Игорь Гуров - Зарево над предгорьями
Из машины вышли генерал Тюриченко и член Военного Совета фронта.
— Товарищ член Военного Совета, — доложил Кабарда, — тут немного необычный пленный…
— Подождите, полковник, — остановил его тот. — Здравствуй, Володя! — протянул он руку Вовке. — Рад видеть тебя живым, здоровым и поздравить со вторым орденом.
Пока Вовка здоровался с Тюриченко, член Военного Совета подошел к седому немецкому офицеру.
— Ошень неудашно, — услышал Вовка глуховатый голос немца. — У вас ошень легко дышится, но мой место сейчас в Германии.
— Это верно, — ответил член Военного Совета. — Германскому народу нужны люди, открывающие ему глаза. Еще больше понадобится таких людей после войны. Нужно будет строить новую, свободную, демократическую Германию.
— Зо, — убежденно сказал немец, — это есть истина!
— Садитесь в машину, — предложил член Военного Совета. — Решим в штабе фронта, как с вами быть.
Кабарда разговаривал с Катей.
— Добре, — он покрутил тонкий ус. — Кончай дела в партизанском отряде и возвращайся в часть. Скоро опять в рейд пойдем. — И, нагнувшись к ее уху, спросил: — А как разумеешь, Вовка до мене не пийдет? В разведвзвод?
Неожиданно послышался лай Верного. Привязанный к подводе, пес рвался в сторону.
— Чего это он? — удивился Кабарда.
Верный лаял на пленного солдата в коротком мундире и узких штанах.
— Гарденберг! — вскрикнула Катя.
Обер-штурмбаннфюрер рванулся к плавням.
— Стой! — закричал конвоир.
Вовка поспешно отвязывал Верного, но Гарденберг уже скрылся в камышах.
Найти след по воде Верный бессилен.
Катя и несколько казаков из полка Кабарды побежали в камыши. В глубине плавней раздались выстрелы.
Казаки генерала Тюриченко двинулись в степи — освобождать станицы и хутора. Сибиряки, матросы и партизаны, форсировав Кубань, вошли на рассвете в Краснодар.
Радость, ни с чем несравнимая радость переполняла Вовку. Едва копыта коня ступили с деревянного настила моста на землю, он взлетел в седло, дал шпоры и помчался к центру города.
Где-то в стороне раздавались пулеметные очереди и, как филин в лесу, ухал одинокий миномет. Но центр был уже свободен.
Низко пригнувшись к луке, Вовка все погонял и погонял коня. Еле поспевали за ним Шурик и Измаил. Остальные отстали.
Как разрушен город! Развалины института, где училась Галя, груды кирпича на месте архитектурного памятника — старинного атаманского дворца…
Пролетев мимо раздетого зимними ветрами парка, Вовка и его друзья выскочили на главную улицу.
Оборванные, изможденные женщины бросились к ним навстречу. Более суток назад одна за другой пробрались они сюда. Они знали, что подвергают себя смертельной опасности: стоит попасть на глаза фашисту — и прощай, жизнь. Но не было сил не пойти навстречу своим.
И вот перед ними три всадника, три солдата. Широкие красные ленты на кубанках, черные бурки, как огромные крылья, бьют по крупам лошадей; алые башлыки флагами полощутся за спиной.
— Наши! Казаки! Партизаны! — раздавались крики.
Вряд ли кто из женщин заметил, что перед ними всего лишь подростки. Для них это первые освободители.
Обнявшись с какой-то немолодой женщиной, плакал Вовка.
— Говори, сынок! Чего-нибудь говори! — сквозь слезы просила женщина.
Вовка увидел устремленные на него родные, счастливые глаза и долго не мог ничего сказать.
— В общем, — проговорил он наконец, — фашисты здесь больше не будут.
И срывающимся мальчишеским голосом крикнул:
— Да здравствует Советская родина!
