Джек Хиггинс - Бенефис Лиса

Хейни Баум снял Голубой Макс и Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами и положил их на столик. Он достал из-за щек резиновые вкладыши и посмотрел на себя в зеркало и, запустив руки в волосы, помассировал голову.

— Неплохо, Хейни, совсем неплохо. Интересно, что сказал бы этот великий человек, если бы узнал, что играет его еврейский парень?

Он начал расстегивать китель, а Мартиньи, который в это время уже стоял по другую сторону портьеры, накручивая глушитель на ствол Вальтера, вошел в комнату. Баум сразу увидел его в зеркале, и, как старый солдат, мгновенно выхватил маузер из кобуры на ремне, лежавшем на столике.

— Не стоит, — сказал Мартиньи. — Эти новые модели глушителей просто чудо. Если бы я выстрелил вам в спину, даже вы сами этого бы не услышали. Теперь руки на голову и сядьте на скамейку.

— Это что, заговор СС, с тем чтобы от меня избавиться? — сказал Баум, играя свою роль до конца. — Я знаю, что рейхсфюрер Гиммлер всегда меня недолюбливал, но не осознавал, насколько сильно.

Мартиньи сел на край кровати, достал из кармана пачку Житан и вытряхнул одну, действуя одной рукой. Когда ему удалось закурить, он произнес:

— Я слышал ваш разговор с Хофером на террасе. Он назвал вас Бергером.

— Нашли себе занятие?

— И я был за этой занавеской пару минут назад, когда вы разговаривали сами с собой. Так что давайте перейдем к фактам. Факт номер один: вы не Роммель.

— Это говорите вы.

— Ладно, попытаемся снова. Если я являюсь участником заговора СС, который должен вас убить по приказу Гиммлера, то, если вы не Роммель, какой смысл мне это делать. Другое дело, если вы, все же… — Он поднял пистолет, и Баум глубоко вздохнул.

— Очень умно.

— Так вы не Роммель?

— По моему разумению, это уже теперь ясно.

— Кто вы? Актер?

— Ставший солдатом, ставший снова актером.

— Потрясающе, — восхитился Мартиньи. Я видел его в Париже в прошлом году, но вы меня одурачили. Он знает, что вы еврей?

— Нет. — Баум нахмурился. — Послушайте, вы из каких эсэсовцев, в конце концов?

— Да ни из каких. — Мартиньи положил пистолет на кровать рядом с собой. — Я полковник британской армии.

— Ни за что не поверю! — воскликнул Баум изумленно.

— Жаль, что вы не говорите по-английски, я бы вам доказал, — сказал Мартиньи.

— Почему не говорю? Говорю, конечно, — ответил Баум на хорошем английском. — В девятьсот тридцать пятом и тридцать шестом я играл по всей Империи Мосса[12] в Лондоне, Лидсе и Манчестере.

— И вы вернулись в Германию? Вы сумасшедший?

— Из-за родителей. — Баум пожал плечами. — Как большинство стариков они не верили, что это может случиться. Я спрятался в армии, воспользовавшись документами человека убитого во время бомбежки Киля. Мое настоящее имя Хейни Баум. Для Роммеля я капрал Эрих Бергер, 21 парашютно-десантный полк.

— Гарри Мартиньи.

Баум, не без сомнения, пожал протянутую руку.

— У вас безукоризненный немецкий.

— Моя мать была немкой, — объяснил Мартиньи. — Скажите мне, а где сейчас Роммель?

— В Нормандии.

— Какова же цель маскарада? Или вы не знаете?

— Не полагалось бы знать, но я не хуже других умею подслушивать под дверью. — Баум достал сигарету из серебряного портсигара фельдмаршала, вставил ее в мундштук слоновой кости, который ему дал Роммель. — Он потихоньку встречается с генералами Шталпнагелем и Фалкенхаузеном. Совершенно противозаконное дело, насколько я понял. По-видимому, они и еще целый ряд других генералов, понимая, что война проиграна, хотят избавиться от Гитлера и спасти хоть что-то, пока есть шанс.

— Это возможно, — согласился Мартиньи. — Попытки покушения на жизнь Гитлера бывали и раньше.

— Дураки они все, — сказал Баум.

— Вы не одобряете? Меня это удивляет.

— Войну они все равно уже проиграли. Это только дело времени. Им не хватает решительности. Этот мерзавец Гиммлер прикончит их раньше, развесив на крючьях. Не могу сказать, что меня это волнует. Начать с того, что это они помогли Гитлеру захватить власть.

— Это правда.

— С другой стороны, я немец, хотя и еврей. Я очень хорошо узнал Роммеля за эти несколько дней. Он хороший человек. Он просто оказался не с той стороны. Теперь вы знаете обо мне все. А кто вы? Что вы здесь делаете?

