Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом
— Дурни! — серьезно отвечал богатырь. — Теперь Алоиз Ковач еще злей будет бить фашиста, чтобы скорей с ним покончить. В апреле, сказал манжелке, жди меня дома.
Он был полон веры в счастливое будущее своего первенца, как и его Мария, и это было естественное чувство людей, вся жизнь которых была впереди. Они были молоды и к тому же любили друг друга. Но шла война, а смерть, как известно, не разбирает, кто молод, кто стар. И нужно же было взводу Франтишека Пражмы завязать перестрелку с немцами! Алоиз с Павлиндой остались у пулемета, чтобы прикрыть отход товарищей. Немцы отошли, но и партизаны возвратились на базу с потерями: Алоиз Ковач был убит, а молодой обувщик смертельно ранен и скончался в тот же день.
Похороны устроили с фараром. Так пожелали словаки — друзья Алоиза и Павлинды. Сделали хорошие гробы и установили рядом, а девушки украсили их цветами и еловыми ветками. От местного национального комитета возложили венок, и еще кто-то принес два венка. Каждые десять минут сменялся почетный караул. Фарар отслужил панихиду. Гробы положили на сани, впереди шли девушки с венками, за ними друзья покойных, затем шел фарар с молитвенником в руках и строем — партизаны. Замыкали шествие жители села.
Могилы вырыли на кладбище, среди памятников и крестов. И тут, у могил, состоялась гражданская панихида. Майор Зорич произнес речь. Он говорил о том, Что родина Алоиза Ковача и Любомира Павлинды переживает трудные дни. Немецкие варвары вторглись в Чехословакию и захватили ее богатства. Но Чехословакия жива и будет жить, имея таких сыновей, как Алоиз Ковач и Любомир Павлинда.
— Сегодня мы провожаем вас, бесценные наши судруги, в последний путь. Но жизнь ваша будет примером молодым борцам за свободу и честь родины, и память о вас, боевые судруги, останется в сердцах людей навечно…
Командир отряда кончил говорить, и Нестор Степовой, стоявший рядом, вспомнил первую встречу с молодым обувщиком, и его слова, что он все равно сбежит к партизанам, и как он проводил их в дом, где стояли немцы, и как ушел из родного города в горы, а теперь вот лежит в гробу с восковым лицом и сомкнутыми губами. А рядом лежит Алоиз Ковач — сама доброта и отвага, человек, который дважды спас Нестору жизнь. «Но даже ценой Собственной жизни, — с горечью думал Нестор, — сейчас нельзя возвратить дыхание этому большому, грузному и неподвижному телу». И впервые за многие годы, может быть впервые после смерти матери, Нестор почувствовал, как к глазам подступают слезы.
Франтишек Пражма взмахнул рукой, и взвод, в котором служили Алоиз Ковач и Любомир Павлинда, вскинул винтовки и дал три залпа. Майор Зорич, начштаба и Франтишек Пражма бросили в разверстую могилу по горсти земли, а затем у могилы прошел весь отряд, и каждый бросил горсть земли, отдавая последний долг отважным партизанам.
КОРИЧНЕВАЯ ШЛЯПА
Был конец февраля, и в этот день, как это уже не раз бывало, последние известия о положении на фронте Ян Колена узнал за чашкой кофе от милейшей пани Гуличковой.
— Как вам нравится, пан Колена, корреспонденция, которую стала я получать?
Старуха любила ввернуть в разговор какое-нибудь «интеллигентное» слово. Оглянувшись на двери, пани Гуличкова положила на мраморный столик рядом с прибором свою «корреспонденцию» — розовый листок низкосортной бумаги. Приступая к завтраку, Ян прочел:
«На территории Чехословакии северо-западнее города Лученец советские войска, действуя в трудных условиях горно-лесистой местности в полосе Карпат, с боями заняли более 60 населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты Склярово Дубрави, Детва, Кривань, Другайовци, Стара Гута, Червена…»
Это была сводка Совинформбюро, добрая весточка от патриотов. Гелена и Боришка давно уже не занимались этим делом, они выполняли значительно более опасные и трудные задания. С их помощью не один вражеский офицер был отправлен к праотцам. Так что в этот раз не его девочки были корреспондентками пани Гуличковой. Впрочем, они бы никогда не пошли на такой шаг, зная, что Колена — постоянный клиент пани Гуличковой. Но все равно они были удивительно близки ему, эти неизвестные патриоты, с которыми он имел общих друзей и общих врагов.
Пани Гуличкова между тем уже перешла к текущим событиям:
— Если русские будут продвигаться так быстро, то скоро наши «друзья» смажут пятки и в Братиславе. Как вы думаете, пан Колена?
