Теодор Вульфович - Ночь ночей. Легенда БЕНАПах

События и персонажи накатывались, как волна за волной, и накрывали с головой. Не было передышки и почти не было сна. Была одна надежда, что противная вражья сторона вот-вот выдохнется окончательно и падет.

XIX

Конец света

А еще южнее южной окраины Берлина в эти самые часы десятки тысяч солдат, сержантов и офицеров, немалый остаток немецко-фашистских войск, обуянные страхом перед возмездием, кожей, инстинктом и потрохами чуяли и отдавали предпочтение любому наказанию на Западе перед судьбой военнопленного «ин Сибириен» на Востоке… Обезумев от войны и поражения, под крики команд, в угаре, они ринулись навстречу смерти — пошли в свой последний прорыв. Как сомнамбулы, бежали, почти не глядя, не понимая, что, для того чтобы прорваться на Запад, им придется пройти сквозь толщу советских разъяренных, развернутых и готовых к сражению боевых частей, обремененных тяжелым опытом всей войны и заряженных обоймами возмездия.

Насколько хватал глаз, лавина кипела, накатывалась на редкие посты флангового охранения, остатки разрозненных тылов, способных оказать Бог весть какое сопротивление… Почти не стреляя, серая масса бежала и шла, перетекала. А лавине наперерез по шоссе и прилегающим дорогам уже мчались бронированные колонны поднятых по тревоге победителей: бронетранспортеры, мотоциклы, зенитчики — всё, что не успело увязнуть в городском сражении. И всё с пулеметами, с пулеметами, с пулеметами!.. В промежутках зенитные скорострельные системы по кличке «Дай-Дай», они тут же, прямо с колес, открывали ураганный огонь. Шквал с каждой секундой нарастал, становился сплошным и ошеломляющим… Вражеская, да уже и не вражеская, самоубийственная лавина по инерции продолжала накатываться, и тогда казалось, что даже всеобщая смерть их не остановит и они вот-вот сомнут все огневые заслоны, а заодно и штаб танковой армии, со всеми его потрохами… Дробь обычных пулеметов заглушило клекотом крупнокалиберных и спаренных, строенных… Словно кому-то показалось, что обычные калибры такую плотную и опсихевшую массу не пробьют, не остановят!.. Ошпаренные гунны, ары, юбераллесы, европейская смесь — «немалый остаток». Их несло лютым восточным ветром «на Запад!», только бы «на Запад!»

Самый передовой, наиболее организованный и решительный отряд прорыва был просто скошен — такой плотный огонь встретил их. А накатывающиеся серые волны продолжали переливаться на солнце и падали, переливались и падали… Остальные уже сами ложились на землю: и наступил такой момент, когда до линии горизонта лежали все.

Пулеметы почти одновременно, без всякой команды, заткнулись, как поперхнулись… Никто уже не хотел, не мог больше вот просто так убивать…

На эстакаду выехала потрепанная машина с мощными репродукторами на крыше. Седьмой отдел «агитации и пропаганды противника» кидался в бой сам и бросал туда свою последнюю технику. На всю округу усталый хриплый голос вещал, а ветерок разносил по полю обрывки немецких фраз.

— Сдавайтесь… Сдавайтесь… — клокотал надсадный кашель. — Не будьте болванами. Сопротивление бесполезно… Во избежание ненужного кровопролития… Капитуляция безоговорочная!.. — голос был такой усталый, не угрожающий, не командный, что немцы по всему полю начали приподнимать головы. — Будьте благоразумны… Вам гарантируется жизнь. Чего еще вам нужно?.. — в ответ раздалась одинокая автоматная очередь, как выкрик самоубийцы. Ей навстречу коротко рявкнули несколько крупнокалиберных пулеметов… Снова водворилась тишина.

Бесстрастный голос прокашлялся и продолжал:

— Обезоружьте ваших психопатов — активных нацистов, эс-эс, одуревших офицеров. Они зря губят солдат… Сдавайтесь!.. Войне конец. При малейшем сопротивлении будет открыт огонь на уничтожение.

Все это, разумеется, произносилось на немецком языке.

Солдаты побежденной армии начали как бы отклеиваться от земли, по одному, по двое, с поднятыми руками и, словно пробуя твердь на упругость, как на болоте, озираясь по сторонам на своих — не прибьют ли?.. — начали медленно двигаться по направлению к шоссе, навстречу ощетинившимся пулеметным линиям…

ПОБЕДА — ЭТО ТАКОЙ РАДОСТНЫЙ КОНЕЦ СВЕТА! ЭТО ЛИКУЮЩИЙ АПОКАЛИПСИС… ЭТО ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАЧАЛО ТОРЖЕСТВЕННОГО КОНЦА.

Поле было усеяно трупами. Но погибли сотни и сотни, а остались жить тысячи и тысячи… Только мертвым и искалеченным от этого было не легче.

