Войта Эрбан - Беженцы и победители
— Да я не допрашиваю, Петр Матвеевич, — отвечает Владя. — Просто у него чешская фамилия, и мне интересно, знает ли он, откуда родом его предки.
— Он что, чех?
— Чехом, вероятно, был кто-то из его прадедов. Возможно, он родом из Судет.
— Ну что ж, спроси, только побыстрее, а то его ждут в штабе.
Майор сидит неподвижно.
— Вам понятен мой вопрос, герр майор? Меня это интересует, потому что я чех.
На сухощавом лице майора появляется легкая усмешка, за которой скрывается покорность судьбе.
— Да, мне известно о чешских войсках, которые сражаются в России. В моих жилах течет немного чешской крови, совсем немного. Но, несмотря на это, я считаю себя немцем и горжусь, что принадлежу к этому великому народу…
— К народу, который придумал бесчеловечные расовые законы, — уточняет Давид Фришман.
Майор отмахивается:
— Вздор какой! Эти законы выдумал Адольф Гитлер…
— А потом он развязал эту чудовищную войну… — подступает к майору бледный от волнения Фришман, но Королев движением руки успевает остановить его.
— Кто несет ответственность за войну, которую вы проиграли? Только Гитлер?
— Нет, не только… Но это не имеет значения. Теперь ничто не имеет значения…
* * *По бурой от пыли дороге тащат тяжелые орудия тягачи. Уже не скрытно, не ночью, а белым днем. Это добрый знак. Он свидетельствует о том, что превосходство Советской Армии на земле и в воздухе неоспоримо.
Дорога, насколько хватает глаз, забита орудиями и минометами, танками и самоходками. Этот поток кажется неостановимым. Может, с этим потоком чехословацкие воины дойдут до Кракова, а потом через Моравские Ворота двинутся домой. Эх, если бы все так и случилось!
Далеко за линией фронта
Близится весна, и в сердцах солдат крепнет надежда на скорое возвращение к родным очагам. Из Чехословакии время от времени приходят тревожные сообщения — о зверствах, чинимых оккупантами над мирным населением, о многочисленных казнях и расправах. Но верить в это как-то не хочется. Солдатам, покинувшим родину еще в тридцать девятом, даже представить трудно масштабы свершившейся трагедии. Постигнуть это им доведется гораздо позднее. А пока все их думы и помыслы устремлены к теперь уже не столь далеким Карпатам.
Отрывочные сведения, приходящие из Москвы, дают возможность хотя бы в общих чертах воссоздать ход событий на недавних переговорах. Несмотря на то что в выступлении по Московскому радио 12 декабря прошлого года Бенеш подчеркивал, что развитие послевоенных отношений между Чехословакией и Советским Союзом возможно лишь на основе «взаимного уважения к независимости и суверенитету, равно как и невмешательству во внутренние дела другого государства», на практике он продолжал придерживаться тактики, выработанной еще в домюнхенский период. Понять это помогла беседа, состоявшаяся во время обеда в чехословацком посольстве.
Казалось, Бенеш не замечает ничего вокруг — настолько он был занят своими мыслями. Когда принесли суп, он механически придвинул к себе тарелку, так что его личный врач Клингер, сидевший рядом, вынужден был задержать его руку с ложкой: «Вам этого есть нельзя, пан президент. Минуточку…» И он насыпал в суп какого-то порошка. «Я вас слушаюсь, пан коллега», — безучастно отозвался Бенеш и принялся рассуждать о политике, о военных поставках, об их взаимосвязи с решением послевоенных проблем.
Присутствующие в большинстве своем важно кивали или просто отмалчивались. В полемику с президентом отважился вступить только посол Фирлингер, который резонно заметил, что Советский Союз никогда не допустит вмешательства в свои внутренние дела.
Бенеш, не сдавая позиций, попытался отшутиться, фамильярно называя Фирлингера Зденеком и даже Зденеком-торопыгой, видимо, памятуя свое давнее — еще со времен первой мировой войны — знакомство с ним. Но Фирлингер упорно стоял на своем, хотя его оппозиция выходила за рамки дипломатического протокола.
Все обратили внимание на то, что Бенеша раздражает даже упоминание о Мюнхене. Зато он с удовольствием теоретизировал по вопросам послевоенного устройства Чехословакии, оставаясь сторонником восстановления домюнхенских порядков. В этом его точка зрения расходилась с установками компартии, настаивавшей на том, чтобы окончательное решение о государственном устройстве освобожденной Чехословакии принял сам народ, чтобы все мероприятия в переходный период проводились демократическим путем при активном участии широких слоев населения.
