Виталий Гладкий - Кишиневское направление
Эсэсовцы заметили их чересчур поздно. Они тут же перенесли огонь в сторону сада, но Ласкин тоже не зевал и, выпустив длинную очередь, отвлек немцев. Пока эсэсовцы отвечали Ласкину, разведчики успели скрыться за деревьями, и теперь бежали к бронетранспортеру изо всех сил, не обращая внимания на пули, которые срывали с древесных стволов кору и роняли на их головы дождь из яблоневых листьев.
«Опоздали!» – Маркелов до крови прикусил нижнюю губу. Возле бронетранспортера он увидел унтера, который о чем-то оживленно разговаривал с местным жителем в зеленой потертой шляпе – то ли молдаванином, то ли румыном. Второй эсэсовец, – наверное, он был водителем или механиком – отворив верхний лючок, проверял мотор.
Цивильный, который почему-то показался старшему лейтенанту знакомым, глядел на рослого эсэсовца подобострастно, буквально ел его преданным собачьим взглядом.
«Похоже, эта сволочь и сдала нас немцам, – мельком подумал Маркелов. – Наверное, приходил в монастырь за кирпичом для домашних нужд… или зашел сюда яблок нарвать, заметил бесхозный бронетраспортер и доложил, кому следует…» Неподалеку от бронированной машины стояла самодельная деревянная тележка на резиновых колесиках от детской коляски.
Все эти мысли, наблюдения и выводы пронеслись в голове старшего лейтенанта в один миг. Не сбавляя хода, Алексей яростно выкрикнул что-то невнятное и полоснул очередью по бронетранспортеру. Унтер и цивильный упали, будто их скосило невидимой косой.
Второй эсэсовец – механик – оказался на удивление проворным и ловким типом. Сначала он спрятался за бронетранспортером – скатился с капота, при этом умудрившись оказаться на ногах, а затем очень шустро достал гранату из подсумка, выдернул запальный шнур, но бросить свою М-24[42] не успел. Степан и Маркелов, опередив Пригоду и Татарчука, уже выскочили на линию огня и ударили из автоматов почти одновременно.
Эсэсовец отшатнулся назад и упал, сжимая в руках длинную рукоятку гранаты. Взрыв застал разведчиков распластавшимися на земле; осколки прозудели над ними, словно осиный рой. Но большая их часть ударила по бронированной машине, не причинив ей никакого вреда.
Больше возле бронетранспортера немцев не оказалось. Видимо, они не ожидали, что разведчики рискнут вырваться из огненного кольца таким образом. Это казалось невероятным.
Татарчук быстро осмотрел машину, включил зажигание – мотор заработал. Кучмин возился около пулемета, который оказался в полной исправности. Запас патронов был солидный, и Степан, примерившись, выпустил длинную очередь в эсэсовцев, которые уже просочились в сад и, перебегая от дерева к дереву, начали прицельно обстреливать бронетранспортер, в который уже забрались разведчики. Гитлеровцы залегли.
– Прорываемся во двор! – приказал Маркелов.
– За Николаем! – обрадовался Татарчук.
Он выжал сцепление, и бронетранспортер, набирая скорость, покатил по садовой дорожке.
– Степан! – вдруг закричал Маркелов и, схватив автомат, открыл боковую дверь с намерением выбраться наружу; он сидел рядом Татарчуком, который вел бронетранспортер.
Степан тоже увидел, что так взволновало старшего лейтенанта, – из-за дерева торчал смертоносный набалдашник «панцерфауста»[43], – но развернуть пулеметную турель не успел: немец приложил трубу к плечу и нажал на спуск.
Однако Татарчука реакция не подвела: он резко затормозил, и заряд пролетел перед самым его носом – в полуметре от бронетранспортера.
– Сукин сын! – пробормотал бледный старшина, глядя, как эсэсовец, обхватив яблоню обеими руками, сползает вниз; Маркелов опоздал на самую малость.
Вытерев о брюки внезапно вспотевшие ладони, Татарчук снова включил скорость…
Степан крутился вместе с турелью, как заведенный; треск крупнокалиберного пулемета распугал эсэсовцев, которые попрятались в укрытия и лишь изредка отваживались отвечать на выстрелы. Ему помогал Пригода. Он стрелял экономно, короткими очередями. И почти каждая очередь его автомата находила свою цель.
Неожиданно пулемет умолк. И Маркелов услышал басовитый голос Пригоды:
– Стэпан, шо с тобою!? Та нэ мовчы, видповидай! Степа, дружэ мий…
Старшей лейтенант посмотрел в окошко, прорезанное в кузове, и увидел, что Пригода склонился на Кучмином и плачет.
– Нэма бильшэ Степы, нэмае-е… – повторял он как испорченная пластинка.