Во дворе рейхсканцелярии беспорядочно валялось несколько обгоревших трупов. Пустые канистры, поломанная мебель, множество каких-то бумаг. Два наших офицера бродили по двору. И больше ни души.

— Посмотри. Ты только посмотри, как похож на Геббельса! — удивленно произнес один из них.

— Да это он и есть, — обыденно ответил другой.

Поблизости от обгорелого трупа лежали тела женщины и двух подростков. Побродили еще.

— А это кто? — спросил первый.

— Гитлер, наверное.

— Да он сейчас где-нибудь в Южной Америке…

— Ну да?.. А по-моему, это он. Только усики пообгорели.

— Совсем не похож. И почернел сильно…

— После такой встряски можно и почернеть… Ты на себя посмотри.

Вот так, на захламленном небольшом пространстве городского дворика, в центре Берлина, заканчивался один из самых пошлых вывихов истории.

У этих трупов не было не то что охраны, но и пригляда. Не было рядом штатного оратора, плакальщицы, ни родных, ни соратников, ни музыканта… Так… валялись — и всё.

Двое любопытных пробрались сюда на старом «опеле-капитане» с южной окраины города сдуру, без всякой охраны, только с картой в планшете (правда, с автоматами)… Оба рисковали за каждым поворотом потерять не только автомобиль, но и еще кое-что… И все это к вечеру Первого мая сорок пятого года, в конце дня подписания немецким командованием акта о полной и безоговорочной капитуляции берлинского гарнизона. К середине этого сумасшедшего дня сдалась и цитадель на канале Тельтов. Пленные шли и шли из подземных многоэтажных казематов, казалось, конца им не будет: вылезали, вылезали, говорили, что их там оказалось около десяти тысяч, но считать никто не хотел.

Эти двое любопытных так и не смогли воспротивиться непреодолимому тяготению, этому традиционному «неосознанному влечению», не смогли преодолеть в себе желания побывать в центре самого центрального события первой половины двадцатого столетия, означавшего какой-то поворот истории… К миру!.. По крайней мере, им тогда так казалось. Это был и поступок, и тяжкий проступок в обстановке хоть и угасающей, но все еще войны.

…По двору летели никому не нужные бумажки. Двое созерцателей были — Курнешов Василий и председатель.

«Тебе, еще не рожденному, шлю эти строки, они ищут тебя. Когда ты прочитаешь это, я — раньше видимый — буду невидим… Ты мечтаешь, как радостно было бы, если бы я мог быть с тобой… Пусть будет так, как если бы я был с тобой. (И не будь слишком уверен, что меня с тобой нет.)»

Из любого, даже самого страшного, СНА можно вернуться. Если не погибнешь там, внутри… Они оба благодарили Провидение за то, что ОНО позволило им жить.

— А зачем?.. — неожиданно спросил Курнешов.

— Для того, чтобы приготовиться к еще более серьезному путешествию, — таков был ответ.

ОФИЦЕРЫ СОДРУЖЕСТВА:

БЕЛОУС Иван

ДОЛМАТОВ Василий

ИДЕЛЬЧИК Самуил

КОЖИН Виктор

ПРОЖЕРИНА Антонина

КУРНЕШОВ Василий

ЛЕЙБОВИЧ Зайдаль

ЛЫСИКОВ Василий (Н.)

НЕРОСЛАВСКИЙ Георгий (из ТБр)

РОДИОНОВ Андрей

РОМАНЧЕНКО Петр

ХАНГЕНИ Валентин (Н.)

НАДЕИН Михаил

ШИМАНСКИЙ Валентин

СЕРЖАНТЫ И РЯДОВЫЕ:

БАБАЕВ Александр

ПЕТРУЛИН Федор

РОМЕЙКО Виктор

КСЕНОФОНТОВ Геннадий

КОСТИН Борис

УСИК В.П.

БАШКОВИЧ Георгий

ИЖБОЛДИН АВ.

ЛАПИН Виктор

КОММ Наум

ГОРБАЛЮК В.П.

ИВАНОВ Владимир

ГРИШИН Виктор

СВЕТЛАКОВА Таисия

ДОРОГОВ

ПУШКАРЕВ Николай

МЕДВЕДЕВ Александр

КУРНЕШОВА-БАБЕНКО Раиса

КОВЕЛЬМАН Иосиф

ГОНЧАР Александр

ЦИГАЛЬ Виктор (Худ.)

БЕКЛЕМИШЕВ Нил Петрович — командир 7-го отдельного гв. Пражского мотоциклетного батальона разведчиков, гвардии майор (впоследствии гвардии полковник).

БЕЛОВ Евтихий Емельянович, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант ТВ, командир 10-го гв. Уральского Добровольческого танкового корпуса.

ЗАХАРЕНКО Илья Федорович, гвардии полковник, начальник политотдела корпуса

1

Аттестат — финансовый документ, по которому получали «денежное довольствие» за фронтовика.

2