В ходе декабрьских переговоров в Москве Бенеш и Готвальд достигли соглашения о принципах проведения мер экономического и социального характера после освобождения страны: об отмене всех имущественных и других изменений, насильственно осуществленных нацистами, о возмещении ущерба жертвам преследований, о национализации крупных предприятий и т. д. Все это, безусловно, способствовало упрочению национального единства.
Тогда же газета «Ческословенске листы» опубликовала статью одного из соратников Готвальда — Яна Швермы о роли национальных комитетов, создаваемых на оккупированной территории. В ней автор, следуя стратегической линии партии, рассматривал комитеты как революционные органы власти народа не только на завершающей фазе войны, но и в период после освобождения страны. Президент Бенеш статью одобрил и в феврале 1944 года счел возможным призвать все патриотические силы Чехословакии создавать национальные комитеты нелегально. Таким образом, в этом принципиальном вопросе между президентом и руководителями КПЧ было достигнуто полное единодушие.
Будучи опытным политиком, Бенеш не мог игнорировать такой важный фактор, как настроения личного состава чехословацких войск, сражавшихся на советско-германском фронте плечом к плечу с Советской Армией. Пройдя вместе с ней от Соколова до границ родной земли, чехословацкие воины получили хорошую боевую и политическую закалку. «Солдат начинает разбираться в политике», — говорили теперь офицеры службы просвещения. И были правы. Прошли те времена, когда основной заботой чехословацкого воина было добросовестное выполнение поставленной ему боевой задачи, а что касалось вопросов политики, то тут он всецело полагался на президента, который одновременно занимал и пост верховного главнокомандующего. Нынешний чехословацкий солдат, которому предстояло возвратиться на родину победителем, имел собственные взгляды на будущее республики и ее армии.
Однако важнейшим фактором, предопределившим изменения в тактике поведения Бенеша, был, безусловно, исход гигантских по масштабу сражений на советско-германском фронте. Советская Армия в середине 1944 года добилась выдающихся успехов, разгромив 170 гитлеровских дивизий. На северо-западе была окончательно снята блокада Ленинграда и освобождена Ленинградская область. 21 июля советские войска вышли на государственную границу с Финляндией. На центральном участке фронта развернулось мощное наступление в Белоруссии, в результате которого советские войска вышли к границам Чехословакии и Польши. В составе войск Белорусских фронтов продвигалась к Варшаве и к берегам Вислы 1-я польская армия. На юге советские войска полностью очистили от врага Правобережную Украину и Крым и перенесли военные действия на румынскую территорию.
Победы Советской Армии вызвали огромный международный резонанс и способствовали дальнейшему упрочению антигитлеровской коалиции. Перед профашистскими режимами Хорти, Тисо, царя Бориса, Петена и Квислинга замаячила мрачная перспектива быть сметенными собственным народом. После высадки союзников в Сицилии был свергнут и нашел спасение под крылом у Гитлера Муссолини. По Италии прокатилась волна забастовок и демонстраций против продолжения войны. Активизировалась освободительная борьба народов Балканских стран. Новых успехов добилась Народно-освободительная армия Югославии, в рядах которой сражался чехословацкий партизанский отряд «Ян Жижка».
Летом 1944 года США и Великобритания открыли наконец второй фронт в Европе. Западный вал гитлеровской обороны был прорван. 6 июня американо-английские экспедиционные силы высадились на побережье Нормандии. Дивизии Рундштедта, разбросанные на протяжении более чем тысячи миль, долго оказывать сопротивление не могли.
В рейхе была объявлена третья по счету тотальная мобилизация, в протекторате — трудовая мобилизация. Гитлер провозгласил территорию Германии неприступной крепостью, но 30 фашистских дивизий оказались отрезанными в Прибалтике. Советские войска стояли у порога Восточной Пруссии.
Нарастающие удары союзников свидетельствовали о том, что дни Гитлера и его клики сочтены. Момент, когда Германия перестанет угрожать народам Европы, в том числе чехословацкому народу, приближался. Вот почему чехословацкие воины, как и все чехословацкие патриоты, все чаще задумывались о судьбах родины в послевоенное время.
