Марина - Алия Амирханова

– Гражданка… – спросил один из них, ожидая, что Марина представится.

Марину бросило в жар.

– Шнайдер Марина Викторовна. А в чём собственно дело?

– Муж дома?

Услышав слово «муж», она потеряла дар речи. Стояла, как статуя с большим животом, с широко раскрытыми глазами. Мужчины показали Марине свои удостоверения, но от страха она не смогла различить ни одной буковки, ни то что прочесть.

– Разрешите войти?

Один из мужчин легонько подвинул её, и они оба прошли в комнату. Марина так и осталась стоять в прихожей, но лишь на какое-то мгновение. Откуда взялась решимость, она не знала, да это было и не важно. Она быстро вернулась в свою в комнату, в которую несколько секунд назад вошли гости.

– Что здесь происходит?

Словно смелая птица, защищающая своего детёныша, она встала перед мужем лицом к незнакомцам, словно прикрывая его – вместо крыла – своим животом.

Мужчины молчали. Один из них проверял паспорт Лёни.

– Гражданка, предъявите и вы свой паспорт.

–Что?

– Паспорт, предъявите, – уже более грубо повторил один из пришедших.

– Мариночка, успокойся. Паспортная проверка. Где твой паспорт? – Лёня ласково отстранил жену в сторонку, и выйдя вперёд, принёс ей стул и помог сесть.

– Паспорт в сумке.

Марина сидела, Лёня стоял рядом, пока один из пришедших, представившийся майором госбезопасности, изучал теперь уже паспорт Марины, а другой, званием ниже, проводил обыск, сунув им какую-то бумажку под нос. Обыскивал он комнату бесцеремонно и со знаем дела.

– Гражданка, когда вы встретились со своим мужем? –задал вопрос майор.

– В январе прошлого года.

Её голос дрожал. Она начала понимать, по какому поводу здесь эти мужчины. Сердце её замерло от страха. «Это конец» – подумала она и обречённо стала ждать развязки всей этой истории.

– Понятно, что вы вновь встретились с гражданином Шнайдером в январе прошлого года, а когда познакомились раньше?

Спрашивая это, майор наклонился к Марине, точнее сказать, навис над ней, как скала. Другой его напарник продолжал обыск, но время от времени поглядывал на них исподтишка, как бы наблюдая за реакцией их лиц.

– Что вы несёте? Мы раньше не знали друг друга. – вступил в разговор Лёня.

– Молчать, – майор грубо остановил Лёню.

Марина попыталась встать со стула.

– Сидеть! Отвечать на вопрос! Когда и где вы познакомились со своим мужем раньше?

Марина была напугана до смерти. Она почувствовала, как к ней в душу вновь вползает уничтожающий её, как человека, тот её животный страх детства, юности. Страх обезоруживающий, ломающий. Но она также чувствовала и некую силу сопротивления. Теперь она была иной. Её душа бунтовала и не позволяла страху вползти окончательно. Как набат, в мозгу стучала мысль.

Ты теперь другая. Ты носишь под сердцем ребёнка. Вашего с Лёней ребёнка и, если ты сейчас дашь слабину и испугаешься, начнёшь волноваться, он родится раньше срока и прямо здесь. У них на виду.

Она ожидала всего от них, ибо слишком безжалостны были их лица. Но она, как будущая мать, разве позволит причинить вред своему ребёнку? Да ни за что! Не бывать этому!

– Отойдите подальше! – и столько огненных стрел выпустили её прекрасные глаза, что майор, допрашивающий её, опешил.

Он молча выпрямился и отошёл. Марина встала и, поддерживая живот обеими руками, заговорила, тихо, но с какой-то внутренней яростью. И вместе с тем она потихоньку надвигалась на майора, вынуждая того отступать.

– Я впервые увидела своего мужа второго января у касс в кинотеатр «Родина». Там шёл фильм «Свинарка и пастух». Он стоял в очереди за мной.

Говоря это, Марина отдавала себе отчёт, что информацию могут проверить, и потому говорила о событиях, которые были в действительности. Второго января она ходила с Таней на фильм именно в «Родину». Были выходные, причем Лёня уже был в Союзе и вполне мог тоже сходить на тот фильм.

– В фойе он подошёл ко мне. Заговорил, представился. Потом он купил пирожное. Мы ели и разговаривали. Так, обо всём и ни о чём. После фильма он проводил меня до дому. И почти через месяц мы поженились. Ещё вопросы есть?

–Что вы делали в Калуге?

– Жили. Я работала медсестрой.

– Муж?

– Лёня не работал. Он помогал хозяйке квартиры по хозяйству.

– Почему уехали?

– Просто так. Хотелось уединения.

Произносившая эти слова Марина была прекрасна. Беременность не отметилась ни единым пятнышком на её красивом лице. Выражение глаз, черты лица наоборот смягчились, стали более женственными. Народная мудрость гласит, что, когда женщина носит под сердцем сына, она становится особенно очаровательной, в отличие от девочки-плода, который красоту матери забирает. Большие карие глаза Марины, охваченные гневом, стали почти чёрными и обворожительно блестели. Оба сотрудника, заворожённые смелостью, напористостью, а может, больше всего – красотой женщины, растерялись на некоторое время, но быстро сориентировались. Майор повернулся к своему сослуживцу, который намеревался что-то сказать.

– Всё чисто, – прошептал тот.

Майор повернулся к Лёне.

– Гражданин Шнайдер, для выяснения некоторых обстоятельств вы задержаны, – убирая паспорт Лёни себе в папку, произнёс он, передавая паспорт Марины второму. Возможно, Марине и показалось, но тот, второй, бережно и осторожно положил её паспорт на стол.

– Проедемте с нами, – эти слова адресовались только Лёне.

– Лёнечка! – Марина бросилась к мужу.

Что-либо говорить она боялась: как бы ненароком не сказать что-то непозволительное.

– Мариночка, всё хорошо. Это какое-то недоразумение. Я скоро вернусь, – Лёня быстро обнял жену и вместе с гостями вышел из комнаты.

На улице майор восхитился Мариной.

– Женщина – огонь, и какая красивая! Похоже, даже не догадывалась, кто есть её муж. С потрохами выдала. «Не работал», – майор грубо засмеялся. – Ему только за тунеядство три года лагерей светит.

– Ага, – в ответ пробурчал второй Кэгэбэшник.

Лёню посадили в машину и доставили в специальный отдел тюрьмы Лефортово. У него была недолгая беседа со следователем, который показал ему его иностранный паспорт и объявил, что он обвиняется в шпионаже в пользу иностранного государства. Потом его увели и закрыли в отдельной камере. Оказавшись за решёткой, Лёня в полной мере ощутил ужас произошедшего с ними. А ведь счастье было таким возможным.

После того, как Лёню увели, Марина пару минут неподвижно сидела на диване. Плакать она не могла, да и некогда было. Она лихорадочно обдумывала, что делать. «Как хорошо, что соседей нет дома. Лишние уши и глаза нам совсем ни к чему», – эта мысль в череде других пронеслась в голове, как констатация факта. «Надо звонить Эдуарду Петровичу. Но вдруг наш телефон прослушивается?» – эта мысль уже требовала осмысления. Недолго