Мартиньи рассказал ему коротко о Келсоу, хотя опустил даже упоминание об операции вторжения. Когда он закончил рассказ, Баум сказал:

— Желаю удачи. Судя по всему, это будет непросто вывезти его отсюда на судне. Я-то завтра ночью отсюда улетаю. По крайней мере, быстро.

Мартиньи сразу понял, что есть простое решение всех проблем. Абсолютно гениальное.

— Скажите, когда вы вернетесь, вас отправят обратно в часть? — спросил Мартиньи.

— Думаю, да.

— Что означает, что у вас есть все шансы лишиться головы в ближайшие несколько месяцев, поскольку, когда начнется вторжение, ваши десантные войска будут в самой гуще событий.

— Да уж наверно.

— Не хотите ли вместо этого отправиться в Англию?

— Шутить изволите? Разве такое возможно? — удивился Баум.

— Подумайте сами. — Мартиньи поднялся и начал вышагивать по комнате. — Что самое полезное в положении фельдмаршала Эрвина Роммеля?

— Что же?

— То, что каждый делает то, что вы ему горите делать. Например, завтра вечером вы отправляетесь в аэропорт, чтобы вернуться во Францию на маленьком Сторче, на котором прилетели сюда.

— И что?

— Там есть JU52, транспортный почтовый самолет, который вылетает завтра почти в то же время. Как вы думаете, что произойдет, если фельдмаршал Роммель появится перед самым отлетом со штандартенфюрером СС, с раненым моряком на носилках и с юной француженкой и потребует этот самолет? Как вы думаете, что они могут возразить?

Баум улыбнулся.

— Немногое, я полагаю.

— Как только мы взлетим, до ближайшего пункта на английском берегу будет не больше, чем полчаса лета даже на этом почтовом самолете.

— Бог мой! — воскликнул Баум. — Да вы это всерьез!

— Вы хотите в Англию или нет? — спросил Мартиньи. — Решите это для себя. Конечно, если бы вы не встретили меня, вы вернулись бы во Францию и присоединились к фельдмаршалу. И кто знает, что могло бы произойти. Очередной заговор против Гитлера может быть раскрыт, и Эрвину Роммелю конец. Я подозреваю, что не поздоровится и тем, кто был с ним связан. Давайте смотреть правде а глаза: вы сами, непременно, должны показаться очень подозрительным гестапо и Гиммлеру.

— Вы, однако, мастер находить нужные слова, — сказал ему Баум.

Мартиньи затянулся сигаретой.

— Даже если вы выживете, друг мой, Берлин очень скоро будет похож на кирпичный завод. Русские жаждут крови, и, я думаю, что Союзники отойдут в сторону и позволят им получить свое. — Он выглянул наружу. — Нет, я, действительно, думаю, что предлагаемая мной альтернатива, единственный выбор для человека разумного.

— Вы бы прекрасно зарабатывали, займись вы страхованием жизни, — сказал Баум. — Кстати, у меня есть кузен в Лидсе, который на севере Англии. В Йоркшире, если быть точным. Единственный мой родственник, если он еще жив. Мне нужен кто-то, кто скажет каддиш по мне. Это заупокойная молитва, если не знаете.

— Я знаю, что это, — терпеливо сказал Мартиньи. — Так мы договорились?

— Берлин, как кирпичный завод. — Баум покачал головой и улыбнулся. — Мне это нравится.

— Тогда так и сделаем. — Мартиньи скрутил глушитель и убрал пистолет в кобуру.

— А что делать с Хофером?

— Зачем с ним что-то делать?

— Он неплохой. Не отличается от нас. Я бы не хотел, чтобы он пострадал.

— Я придумаю что-нибудь. Мы это обсудим с друзьями. Я присоединюсь к вашему туру по восточному берегу острова завтра утром. Будьте немного дружелюбней со мной. В подходящий момент, когда Неккер будет рядом, спросите, где я на постое. Я скажу, что это усадьба де Вилей и все о ней. Замечательное расположение, удивительный сад и так далее. Скажете Неккеру, что вам это кажется привлекательным. Что вы хотели бы остановиться там на ланч. Настаивайте на этом. Там мы окончательно и договоримся.

— Третий акт переписан перед самым спектаклем, нет ни малейшего шанса провести репетицию, — сказал Баум с кривой усмешкой.

— Вы же знаете, это и называется шоу-бизнес. — Мартиньи проскользнул между шторами и исчез.

Сразу после полуночи Шон Галлахер и Гвидо спустили Келсоу по узкой лестнице в спальню Элен. Сара ждала у приоткрытой двери сигнала Элен с другого конца коридора. Элен подала сигнал, и Сара быстро открыла дверь.

— Пошли, — сказала она.

Галлахер и Гвидо снова сцепили руки и понесли Келсоу. Лестница в кухню была шире, и им пришлось не так трудно, как при спуске в спальню, так что через пару минут они были уже в кухне. Они ссадили Келсоу с рук, и Элен заперла дверь на лестницу.