Гильза с личной запиской - Валерий Дмитриевич Поволяев
Снег был рассыпчатый, в нем можно было утонуть не только тяжелому подсвинку, но и легкой Баське, лыжи тоже держали плохо, хотя были широкие, типа охотничьих, но без мехового подбоя, не позволяющего человеку сползать с крутизны назад. Черепенников, пока шел, проваливался по щиколотку.
Изучив вспушенный след, он хотел было свернуть в лес, посмотреть, что там, но воздержался от попытки. Пока снег мягкий, рассыпающийся, как манная крупа, пока в него проваливаешься с запасом, не только по щиколотку, но иногда и по колено, он ничего не увидит.
Надо подождать – пусть снег окрепнет, тогда и можно будет обследовать лес, особенно дубы, дающие кабанам сладкий корм. Так уж устроено в России – там, где растут дубы, живут и вепри. Без желудей им никак не обойтись, на корешках и травках они не протянут. При случае кабан может и птицу, если она не очень ловкая, сожрать, и зверька вместе с его гнездом и запасами корма, и молодой, только что проклюнувшийся лесной подбой пустить на завтрак вместо аппетитного салата.
Черепенников развернул лыжи к дому, подумал, что неплохо бы обзавестись собакой, но где ее возьмешь, собаку эту?
В Амурской области собак вообще раз-два – и обчелся, – слишком много на здешней земле работает корейцев, а им собачье мясо все равно, что ребенку мороженое: очень этот народ любит лающие бифштексы и шурпу из собак белого цвета.
– Ну что, Лева? – спросил у Черепенникова Жигунов, высунув голову из дома и вглядываясь в сумрачные сенцы. – Стадо съедобных бегемотов так и не подкатило к нашему крыльцу?
– К сожалению, пока не подкатило, но за зиму пару-тройку кабанов добудем обязательно – предпосылки для этого есть…
– Давай к столу, Лева, жареная картошка поспела.
Картошку на всю команду жарили все в той же огромной сковороде, крышку для нее из старой печной заслонки вручную склепал Зубенко. Получилась она не очень ровная, даже немного перекошенная, но накрывать ею сковороду было удобно. Да и Семеныч гнался не за красотой, за другим гнался, – чтобы крышка надежно служила повару, и картошка жарилась в сковороде ровно, как в чугунке, поставленном на печные угли.
Снег около двух домов был изрыт ходами сообщений, как на войне, только к Амуру тропка еще не была расчищена и протоптана, а в остальном знакомство с наступающей зимой состоялось.
Первого кабанчика, – и не одного, а в паре с папашей-секачом, – взяли через три с лишним недели. Снег на земле просел, укрепился, стал плотным, покрылся коркой, в некоторых местах спрессовался настолько, что молодые кабаны даже не пробивали копытами наст. Наст словно бы одеревенел.
Пора было подумать о свежанине.
На охоту отправились вчетвером, дома оставили одного человека, – Зубенко (нельзя, чтобы в жилье не было человека), сами же разбились, двое встали на номера, двое наладились в загон. Еще раз пожалели, что у никаноровских коммунаров нет собаки, есть только пестрая кошка Баська, но Баську же в загон не отправишь… А собака бы сняла многие вопросы и даже хлопоты с них, одна собака могла запросто выгнать на номера, на стволы засады целую стаю кабанов…
В загон пошли Жигунов и Черепенников. Хрумкая настом, умело давя его лыжами, они зашли в густотье леса и растворились в нем. Словно бы их и не было вовсе.
Но они были – через двадцать минут вдалеке раздались крики, слышимость была хорошая, один из загонщиков дал выстрел в воздух, – для тех, кто стоял на номерах, это был сигнал.
– Слышно отлично, мог бы и не жечь патроны, – сварливо проговорил Микулин. – Не жалеет припас.
Он был прав. Все, что касается охоты – и порох, и патроны, и литые пули, и гильзы с капсюлями ныне стоили дорого.
– Неведомо, в какую трудную минуту этот впустую спаленный патрон пригодился бы нам, – продолжал ворчать Микулин, – а он пригодился бы точно.
Командир был прав. Слишком уж кусачие цены установили власти на охотничьи патроны, а уж на ружья, на стволы с закалкой и воронением – вообще запредельные.
Вдалеке, – а в морозном разреженном воздухе показалось, что совсем рядом, почти за ближайшим кустом, – очень громко, раскатисто ахнул еще один выстрел, с отзвоном толкнулся в твердое небо и, словно бы рассыпавшись на осколки, понаделал в трескучем, наполненном холодом воздухе кучу дырок.
– Похоже, кабан попал под выстрел.
– Вполне возможно… Только наши стрелки в кабана не попали.
С Амура, поднимая звонкие крупчатые хвосты, принесся тугой, непонятно почему пахнущий свежими яблоками ветер, толкнул охотников в спины, обсыпал снежным сеевом и, сшибив с макушек кустов стеклистую наледь, взвыл зло и умчался в глубину леса. Анисимов осуждающе покачал головой:
– Атаман Свист какой-то, а не ветер.
Микулин вытянул голову – хотел услышать, что происходит в глубине деревьев. А там, собственно, ничего и не происходило. Если бы была собака, она подала бы голос, по голосу же всегда можно понять, кого гонит пес, где конкретно находится, к чему надо готовиться и так далее: без пса в лесу плохо. Надо бы поговорить с Ханиным и Фаридом – вдруг у них есть какие-нибудь собачьи зацепки?
До них вновь донесся вскрик, потом еще один, затем все смолкло; через мгновение опять загоготал ветер и минуты три не мог успокоиться, а когда успокоился, охотники снова услышали несколько вскриков и удары палкой по стволам деревьев. Это явно Жигунов веселился, он всегда что-нибудь выдумывал, голова на этот счет у него обычно работала в ускоренном темпе.
В следующее мгновение Микулин услышал негромкое встревоженное хрюканье.
– Оп! – мгновенно вскинулся Анисимов. – Слышал голос?
– Слышал.
– Я, пожалуй, оттянусь от тебя метров на двадцать.
– Действуй! Только не зацепи, когда будешь стрелять из-за спины.
– Не боись, родимый!
Опять раздался вскрик, пробивший Анисимова азартом, как током, – раздался много ближе, чем раньше, значит, загонщики и кабаны уже недалеко.
Ветер утихомирился и вскоре исчез совсем. То, что ветер стих – это хорошо, ведь он гнал запах людей точно на кабанью семью и ориентировал ее, а когда увядший ветер примерз к насту, то и шансов почувствовать вонь горелых стволов и дух человечий у кабанов почти нет.
Семья кабанья возникла внезапно, без единого звука, – не издала ни скрипа, ни шороха, ни щелканья, с которым любят ломаться под копытами всякие промороженные сучки, – вынеслась из-за огрузших в снегу кустов, которые даже не пошевелились, ни одна веточка не дрогнула, – бесшумно.
Идущий впереди стада кабан – отец
