Виталий Гладкий - Кишиневское направление
– Русские предприняли наступление на флангах. Значит, это разведка боем. Кажется, теперь мне понятны их замыслы… – Голос генерал-оберста окреп, приобрел жесткость: – Все-таки главные удары русских будут нанесены по флангам! Дай Бог, чтобы это было не так, чтобы наши замыслы не оказались ошибкой… – Он на некоторое время умолк, и Дитрих слышал лишь тяжелое дыхание Фриснера; наконец генерал-оберст продолжил – уже гораздо тише и с угрозой: – Мне будет очень жаль, господин штандартенфюрер, если обнаружится, что вы ввели штаб группы армий в заблуждение…
«Неприятности для того и существуют, чтобы их преодолевать, – хладнокровно думал штандартенфюрер Дитрих, сидя в машине, которая везла его на аэродром; он уехал, не попрощавшись с Фриснером, – генерал-оберст как раз инспектировал позиции. – Удачи вам и всего наилучшего, мой генерал. Играйте дальше без меня. Все, что было в моих силах, я сделал. Думаю, вам будет на ком отыграться, если ваш замысел окажется пустышкой. Например, полковник Бунтрок, начальник разведуправления группы армий. Самая подходящая кандидатура. И все же нужно было сказать Фриснеру на прощанье, что не разведчики дали добро на эту бессмысленную войну с русскими, а политики и генералы. Чтобы потрафить фюреру в его устремлениях на Восток, Канарису приходилось лгать и изворачиваться, изображая СССР колоссом на глиняных ногах; уж мне-то об этом известно лучше, чем кому-либо из офицеров вермахта. Иначе его расстреляли бы гораздо раньше…»
Дитрих всегда был везунчиком. Вот и теперь, едва он принял решение позвонить Шелленбергу, как шеф VI управления РСХА сам вспомнил о штандартенфюрере и приказал ему немедленно возвращаться в свой кабинет, находившийся в здании РСХА по улице Принца Альбрехта, 8. За Дитрихом даже прислали из Берлина самолет.
И все же, несмотря на то, что такие вызовы в карьере разведчика случались довольно часто, штандартенфюрер немного волновался. Он чувствовал, что в его судьбе произойдут какие-то крупные изменения. Неужели Шелленберг снова пошлет его в Южную Америку?
Возможно, весьма возможно… Ах, как хотелось бы! Похоже, не зря перед отъездом в Кишинев Дитриха вызвал Шелленберг и очень долго расспрашивал про южно-американскую агентуру и о связях штандартенфюрера в руководстве Аргентины. Нет, не зря!
Шеф никогда не теряет время попусту, тем более – на бессмысленные разговоры с подчиненными…
В открытые окна «опель-капитана»[53] влетел горячий ветер, который принес запах гари и еще чего-то, очень неприятного. До слуха штандартенфюрера донесся нарастающий грохот артналета. Постепенно в разрывы снарядов начал вплетаться зловещий несмолкающий вой – будто наступил конец света и все дьяволы вырвались из преисподней.
Дитриху хорошо был знаком этот звук. Это начали «петь» русские «катюши». Штандартенфюрер зябко втянул голову в плечи, будто ему вдруг стало холодно, и уже открыл рот, чтобы приказать водителю ехать побыстрей, но тот словно подслушал мысли Дитриха и нажал на педаль газа до упора.
Это уже была не разведка боем. На кишиневском направлении войска 2-го и 3-го Украинских фронтов перешли в решительное наступление…
Из истории Великой Отечественной войны 1941-45 гг. «Для сокрытия подготовки к операции, а также с целью заставить Фриснера верить в то, что наступление советских войск надо ждать только в районе Кишинева, по указанию Ставки проводились мероприятия по оперативной маскировке. Для этого в районе Шерпени 5-я ударная армия генерала Н.Э. Берзарина демонстративно готовила наступление. 18 августа 1944 года советские войска провели операцию по овладению Шерпенами и соединению двух плацдармов – Шерпенского и в районе Спеи.
В этом бою принимали участие два штурмовых батальона и отдельная рота. Противник силой до батальона под прикрытием артиллерийского и минометного огня и при поддержке 15–20 самоходных орудий пять раз контратаковал наступающие советские войска. К концу дня советские войска были отведены на исходные позиции. Ложное сосредоточение войск проводилось также в полосах наступления на правом крыле 2-го Украинского фронта.