– Что там случилось?! – спросил Татарчук, стараясь перекричать рев мотора.
– Степан убит, – ответил старший лейтенант. – Твою дивизию!..
– Эх, Степа!.. – Татарчук скрипнул зубами. – Как же ты так?… Тебя же ничто до сих пор не брало – ни пуля, ни нож, ни осколки. Сколько раз были под артобстрелом. И потом, там же броня…
Пулемет ожил снова. Теперь уже стрелял Пригода. Он сорвал пулемет с турели, и, вертясь волчком, сыпал свинцовый горох во все стороны. Тяжелый МГ-34 в его широких ладонях казался детской игрушкой.
Бронетранспортер продолжал метаться по садовым дорожкам. Татарчук едва не плакал от бессилия: на пути к Ласкину, который все еще напоминал о себе короткими и редкими автоматными очередями, вставала непроходимая стена деревьев. Тем временем эсэсовцы все сильнее сжимали вокруг бронетранспортера свинцовые тиски. Пули барабанили по броневым листам обшивки градом; и еще один «панцерфауст» не достиг цели – помешали деревья.
– Проскочу… – Крепко стиснув зубы, Татарчук выжимал из мотора все возможное. – Чтоб я сдох, проскочу!
Неожиданно внимание разведчиков привлек грохот сильного взрыва. Из окна трапезной повалил густой черный дым, смешанный с пылью, и автомат Ласкина замолчал. Еще до конца не веря в случившееся, Татарчук яростно бросил машину в узкий проход между двух яблонь. Хорошо, что одна из них оказалась трухлявой и сломалась как тростинка.
– Назад, Иван! – крикнул Маркелов. – Николаю уже ничем не поможешь…
– И Колян погиб… Погиб! – шептал безутешный Татарчук.
Он любил Ласкина, хотя нередко подтрунивал над ним. Но что поделаешь, такова уж бесшабашная хохлацкая натура. Хохол не упустит момента посмеяться даже над родным батькой.
Исполняя приказ старшего лейтенанта, Татарчук вырулил на широкую садовую дорожку, которая поросла высокой густой травой. Она вела прямо к широкому пролому в монастырской стене. Наверное, эта дорожка и выдала разведчиков, потому что свежие следы гусениц бронетранспортера просматривались на ней более чем отчетливо.
Возле монастырской стены, на дороге, стояли два грузовика «опель-блиц», с десяток мотоциклов и легковая машина. Пригода, чудом уцелевший в свинцовой метели, бушевавшей вокруг бронетранспортера, полоснул очередью вдоль этой небольшой колонны, распугав солдат-водителей. Собравшись в кружок, они покуривали и с тревогой прислушивались к стрельбе за забором. Татарчук, протаранив левым бортом несколько мотоциклов, выехал на дорогу.
Но на повороте дороги, ведущей к окраине, старшина вдруг резко затормозил – с той стороны к монастырю спешили бронетранспортеры.
– Сворачивай! – Маркелов показал на переулок.
Татарчук повел машину через лужи, колдобины и липкую грязь к виднеющейся метрах в двухстах брусчатке одной из улиц, параллельной той, по которой шла вражеская колонна. Гитлеровцы заметили их маневр и пустились в погоню.
Петро только вздыхал огорченно, поглядывая на безмолвный пулемет, – кончились патроны. Да и что могли сделать пули МГ-34 с броней, за которой укрылись немецкие солдаты? Калибр маловат.
А преследователи настигали…
Мост появился внезапно, как показалось разведчикам. Реку нельзя было узнать: совсем недавно это был узкий и обмелевший ручей, воробью до колен, а теперь в берегах бурлил с грозным ревом мутный поток, который время от времени перехлестывал через дощатый настил моста. Создавалось впечатление, что волны раздвинули берега, и теперь мост напоминал тонкий дощатый щит, перекинутый через бездонную пропасть.
Пост у моста бронетранспортер сбил, не останавливаясь. Из фельджандармов спаслись немногие, и среди них уже знакомый разведчикам фельдфебель. Завидев несущийся на него бронированный ящик, он, не долго думая, прыгнул в воду, которая сразу же подхватила его и понесла вниз по течению словно щепку.
На середине моста Татарчук неожиданно притормозил.
– Что случилось?! – спросил старший лейтенант.
– Петро дал отмашку… – немного растерянно ответил старшина.
– Цэ я тормознув, – немного виновато сказал Пригода, заглядывая в кабину. – Прощавайтэ, хлопци.
С этими словами Петро взял здоровой рукой ящик с толом, спрыгнул на настил моста и побежал обратно.
– Нэ згадуйтэ лыхом! – крикнул он на бегу. – Та йизжайтэ вжэ, чого вы стовбычытэ на выду?!
Татарчук как-то заторможенно кивнул и дал по газам.
