Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская
— Есть другая?
— Да. Есть другая.
Просто она оказалась не женщиной.
«В этом беда человечества: ему недостает разума, чтобы устремляться к своим вершинам в легкие и удобные времена. Человечество ждет катастроф».
Садхгуру
Перемены
Дома все было стабильно. Стабильно хорошо и спокойно. Поездка оставила у меня какой-то совершенно непередаваемый и очень неприятный привкус. Первые сомнения закопошились в голове. С каждым днем тишины пропасть между той девочкой, которая кидала в багажник «икса» десятки килограмм масксетей, свечей, коптеров, раций и выезжала в ночь, несмотря на опасность, прилеты и усталость, и той, которая часами могла теперь смотреть с гамака на террасе в одну точку и просто пила чай, вспоминая, анализируя, находя все новые и новые несостыковки между словами и делами, была огромна. Осознанно или нет, я искала любой предлог надеть маску на себя.
«…и той девочки влюбленной, преданной и раскаленной не осталось…»
Иногда звонил Влад, оставивший тогда, весной, записку в ручке моей машины. Замечательный красивый мальчик из отличной семьи. Звал на кофе, кальян, в Таиланд на все лето. Лень было даже искать какие-то приличные предлоги. Хорошие мальчики никогда не имели шансов в моей ненормальной Вселенной. Основанное на лжи и попытке уйти от себя никогда не приводит никуда, кроме как краю пропасти. А на одном я уже балансирую, без любопытства заглядывая в бездну и не удивляясь, когда ловлю взгляд оттуда. Я уже сбежала однажды «от».
Поэтому кофе я пила, а всему остальному просто аккуратно, чтобы не поранить, говорила «нет». В моей жизни просто не было места никому и ничему больше. И в сердце его тоже не было. Были только похожие один на другой дни сурка. Но каждый день из командировки куда-то туда писал Грин. Иногда звонил, и на час я выпадала из анабиоза. Он возвращал мне по кускам мою собственную жизнь, меня, мои опоры. И протягивал ту самую кислородную маску.
— Лена, помни, независимо от того, кто кого любит, вы нужны друг другу. У вас дело. Просто отложи пока личное. Все решится само. Ты не можешь их бросить. С ума, что ли, сошла? И кто их так будет опекать?
— Но я так не могу. Это не бизнес. Убери фундамент — и рухнет вся постройка. — Да и с любовью все не так однозначно казалось.
— Не рухнет. Тебе нужно масштабироваться и всегда иметь план Б, В и Г.
— Если у тебя есть план Б на жизнь, значит, твой план А просто дерьмо.
— Дурко твоя фамилия.
— Да-да, и твой новый позывной «Сука» все еще свободен.
План Б убивает план А, тот самый великий генеральный план, где ты все уже представляешь, где широкими мазками нарисована картина и выписаны тонкой беличьей кистью изящные завитушки узора сопутствующих явлений. Но есть один фокус, доселе не известный никому, кроме нас, странных, увлеченных, немного сумасшедших мистических прагматиков. Это выражение, подхваченное мной у одного чайного гуру — Дэна, как нельзя лучше ложится на мою собственную философию.
Чем больше ты думаешь о том, что должно свершиться, тем больше планов рождается в твоей голове. Как игра-тест по стрелочкам: «Вы любите лакричные палочки?» Стрелочка «Да», стрелочка «Нет». И в конце — хоба! «Вы — депрессивный психопат со склонностью к насилию». А все безобидно начиналось с вопроса о лакричных палочках.
С планами на жизнь та же история. Они имеют тенденцию никогда не осуществляться в виде планов. Бог смеется, и клетки на поле меняются прямо в процессе игры. Партнер негодует. Но Бог не обещал тебе ничего, и понятия «правил» игры существуют только в воспаленном воображении дуально мыслящего. Нет одной правды. И все происходящее — истина.
Чай горячий и пахнет вишней. Звезд не видно, но где-то поет сверчок. Это истина. Все остальное просто твоя правда. Либо резонирующая, либо нет с правдой тех, кого ты ей в итоге осчастливишь.
Мысленно я уношусь в зиму 22/23. Был ли у меня план? Никакого. Был страх. Требующий срочной трансформации. Никаких планов Б и Г. Я пошла по единственному доступному мне в данный момент пути.
Грин приехал внезапно и сразу ко мне. Глаза красные от усталости, веки воспалены. Так бывает, когда человек трет слипающиеся глаза изо всех сил, не давая себе уснуть. В руках какой-то пакет. Приехал убедиться, что в своем разочаровании я не схватила депрессию и не вышла в окно. Он приехал просто потому, что так в его системе координат было единственно верным. И еще потому, что хотел. Кто хочет, тот делает. Все остальное, все сложные заковыристые объяснения чужих не-поступков лишь ложная анестезия для приятия очевидного.
— Корми меня уже. Я 1000 километров за рулем просидел.
— Зачем?
— За надом. Не отвлекай человека, когда он ест. Чай пить будем уже или как? — аккуратно ставит пакет на стол. — Заехал вот. Еле вырвался. Наши все там.
На пакете надпись «Причал», и это может значить только одно: внутри самый лучший в мире «Наполеон». Все думают, любовь — это побеждать драконов во славу ее имени. Но иногда она обретает форму кусочка того самого «Наполеона», потому что однажды ты позвонил, а дорогой тебе человек плакал. И неважно, что на дворе ночь, и есть дела, и ты не принадлежишь сам себе, и позади 1000 километров без сна. Дорогой тебе человек плачет. Ему плохо. И ты не можешь дать ему то, что он оплакивает. Но можешь привезти «Наполеон».
Наливаю чай. На душе — удивительно спокойно и радостно.
— Правильно все, что легко, — сама не замечаю, как произношу вслух продолжение какой-то мысли.
Грин не согласен со мной. Для него мои «легкие пути» равны безумию. В его понимании человека из обезьяны сделал труд. В моем — некоторые ударники труда до сих пор не вышли из состояния homo erectus[9].
— Ну давай, расскажи мне, как тебе легко. Салют бахнул — и ты подскочила на полметра. Это от легкости?
А еще однажды я чуть не упала на землю при виде детского бумажного змея на другом берегу реки.
— Нелегко мне потом. В процессе у меня нет и не может быть иного выбора. Понимаешь? План А. Один по определению.
— Получить «химарем» в лоб? Отличный план. В твоем стиле.
В тишине летней подмосковной ночи его раздражение становится буквально осязаемым. Белеют костяшки пальцев. Слишком часто за эти годы он видел, как призрачная старуха, махнув