Командование 3-го Украинского фронта провело оперативную маскировку на этом участке фронта. Немецкое командование укрепляло оборону, ожидая наступление советских войск в районе Дубоссары, Григориополь, так как с точки зрения классической тактики эта полоса была наиболее удобной – в случае прорыва здесь открывался кратчайший путь на Кишинев. Проведенные мероприятия были удачными. Командование группы армий “Южная Украина” считало, что противник будет наносить удары в двух направлениях: на днестровском участке фронта в районе Тирасполя и западнее Прута в районе Ясс. Но предположения немецкого командования были ошибочными.
Оперативный замысел советского командования заключался в следующем:
1) Северная группировка противника. 2-й Украинский фронт попытается прорваться на юг между реками Прут и Серет, чтобы отрезать армейскую группу “Думитреску” и помешать ее отходу на запад.
2) Южная группировка в районе Тирасполя. 3-й Украинский фронт в начальном периоде будет сковывающими действиями удерживать на месте войска армейской группы “Думитреску” до тех пор, пока северная группировка не блокирует переправы через Прут.
Уложившись в указанный срок на подготовку к операции, оба фронта 19 августа, во второй половине дня, провели контрольную разведку боем на широком участке. После получасовой артиллерийской подготовки советские войска, силами не более батальона перешли в атаку.
С помощью разведки боем прощупывалась оборона противника, определялось эшелонирование сил и выявлялись наиболее уязвимые места…»
22 августа 1944 года. Из сводок Совинформбюро. «Войска 2-го Украинского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали сильную, глубоко эшелонированную оборону противника северо-западнее города Яссы и за три дня наступательных боев продвинулись вперед до 60 километров, расширив прорыв до 120 километров по фронту.
В ходе наступления войска фронта штурмом овладели мощными опорными пунктами обороны противника – городами Яссы, Тыргу-Фрумос, Унгень, а также заняли более 200 других населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты Гэнешти, Круча, Дорошкани, Войнешти, Сокола, Мироняса и железнодорожные станции Унгень, Кукутени, Сырка, Тыргу-Фрумос, Чиуря, Бырнова.
Войска 3-го Украинского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации, прорвали сильно укрепленную и развитую в глубину оборону противника южнее города Бендеры и за три дня наступательных боев продвинулись вперед до 70 километров, расширив прорыв до 130 километров по фронту.
В ходе наступления войска фронта освободили более 150 населенных пунктов, в числе которых районные центры Молдавской ССР Каушаны, Чимишлия, Волонтировка, районные центры Измаильской области Манзырь, Тарутино, крупные населенные пункты Киркаешти, Урсойя, Заим, Тараклия, Стурзень, Лейпциг, Березина, Красна, Фараонь, Слобозия, Пуркарь и железнодорожные станции Киркаешти, Каушань, Заим.
Наши войска перерезали железную дорогу Бессарабская – Белгород Днестровский (Аккерман).
На других участках фронта – поиски разведчиков, в ряде пунктов идут бои местного значения».
Эпилог
В один из сентябрьских дней 1945 года на небольшой украинской станции ненадолго остановился эшелон, состоящий из вагонов-теплушек, в которых ехали солдаты Красной армии, возвращаясь в родные края после победы над гитлеровской Германией. Несмотря на раннее утро, перрон полнился людьми. Это не были будущие пассажиры поезда. И встречающих среди них не наблюдалось.
Основную человеческую массу, запрудившую крохотный перрончик, составляли женщины – и совсем пожилые, и в годах, и молодухи, на щеках которых играл здоровый румянец, а тугие, обтянутые ситцевыми кофточками груди вызывали невольные вздохи вожделения у солдат, толпившихся возле раздвижных дверей вагонов.
Ну и, понятное дело, тут же вертелись вездесущие пацаны. Они вьюнами ввинчивались в толпу и плавали в ней и впрямь как юркие рыбешки в воде, выныривая в самых неожиданных местах, едва не под колесами паровоза.
В руках женщин почти не было видно цветов, как в первые дни и недели после Победы. Первый заряд эйфории уже прошел, уступив место тревоге и извечному вопросу солдатки: «Вернется ли мой?…»
Этот вопрос так явственно читался в глазах женщин, толпящихся на перроне, что некоторые ветераны, просоленные походным потом, как тарань, и обвеянные всеми ветрами Европы, не выдерживали его напора и тушевались. Они закуривали «козьи ножки» и укрывались за густой дымной завесой от женских взглядов, из которых буквально струилась неземная печаль вперемешку со страданиями.
