двадцать девять ящиков с мылом для продажи. Присудили понизить в звании до «лейтенанта».
1 декабря 1980 г.
С утра неприятности. Личные. «Накапал» начальник штаба полка. Получил накачку. Майор все интерпретировал так, будто я угрожал часовому оружием. И откуда у людей подлость?..
Полковник, видно, отчитывал грешного старлея больше по обязанности. От души у него получается эффектнее. Но настроение все равно испорчено. Понимаю: сам оплошал.
Пришел в палатку насупленным и злым. Смотрю, ребята пытаются раз-веселить. Олег из кожи лезет: «Леш, да плюнь ты. Сам же говорил: большие неприятности случаются раз в три года. Смотри, сколько времени до следующей!..» Вмешивается Фомин: «Прочитал заметку о тебе в газете. Ту, которую приезжий корреспондент написал. Очень понравилась. Правильно написал…»
Я отмахнулся, а потом чувствую, на душе потеплело. Бывает, портим друг другу кровь. Принуждает к этому обстановка. А на поверку в любой момент станем за товарища горой.
Вечером заглянул в палатку заместитель начальника политотдела дивизии. Молодой и «дикорастущий». Всего лишь на четыре года старше меня, а уже и академия есть, и такая должность. Фамилия у него интересная — как у известного космонавта. Может, в этом и секрет его быстрой карьеры?.. Поговорили о насущном. Пообещал, что каждый слетает хоть на пять-семь суток в Союз повидать семьи. Эти бы слова да Богу в уши. Хотя вряд ли получится. Скоро опять весна, опять начнутся активные боевые действия. Какие там командировки…
Вечером ездили на проверку в Кабул. Была возможность отвести за вчерашнее душу. Долго ли накопать недостатков. Проверял как раз батальон, где служит тот молодой лейтенант. Поговорили спокойно и по-товарищески. Познакомились ближе. Парень извинялся: «Я же не знал, что у вас будут неприятности. Надо мной теперь весь полк смеется… Проявил бдительность…» Я же сказал, что сам виноват. Кто из нас не помнит первые дни лейтенантской служ-бы?! Шарахались от всего. Не зря опытные офицеры смеются: самый страшный проверяющий — молодой лейтенант.
Ночью поскользнулся на броне. Грохнулся вниз. Сбил всю коленную чашечку. Виной тому водитель. Не дождался, пока все слезут, и резко дернул. Могло быть и хуже.
Таким образом, пошла полоса неприятностей. Все одно к одному… Так уж устроена человеческая жизнь…
2 декабря 1980 г.
Получил из дома письмо. Мать передает привет от Валентина Розова. Росли вместе. От него недавно ушла жена с детьми. Не ладится семейная жизнь. Отчего-то вспомнилась давняя-давняя история. Убивали собаку. Мне тогда было лет восемь. Валентин и его друг Васька, ребята постарше, позвали на речку. Пошли втроем, взяв с собой черного лохматого пса. Я думал, купать. Но ребята сразу стали топить. Васька заплывал в речку, держа собаку на поводке, и нырял. Та — вслед за ним. Потом выскакивали, отфыркивались, а Валентин кричал: «Дольше, дольше держи под водой!» «Попробуй сам!» — огрызался товарищ.
Я спросил, зачем они топят пса. Валентин ответил, что тот душит и ест цыплят. Было жалко, и я просил отпустить. Но мальчишки вылезли на берег и, поняв, что утопить животное просто так трудно, начали его бить. Они брали собаку за лапы и бросали об землю. Казалось, били не этого беспородного барбоса, а самого меня. Особенно невыносимо стало, когда из черного носа потекла кровь. Она была ярко-ярко-красной. Но самое удивительное, после каждого удара пес вскакивал на лапы и, виновато виляя хвостом, жался к ногам своих маленьких убийц. Это уже было слишком. «Отпустите, пусть бежит, куда хочет», — просил я со слезами на глазах. В конце-концов истязатели устали. Я отцепил поводок. Пес не хотел убегать…
К счастью, собаку тогда не убили. Но домой она уже не вернулась. Почему мне сегодня вспомнилось это, сказать не могу. Я видел здесь кровь. Кровь убитых и раненых. Щедро полит ею непрестанно вращающийся шарик. Жестокость… Она воспитывается в нас с детства. И проявляется она не только в физическом убийстве, истязании. Людей еще мордуют и нравственно.
Мать пишет, дома пошли слухи, будто я ранен. Да еще в живот. Удивительно, откуда такая нелепость? Кому выгодно истязать больное сердце старой женщины, ожидающей своего сына? Кто решил испытать нервы отца, имеющего тяжелое проникающее ранение в голову времен войны? Ведь эти слухи тоже могут обер-нуться убийством. Косвенным. Беспардонные люди…
На душе скребут кошки. Не дай Бог кому-то еще испытать такое, как нашим матерям. Кстати, меня уже второй раз хоронят. Говорят, есть примета: жить буду долго. «Свежо предание»…
3 декабря 1980 г.
Опять ночная проверка. На сей раз — караульной службы. Ходил по «малому» кругу — тылы, хлебозавод, разведчики, автомобилисты и связисты. Кстати, о караульной службе. Сижу и пишу эти строки. Темно. Вдруг совсем рядом автоматный выстрел. Метрах в трех-четырех от палатки. Лень выйти посмотреть, в чем там дело. Привыкли. Не убило, значит, стреляли не по нам. Наверное, разряжали оружие. Кто-то передернул затвор и нажал на спуск, не отсоединив ма-газин… Да, вот прямо сейчас зашел Витька Хромов — наш вечный «караульный пес» — и стал ругаться. Выстрелил, как я и предполагал, молодой солдат. При разряжании. Витька со своим взводом уже почти год несет караульную службу в штабе. Бессменно. Свихнуться можно, а парень еще не лишен и чувства юмора. Начнет кто-нибудь словами из устава: «Заслышав лай караульной собаки…», Витька сам тут же засмеется: «…Немедленно подойти к лейтенанту Хромову и дать ему… сигарету. Не откажусь и от более существенного…»
С Хромовым, командиром взвода НАД — начальника артиллерии дивизии — поначалу я пару раз поругался. Ершистый паренек. Но потом как-то незаметно подружились. Витька, добрейший и порядочнейший человек, вскоре стал любимцем палатки. И мне очень нравится. Жалуется он мне иногда на своего замкомвзвода Володю Луберга. Володя — это экземпляр еще тот. Кличка у него — «Одеколон». Бывший студент, москвич, уже «дембель», кстати, очень неглупый парень, он, однако, грешит употреблением спиртного. Пьет понемногу, но часто. А так как на водку денег нет, то употребляет одеколон. И самое интересное — не поймаешь с поличным. Запах одеколона… И все тут.