«Друзьями» пани Гуличкова иронически называла немецких оккупантов. И так как пан Колену, как всегда, промолчал, а пани Гуличкова и не ждала ответа, то она продолжала:
— В городе творится черт знает что. То авария на электростанции и сидишь в темноте, то воды нет. Говорят, все это дело рук коммунистов. А как вам нравится этот случай на «Аполло»?
Она была хорошо осведомлена, пани Гуличкова: ведь кафе посещали разные люди, а за вкусно приготовленным блюдом кому не приятно поболтать со словоохотливой и любезной хозяйкой?
«Значит, в городе уже известна диверсия на «Аполло», — с удовольствием подумал Колена. — Что ж, очень хорошо. Пусть знают люди: горит земля под ногами фашистов…»
Взрыв нефтепровода на заводе «Аполло» был хорошо подготовлен и явился венцом ряда актов саботажа.
Патриоты собирались на квартире заводского инженера. Изредка приходил и Ян Колена, настоящее имя которого не знал даже хозяин. Жена инженера, молодая и миловидная, разливала в маленькие чашечки ячменный кофе, но за спором гостей он остывал, о нем забывали. И всякий раз говорили о том же: немцы не должны получать нефть! Но как это сделать? И тогда кто-то предложил взорвать нефтепровод. Эта мысль родилась в бессонную ночь, когда за окном немецкий патруль в подкованных сапогах гулко чеканил шаг, и, может быть, эта опасная идея потому и родилась, что брусчатку родной Братиславы попирал немецкий сапог.
Взорвать нефтепровод не так уж трудно: под большим напором нефть сама сделает свое дело. Но могут быть жертвы среди рабочих, и именно эти опасения вызывали спор. Нет, не за себя они боялись, а за жизнь друзей и товарищей по работе, людей, не знавших о предстоявшей диверсии. Наконец сошлись на том, чтобы устроить негласный пикет. Если уж рисковать, так своей жизнью. И они взорвали нефтепровод. Несколько дней корабли Дунайской флотилии будут стоять без горючего.
Колена поднялся, и пани Гуличкова, как уже вошло это в привычку, спросила, что он хотел бы на ужин.
— Вы уже давно, пан Колена, не ели гуляш с кнедликами.
— Это правда, пани Гуличкова, у вас хорошая память.
Старуха просияла: лучше угодить ей пан Колена не мог. Пани Гуличкова упорно не хотела стареть, а хорошая память, как известно, признак молодости. И чтобы, в свою очередь, сделать приятное милейшему пану Колене, хозяйка кафе обещала:
— Получите сегодня такие кнедлики, каких никогда еще не ели…
Могла ли она знать, могла ли предполагать, что ее обожаемый клиент закончит сегодня день в одиночке тюрьмы крайского суда по Заградницкой и больше никогда-никогда не переступит порога ее кафе?
— Благодарю вас, пани Гуличкова, вы очень любезны.
— Да хранит вас святая Мария!
Когда Ян вышел и за его спиной прощально звякнул колокольчик, мимо шмыгнул какой-то господин с плоским лицом и в коричневой шляпе. Именно шмыгнул, а не прошел. Так подумал Колена и, пройдя до угла, осторожно оглянулся. Может быть, ему только показалась, что он заметил ту же коричневую шляпу, мгновенно исчезнувшую в подъезде, или так оно было и на самом деле? Во всяком случае, появилось неясное чувство тревоги, и с каждой минутой оно все более росло. Заворачивая за угол, Ян теперь всякий раз осторожно оглядывался. Однако коричневой шляпы больше не видно было. Может быть, это была случайность?
День предстоял хлопотный: нужно было встретиться со многими людьми. А тут еще эта записка Коллера, оставленная в конторе. «Уважаемый пан Колена! — значилось в записке Лео. — С огорчением сообщаю вам, что заключение сделки на условленную партию машин под большой угрозой в связи с появлением конкурента. Не соблаговолите ли назначить свидание? Чем скорей, тем лучше. Время не терпит!»
Ян был отважным человеком и знал, на что идет, когда простился с майором Зоричем, собираясь в Братиславу. Но сейчас у него похолодело сердце, когда он прочел записку. Лео довольно прозрачно сообщал о серьезной опасности. Да, видимо, опасность действительно велика, если Лео вызывает к Холмовскому раньше положенного времени. В следующую минуту Колена взял себя в руки. Разве он не знал, что на войне жизнь и смерть соседствуют? Важно только встретить опасность во всеоружии.
Закончив с делами в конторе, Ян мысленно наметил план действий. Теперь ясно, что к нему привязался шпик. Но он глубоко просчитался, этот господин с плоским лицом, если думает, что Ян Колена поведет его по своим следам.
